В погоне за утром - Роэн Майкл Скотт - Страница 7

Прошлой ночью я наполовину потерял голову. У меня были почти галлюцинации. Я чувствовал себя больным, голова кружилась после удара, в этом не было никакого сомнения, я был наполовину пьян и чувствовал себя несчастным; все виделось мне как в тумане. Ничего удивительного, что я окружил романтическим ореолом места обветшавшие или просто убогие, людей – что ж, пусть весьма добросердечных, но неимущих, необразованных, простых и грубых. Или, отбросив в сторону эвфемизмы, откровенно грубых и отсталых. Я превратил нечто совершенно обычное в странное лихорадочное приключение. Это и была правда, крывшаяся за мечтой. А тут все было реальным. Это была повседневная жизнь, моя жизнь. Здесь была Клэр с чашкой кофе, как каждый день; с той разницей, что раз в жизни не попыталась подсунуть мне сахарин вместо сахара.

– Тебе надо восстанавливать силы! – объявила Клэр. – Если ты потерял так много крови…

– Эй, а мне разве кофе не дадут? – потребовал Дэйв.

Клэр фыркнула:

– Тебе – следующему. Стив поранился!

– А, да, я слышал, – Дэйв выглянул из-за компьютера. – Ну, как делишки, мой старый масса? Не может быть, чтобы так плохо, он же на ногах, разве нет? Не на костылях, не в инвалидной коляске или еще что-нибудь!

– Ты что, не видишь, какой он бледный? – запротестовала Клэр так яростно, что я был потрясен.

Дэйв закаркал:

– Кто ты об этом спрашивать, мине? Вы все, бледнолицые, для мой на одно лицо… – Дэйв увернулся, когда Клэр нацелилась на его ухо. – О'кей, о'кей, вид у него и вправду зеленоватый. Обычное дело – хорошая ночка вне дома, да, Стив? И как же ее зовут? – В действительности, выговор Дэйва был точно таким, каким и полагалось быть речи выпускника очень престижной школы – лучше, чем мой, но он все время старался говорить как мальчишка из Ист-энда.

– Ладно тебе, Дэйв, я порезал руку, вот и все, – я обернулся к Клэр, все еще суетившейся вокруг меня, пытаясь выяснить, какой у меня бинт, от чего у меня все глаза оказались залеплены длинными белокурыми волосами. – Дай ему лучше кофе, солнышко, а то он будет невозможным все утро. Вместо того, чтобы быть всего лишь невероятным. Да, и спроси Барри, он уже говорил с «Розенблюмом»?..

Это давало мне повод отделаться от нее. Мне это было необходимо. Клэр в этой роли матери-наседки выводила меня из душевного равновесия. К тому времени, когда она вернется, я уже спокойно погружусь в свою работу и буду слишком занят, чтобы заниматься личными делами.

– А у тебя, Дэйв, что-нибудь уже выяснилось с этой ерундой по кенийскому контейнеру?

Дэйв перегнулся к принтеру и вынул высовывавшийся из него бланк:

– Я как раз разбирался с этим, когда вы пришли, босс. Он болтался на боковой ветке рядом с аэропортом и плесневел. Теперь они его отскребают – с извинениями. Я выставил им демерредж до сегодняшнего дня, но сказал, чтобы держали его, пока мы не выясним, не сможем ли мы организовать какой-нибудь обратный груз.

– Из Кении? Должен быть, для контейнера-рефрижератора. Молодец, Дэйв. – Я вызвал на компьютере кое-какие списки и просмотрел их: – Свяжусь для начала с Хэмилтоном и узнаю, не надо ли ему еще полтонны лютиануса на этой неделе. А ты пока не мог бы достать мне тот проект контракта на немецкое растительное масло? И всю эту еэсовскую волынку с его отправкой?..

Телефон зазвонил, прежде чем я снял трубку:

– Тебя Барри, – сказала Клэр, – насчет «Розенблюма» – срочно.

Да, это была настоящая жизнь.

И все же, пока тянулся день, я обнаружил, что она уже не совсем такая, какой была. Я с головой ушел в работу, твердо настроившись не отвлекаться, не позволять себе бесцельно раздумывать о моих диких блужданиях прошедшей ночью. Я загружал работой Дэйва и Клэр, так или иначе стараясь уклониться от их поддразниванья и кудахтанья. Похоже, это дало результаты. Я умудрился закончить все, что можно уладить в этот день, чуть больше, чем за половину обычного времени. И все же я остался менее спокойным, менее удовлетворенным, чем когда бы то ни было.

– У нас нет температуры или еще чего, а? – осведомился Барри, элегантно пристроившись на краешке моего стола и теребя пачку бланков так, словно отрывал лепестки у розы. Он постучал по своему длинному тупому носу: – Я хочу сказать, ты знаешь не хуже меня, как важен каждый из этих проклятых контрактов, Стив. Я предпочел бы, чтобы ты лучше не спешил и, как обычно, прочесал их, словно отточенной зубной щеткой, чем… проглядел их одним духом и пропустил что-то важное.

Я усмехнулся:

– Никак не угодить, а? Ты годами приставал ко мне, чтобы я ускорял контракты, – и вот сегодня мне раз в жизни повезло, а ты вдруг даешь мне отбой! С ними все в порядке, Барри. Не беспокойся об этом.

Барри оторвал еще несколько лепестков и провел рукой по седеющим золотистым кудрям:

– Если ты действительно ими доволен…

– Доволен. Дэйв, как всегда, работал замечательно, и Клэр – тоже. И ты их сам просмотрел, иначе не сидел бы здесь и не спрашивал. Давайте, господин директор-распорядитель, сэр, убирайте свою полосатую задницу с моего стола! Я доволен!

Но я не был доволен. Не контрактами, которые только что обработал, в них-то как раз я был уверен. Может, я и был на двадцать лет моложе Барри, но работу свою я знал. Просто я не получал от нее того удовольствия, как это бывало обычно. Мне не хотелось вникать в каждую мельчайшую подробность бизнеса, стоявшего за каждой партией груза, как раньше; мне не хватало прежнего стремления выяснить все о каждом товаре, который мы отгружали, начиная с продуктов и кончая предметами искусства – стремления, которое дало мне многие из очень полезных фундаментальных знаний. Я вдруг стал более нетерпимо относиться ко всей этой липкой паутине формальностей, стремиться поскорее от них отделаться. И Барри, будучи тонким бизнесменом, что-то почувствовал. Но будучи также начальством, с которым можно было пошутить, он был достаточно разумен, чтобы не выматывать своих работников.

– Ну, хорошо, мое предусмотрительное дитя! Пойду вместо этого отполирую стол Билла Роуза, посмотрю, может, бухгалтерия тоже подхватит болезнь скорости и обработает счета в рекордное время. По-видимому, это доконает всех наших постоянных клиентов – шок, понимаешь? Э-э… я бы предложил тебе немедленно отправиться домой и дать руке отдых, но если ты можешь поболтаться здесь еще с полчаса – просто на случай, вдруг что-нибудь всплывет, знаешь ведь, как это бывает…

– Конечно. Нет проблем, Барри. – Я бы все равно не ушел домой; что-то подсказывало мне, что там я буду не более счастлив, чем здесь. Я уже был сыт по горло этим навязчивым полувоспоминанием, преследовавшим меня по пятам, отбрасывая на все тень неудовлетворенности. Вчерашним вечером у меня было жуткое пугающее приключение, так мне и надо – нечего связываться с дном жизни. Но чем больше я старался думать об этом, тем меньше мог вспомнить – теперь уже почти ничего, ничего отчетливого. Словно эта дымка была вуалью фокусника, приоткрывавшейся, чтобы показать пустоту, словно все это мне приснилось – все, с самого начала. Тогда почему от этого переворачивалась вся моя обычная жизнь – мое тщательно скроенное и пригнанное существование от Армани, жизнь, которой, как я знал, я мог управлять?

Мне отчаянно необходимо было время, чтобы сесть спокойно и подумать – вспомнить, чтобы потом спокойно забыть. Но тут была Клэр, она принесла мне еще чашку кофе с сахаром и снова болталась поблизости, не давая сосредоточиться. В качестве средства для отвлечения внимания у нее были естественные преимущества. Обычно я не позволял им особенно меня беспокоить: я принял решение обращаться с Клэр только как с компетентным секретарем, каковой она и была, а не как с безмозглой куклой. Строго говоря, на безмозглую куклу она была не похожа: если уж втискивать ее в какой-то стереотип, Клэр скорее напоминала молочницу из рекламы масла. Ее волосы и глаза наводили на мысль о полях пшеницы и летних небесах, и все остальное – тоже: ее резковатые чувственные черты, молочно-белая кожа и веснушки, стройная, но с тяжелой грудью фигурка, ее непринужденное обаяние, живое, но искреннее. Большую часть времени я наслаждался им, не позволяя принимать его близко к сердцу, хотя когда пытаешься изо всех сил о чем-то думать, и еще больше – не думать, прикосновение волос к затылку или грудь, небрежно задевающая твое плечо, может оказаться сильным раздражителем. Естественно, что время от времени это порождало фантазии, но я был не настолько глуп, чтобы мутить воду в офисе, затевая легкую интрижку. А все остальное не имело смысла.