Облачные замки - Роэн Майкл Скотт - Страница 19

Загадки накапливались одна за другой, но я здесь только время терял. Они сейчас уже, вполне возможно, оцепили здание. Я бережно опустил на место плащ и, стараясь ступать как можно тише, пошел к колоннаде у противоположной стены. Но как только я до нее добрался, до моего слуха донесся грохот распахнувшейся входной двери и стук шагов. Раздался грубый окрик, явно угрожающий, и в арочном проеме я увидел двух мужчин, одетых наподобие гусар. В целом их форма напоминала мундиры стражей, но в отличие от тех была выдержана в серых тонах, украшена кисточками, аксельбантами и эполетами из металлических колец, которые поблескивали серебристым светом даже при этом мрачном освещении, напоминавшем освещение в подводной лодке. Их мечи, извлеченные из ножен, сурово сверкали. Это были огромные прямые клинки с круглыми рукоятками. Я думал, они побегут через зал, но они вместо этого бросились к колоннаде и направились вдоль стены по направлению ко мне. Я решил подпустить их поближе – все равно они достаточно далеко, и у меня есть время пересечь зал и выбежать вон. Но внезапно дверь снова с грохотом распахнулась, и вбежали остальные. Даже отсюда мне видны были мечи и мундиры – еще больше серых гусар. Мне вспомнился мой собственный меч, висящий над камином в моей квартире, – как всегда не там, где нужно. Я всей душой стремился к нему, пальцы сами сложились так, как будто ухватились за его рукоятку. На мгновение мне показалось, что я действительно коснулся ножен из плетеной акульей кожи, приятно охладившей мне руку, и почувствовал тяжесть крепчайшей стали. Но затем меня охватила темнота, и я ощутил, как меч выскальзывает из моей руки и падает вниз с тихим, замирающим вдали звоном.

Я крепко выругался и сжал кулаки. Что теперь – пять, шесть на одного? Да к тому же безоружного. Я мог бы сдаться, понадеявшись на их милость, – но мне как-то в нее мало верилось. Да они меня даже близко не подпустят – сразу прирежут, возможно, потому, что я для них явно ассоциируюсь со Стрижем. Мечи они держали наперевес, держали крепко и непреклонно. От несправедливости всего этого положения у меня ком встал в горле. Необходимо было каким-то образом обороняться. О, если бы заставить их меня выслушать – неважно, какой ценой. Я бы сделал для этого все, что было в моих силах. Я подождал, пока они все добрались до колоннады, окружив меня, как шакалы костер, а затем кинулся со всех ног на середину зала, куда они определенно не пошли бы, – прямо по мозаичному полу. Сбросив плащ, я схватил копье с камня и подбросил его в руке, крепкое и тяжелое.

Результат получился, мягко выражаясь, неожиданный. То, что я услышал, прозвучало как громкий вздох ужаса, который разнесся под тенистыми сводами собора, только вздохнули все и разом. И все эти торжественно-мрачные меченосцы отпрянули, как один, и пригнулись пониже – огромные фигуры, само воплощенное возмездие, – внезапно сжались и превратились в корчащиеся на полу жалкие существа, подобные животным перед хлыстом дрессировщика. В сердцах я махнул копьем в их сторону. Мечи так и заходили ходуном у них в руках, один даже уронил свой, а другой тревожно вскрикнул. Они теперь оказались между мной и дверями у дальней стены зала. Я бесстрашно направился к арке, раздумывая, убегут они или нет. Но они просто следили за мной, шесть пар глаз, поблескивавших на меня из тени. Проходя мимо, я взглянул на стоявшего ближе ко мне солдата, и он ответил мне тем же. Он был светловолосый, с густыми бакенбардами и нафиксатуаренными усиками, которые лишь слегка скрывали два длинных шрама, прочертившие его румяные щеки. Несмотря на эти шрамы, лицо его не было грубым; вполне возможно, что в обычной жизни от этих глаз расходились смешливые морщинки. Но сейчас они были прищурены от бессильной, пронзительной ненависти, и меч подрагивал у него в руке. С превеликой радостью этот человек прыгнул бы на меня и изрубил на кусочки. Значит, то, что его удерживало, должно было быть еще сильнее. Страх? Я почему-то так не думал. Человек по другую сторону от меня был смуглый, с крупными чертами лица, которые тем не менее не могли ослабить впечатление от его орлиного носа. Он был похож на североамериканского индейца, и на лбу у него красовались три белые полосы. Не знаю, откуда это всплыло у меня в памяти, но я вспомнил, что это отметины, обозначающие воина или учителя воинов. У него от гнева горели щеки, но он только отступил назад, со свистом втягивая воздух между зубов и наблюдая.

Я прошел под аркой и попал в коридор, гадая, что же происходит на улице. Может, все успокоилось и добропорядочные горожане отправились по своим делам? Я оглянулся назад: серые меченосцы всем скопом валили под арку. Они остановились, как только я посмотрел на них, но так, как останавливаются псы, сдерживаемые поводком, а один явно примеривался метнуть в меня меч. Другой остановил его жестом. Оставался только один способ выяснить, что происходит. Я налег на огромную дверь и слегка приоткрыл ее. В нее потоками хлынул солнечный свет, и в меня никто не выстрелил. Я приоткрыл дверь еще чуть-чуть, вышел на улицу – и так и остолбенел от ужаса: толпа, собравшаяся у лестницы, заревела и кинулась вперед. Самые обычные горожане, никаких стражников. Я скорее поднял копье двумя руками над головой и принялся размахивать им во все стороны – результат был как от удара током. Все равно как если бы я метал громы и молнии, потому что спустя какое-то мгновение они завопили, развернулись и пустились наутек, спотыкаясь и падая. Упавших толпа увлекала за собой, некоторые валились с лестницы в кусты, росшие по обе стороны от нее. Для полноты картины не хватало только изрешеченной пулями коляски, съезжающей вниз по ступенькам, – и я в роли Стража Империи. Я нервно сглотнул, спустился на несколько ступенек вниз и увидел, как паника, подобно ряби на воде, перешла из центра толпы к оказавшимся рядом зевакам и стоявшим в стороне наблюдателям. За считанные мгновения проход был свободен. Ну и хватит с меня общения с людьми.

Я, прихрамывая, прошел назад по мосту, который теперь совершенно опустел, если не считать позабытой кем-то в спешке шляпы или муфты. И по всей вероятности, слухи опередили меня. Когда я дошел до улицы напротив моста и пошел в горку, двери захлопали, дети заплакали, фигуры прохожих стали поспешно исчезать в улочках, прилегавших к центральной. Я бросил взгляд назад и увидел серых гусароподобных типов, сбившихся в кучку и быстро бежавших по мосту с мечами наперевес. Но стоило мне оглянуться, как они остановились. Я снова пустился в путь.

Дорога теперь шла в гору, и снова по этим неровным булыжникам. Нелегкая прогулка, но я шел и шел вперед. Меня подгоняли удивление и замешательство и еще целая гамма чувств. К тому времени, когда я добрался до самой высокой точки на главной улице, любой малыш смог бы преградить мне дорогу кисточкой из перьев, но никто не попытался этого сделать. Самые громкие звуки, которые я слышал, – это горестный плач и стук захлопывавшихся ставен. Невдалеке от ворот дюжий дозорный снова крикнул, схватившись за рукоятку меча, и стражники преградили мне дорогу. В ответ я поднял копье. Они разом скисли и в ужасе уставились на меня. Офицер, яростно выругавшись, дал задний ход, да так, что чуть не распластался по арке. Он тяжело дышал, и пот градом струился по его лицу. Даже неси я действующую атомную бомбу, они и то вряд ли отреагировали бы более живо. Я повел рукой – офицер застонал в отчаянии и довольно резко отбросил в сторону свой меч. Я пулей пронесся мимо него, пробежав сквозь узенькие внутренние ворота. Крестьяне и погонщики с телег кинули в мою сторону осторожный взгляд, закричали и попытались распластаться по стенам, пряча глаза. Женщины зарыдали. Никто не пытался остановить меня. Никто даже ничем не кидался. Спотыкаясь, я вышел на открытую дорогу за пределы городских стен. Чувствовал я себя при этом потрясенным – и, как ни странно, опозоренным.

На мгновение я остановился, переводя дух. Я мог бы отбросить чертово копье в сторону прямо сейчас, оставить его висеть в кустах. А еще лучше положить его осторожно на землю, ведь совершенно очевидно, что это нечто невероятно ценное или даже священное. Но в этом случае всадники смогут отправиться за мной, и мне придется плохо. Почему-то мне казалось, что именно так они и поступят. Тот парень в церкви не прочь был бы поохотиться на меня с собаками. Уж лучше я оставлю копье у вертолета – нечего с ними церемониться. Оставлю, конечно, так, чтобы видно было, – может, примну траву или что-нибудь в этом роде.