Наковальня льда - Роэн Майкл Скотт - Страница 12

Он не нуждался в доводах рассудка для того, чтобы презирать собственное происхождение и восхищаться человеком, который поднял его из грязи и мог вознести еще выше. Так что вряд ли можно считать странным его намерение быть таким же жестким, суровым и отрешенным, как мастер, радоваться своему превосходству над остальными и скрывать его под маской обходительности и дружелюбия. В самом деле, разве это не казалось ему отличительным признаком великого человека, настоящего мастера?

Но Альву предстояло узнать, что не все из посетителей мастера-кузнеца были его слугами.

Это случилось на исходе последней зимы его ученичества, когда ему было восемнадцать или девятнадцать лет. Мастер-кузнец неожиданно послал за ним. Альв нашел его возле горна; он внимательно смотрел на низкие языки пламени, словно пытаясь что-то прочесть в них. Когда Альв почтительно приблизился, он не поднял головы, но заговорил оживленным, едва ли не радостным тоном:

— Ну что ж, мальчик, — мир движется вперед, и ты вместе с ним! Ты славно отковал и закалил себя для грядущих дел. Вскоре мне понадобятся другие помощники, кроме Ингара. А потому, несмотря на твою молодость, я нахожу тебя достаточно зрелым для серьезного испытания.

Альв моментально утратил свое деланное спокойствие.

— Я… вы собираетесь сделать меня поденщиком?

— Если я приму и одобрю твою работу. Если. В строгом соответствии с правилами гильдии, ибо для меня может оказаться полезно, если в один прекрасный день ты возглавишь ее… да, очень полезно. Итак, ты должен доказать мне, что обладаешь кое-какими навыками в высших областях нашего искусства, как то: теоретические познания, ювелирные изделия, доспехи, оружие и так далее. Ты начнешь с трех пробных изделий. Два последних ты изготовишь под моим руководством, но с первым должен справиться самостоятельно. Пожалуй, пусть это будет ювелирное украшение. Золотой браслет, какой богатые молодые щенки обычно дарят своим суженым, если они уверены, что в изделие закованы свойства верности и нежной привязанности. За такую вещь они порой готовы отдать душу… или лучше того — свое влияние. Ты справишься?

Альв сглотнул.

— Д-да, мастер-кузнец. Если проштудировать трактат Мохейна по гравировке золота…

— …с Восточной стены. Хорошо. Можешь спокойно взять эту рукопись. Но помни: браслет должен выглядеть достойно! Изящный, с четким узором, но без декоративных излишеств. А теперь приступай к работе.

Альв поспешно удалился, наполовину опасаясь выдать мысли, вихрем кружившиеся в его голове. Итак, он станет поденщиком, хотя и раньше ни на секунду не сомневался в этом. Но мастер-кузнец предполагает, что он захочет остаться здесь, по своей воле или нет; что ж, будет безопаснее даже не думать иначе — по крайней мере до поры до времени.

— Зачем ему понадобилась такая побрякушка? — поинтересовался Рок, увидев, как Альв формует кусок чистого пчелиного воска для модели. — Ему она не нужна, это уж точно. А нам тем более, как это ни печально.

Альв вздохнул. В обществе Рока ему было легче, чем с другими, но иногда оно становилось утомительным. Однако в словах паренька имелась доля истины. Мастер-кузнец не испытывал нужды в женщинах, да и в любых других телесных потребностях; он был холодным, аскетичным, берег свою страсть только для работы и загадочных интриг. Юношам приходилось вести такой же образ жизни, что ни в малейшей степени не устраивало их. Даже Ингар, бывало, жаловался на горькую судьбу, когда мастера не было поблизости.

— Откуда мне знать? — буркнул Альв. — Может быть, у него клиент на уме.

— Здесь? Даже самый озабоченный клиент не поскачет галопом пятьдесят лиг по мерзлой пустоши ради одного браслета.

Альв нетерпеливо отмахнулся.

— Хорошо, тогда, должно быть, он хочет научить меня искусству делать деньги. Будь добр, принеси мне подставку для этой модели и набор инструментов для тонкой резьбы. Выбери самые острые!

Альв тихонько напевал про себя, вырезая узор на воске. Незатейливый мотив, казалось, вписывался в плавные изгибы; пока что у него не было слов для этой мелодии. Он найдет слова в символах, которые выгравирует на ободе браслета, — в символах, взятых из древнего трактата или усвоенных за годы кропотливой учебы. Ему предстояло связать слова воедино, сложить их в песню, одновременно соединив символы в гармоничный узор. Правильная песня, правильный узор, правильный сплав металла, который плотно ляжет в форму, без трещин и пузырьков, — все это будет нести на себе отпечаток силы творца. Закончив работу над восковой моделью, Альв со вздохом отложил ее и обратился к рукописям. Он выбирал и составлял, выводил символы на грифельных дощечках, то и дело возвращаясь к гладкому восковому слепку. Одна эта работа заняла у него целую неделю. Он мало спал и вспоминал о еде, лишь когда Рок ставил тарелки ему под нос.

— Вот. Проглоти что-нибудь съедобное для разнообразия.

Альв с недовольным ворчанием отложил тяжелый свиток и взял миску с куском черного хлеба. Рок насмешливо наблюдал за ним.

— Даже не потрудился поблагодарить, вот как? А жаркое недурное, этого оленя разделали всего лишь неделю назад.

— Извини, — пробормотал Альв, вспомнив о своем намерении соблюдать правила приличия. — Просто голова забита другими вещами.

— Дело оказалось вовсе не таким легким, как ты ожидал?

— Ты не понимаешь, — холодно ответил Альв. — Конечно, сошло бы и так, но я хочу быть уверенным, что сделаю безупречную вещь. Слышишь, безупречную!

— Слышу. Тогда я не стану ждать тебя. Только не засни над едой.

Но Альв уже думал о своем. Ему не давало покоя наполовину прочувствованное воспоминание, жизненно важное для работы и возвращавшееся каждый раз, когда он смотрел на символы, нацарапанные на грифельных дощечках. Он получил узор, хороший узор, составление которого стоило немалых трудов, но некоторые символы, казалось, ложились на свое место почти естественно, словно инстинктивно. Результат выглядел очень хорошо, но он не мог понять почему. Альв не доверял собственным чувствам. Он гнался за тенью, прятавшейся в глухих закоулках его сознания, за тенью тех дней, когда он был ребенком и пас коров в прибрежных холмах. И это выглядело нелепо, поскольку тогда он ничего не смыслил в кузнечном деле.

Альв выругался и бросил миску через всю комнату. Она с глухим стуком ударилась о высокую наковальню и упала на пол. Что было, то было; он не может изменить прошлое.

На рассвете Рок нашел его спящим над грифельными табличками. Символы, начертанные на них, сливались в текучую вязь: его песня наконец обрела слова. Весь тот день Альв сидел в одиночестве, тихонько напевал и вырезал стилизованный узор на восковом слепке, убирая завитушки, сглаживая грубые углы, подчеркивая самые важные места. Поздно вечером он приделал к слепку два коротких восковых стержня для будущих отводных каналов, поднял с постели зевающего Рока и послал его за бронзовой формой и ведерком тонкозернистой белой глины: песок был слишком грубым для такой работы. К рассвету глина затвердела, и форма была поставлена греться в горн. Рок вручил Альву щипцы, завернутые во влажные тряпки; с необычайной осторожностью тот поднял тяжелую форму, наклонил ее над пустым кубком и вылил дымящийся воск, еще недавно расписанный изящными узорами. Теперь остались лишь отпечатки, призраки этих узоров, невидимые в глиняной раковине. Он еще ненадолго поставил форму в горн, потянулся глубже в огонь и вытащил черный тигель. Горячий воздух яростно дрожал вокруг; Альв неподвижно держал тигель на вытянутых руках над формой, пока Рок выравнивал ее щипцами. Медленно, очень медленно Альв наклонил тигель, и расплавленная жидкость полилась наружу, сияя как маленькое солнце. Он взял золото из хранилищ мастера-кузнеца, вместе с крошечными порциями редких металлов и других веществ, укреплявших изделие и облегчавших процесс отливки. Мало-помалу, напевая свой мотив, он лил тонкую струйку в одно из отводных отверстий, а Рок легкими движениями скреб маленьким напильником по краю формы, создавая вибрацию в расплавленном металле, чтобы тот заполнил мельчайшие детали отливки и выпустил наружу все пузырьки воздуха. Раскаленный пар с шипением вырвался из другого отводного отверстия. С каждой секундой у Альва все сильнее перехватывало в горле при мысли о том, что отливка может треснуть. Затем маленькие бугорки золота выступили над обоими отверстиями, не просаживаясь внутрь, и Альв с Роком наконец смогли вздохнуть с облегчением. Теперь предстоял лишь процесс постепенного остывания, продвижения формы все ближе к краю горна. Затем Альв подхватил форму и погрузил ее в ванночку с водой для окончательного охлаждения. Ледяная вода вскипела и забрызгала ему на руки, но после многочисленных ожогов и ссадин от работы в кузнице он почти не замечал этого. Постукивание по незакрепленному донышку формы освободило глиняную отливку, а от следующего удара она треснула. Альв вынул ее наружу. Она распалась на две половинки, словно яичная скорлупа, и готовый узор заиграл теплыми блестками из глиняной раковины.