Секрет государственной важности - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 9

— Все это время мы жили сбытом грузов и кредитами иностранных держав, ну, немного таможенных сборов, — подал с места голос управляющий финансами. — Позор, так никто существовать не может!

Недавно склады Владивостока ломились от запасов, сделанных во время воины с немцами царским и Временным правительством. Владивосток был единственным портом, куда удавалось безопасно доставлять грузы. Их набралось здесь около миллиона тонн! Нужен был целый флот, сотни пароходов, чтобы вывезти их морем, тысячи поездов для отправки по железной дороге.

Тут были хлопок и резиновые покрышки для автомобилей, оружие, боезапасы, обмундирование, продовольствие, стратегическое сырье. Обувь, кожа, седла и много других ценных товаров. Даже автомобили. Тысячи нераспакованных ящиков. Из-за них, уверяли иностранные дипломаты, началась сама интервенция. Союзники, видите ли, не хотели, чтобы грузы попали в руки немецких военнопленных, находившихся в Сибири, которые, кстати, и не помышляли об этом. Значительная часть грузов была отправлена после революции органами Советской власти в Центральную Россию, но немало осело здесь. Японцы, взявшие охрану складов на себя, больше всего боялись, чтобы оружие и боеприпасы не попали к партизанам. Они помнили неудачную авантюру Лондона с колчаковскнм правительством. Тогда десятки тысяч его солдат, одетых и обутых в английскую форму, с английским оружием перешли к красным. Поэтому японское командование скупо отпускало огнестрельный товар своим подопечным, белогвардейцам. Что касается других грузов, то они «разрешали» братьям Меркуловым продавать их по дешевке японским коммерсантам.

Приамурские правители без зазрения совести разбазаривали товарные ценности бывшей Российской империи, скопившиеся в Приморье. Но теперь, кажется, все, что могло найти покупателя, уже было расторговано.

— Шире использовать природные богатства, — говорили выступающие в прениях. — Отдать на концессию рыбные промыслы, вырубку леса…

Но японцы уже давно захватили выгодные рыболовные участки. Они ловко вылавливали лососей в самом устье Амура: к жителям верховий рыба не доходила. Японцы хищнически валили лес.

Но главное — на повестке дня — задачи правительства, возникшие в связи с предстоящим уходом из Приморья японских войск. Факты есть факты: белая армия разгромлена Советами, иллюзии насчет японизированного Дальнего Востока развалились. Японцы убедились в полном провале интервенции и открыто заговорили о сроках эвакуации: август — октябрь…

Спиридон Денисович Меркулов, глава правительства, с постным лицом, подперев рукой голову, задумался. Сначала мысли вертелись около заклятого врага, генерала Вержбицкго. Вот он, перед глазами: маленький, бритый. Странная ролуштатская форма и погоны. Два «Георгия». Польский акцент. «Бог помощь Народному собранию», — вспомнил он слова каппелевского генерала… Да что генерала… Даже свои, торговцы и промышленники, подвели. Собственно говоря, от них и началась вся свара. Спиридон Денисович вынул из кармана ультиматум торгово-промышленной палаты. На листе было четко отстукано лиловыми буквами:

«1. Решительно протестовать против захвата японцами русских рыболовных участков без всяких торгов и даже простого уведомления местных русских властей.

2. Протестовать против передачи правительством японские фирмам казенных грузов и казенных предприятий, являющихся общим национальным достоянием русского народа.

3. Требовать от приамурского правительства передачи всей полноты власти Народному собранию.

4. Настаивать перед Народным собранием, чтобы новое правительство немедленно вошло в переговоры с правительством Читы и заключило с ним мирное соглашение на условиях широкой автономии для Приморского государственного образования».

Меркулов по-настоящему не мог обижаться на своих собратьев. Для него все было ясно: прижали японцы. Какая уж тут конкуренция! «Все двери для русских капиталов закрыли. А в Москве по-новому смотрят… Говорят, частную торговлю и концессии разрешили. Чита… Для кого я правительство, а для кого — Чита. Ох эта Дальневосточная республика! Хитро, хитро придумано… Большевики в затылок дышат, вот-вот сграбастают нас всех тут, и поминай как звали».

Японцы… Да, эти не дремлют… Им требуется свой карман набить. И все же после июньского путча он окончательно уверовал, что для него, Меркулова, японцы самые надежные друзья. По просьбе японского командования стрелки адмирала Старка взяли его под защиту. Брат Николай спасался на квартире начальника японской военной миссии полковника Гомми. На своих, на белых, надежда плохая. Вчера каппелевцы жаждали меркуловской крови, а завтра атаман Семенов не моргнув отправит его на тот свет. Но расположение японцев надо заслужить: они поддерживали только тех, кто был им полезен. Уссурийская железная дорога… В последнем разговоре господин консул прямо сказал: «Японцы хотят ее купить». Можно ли пойти на это? В былое время он никогда не посмел бы подумать о такой сделке, расплата за которую — каторжные работы. Впрочем, раздумывать уже поздно. Что ему, Меркулову: законно — незаконно… он теперь сам закон.

А японцы час от часу наглеют, раздевают край донага. Ему рассказывали, что они снимают с крыш оцинкованное железо, обдирают свинцовые оболочки снарядов из русских складов, снимают, где возможно, железнодорожные рельсы… Вот она, дружба с соседом, у которого на дворе пусто.

Завтра Меркулов должен дать положительный ответ насчет дороги, иначе японцы откажутся от него… Японцы! Он считал их несокрушимыми: дисциплина, порядок. И вот такая, казалось бы, твердь зашаталась. Для Спиридона Меркулова их уход не был неожиданностью. Крупные провалы и неудачи в России не могли сойти благополучно для японского правительства. Крах. Новый токийский кабинет во главе с адмиралом Като поспешил заявить об изменении дальневосточной политики. Назначена конференция с Дальневосточной республикой. Ниже этого нельзя пасть.

Меркулов выпрямился, погладил тщательно выбритый подбородок и вздохнул. Трудные времена наступили. Выворачивайся как умеешь. С одной стороны, японцы, с другой — вечно голодные солдаты и офицеры российского воинства. Двадцать пять тысяч ртов. И для себя кое-что надо отложить, иначе какой тут смысл рисковать башкой!

В зал заседаний тихо вошел седой официант с черным эмалированным подносом. Традиция. На подносе стаканы с крепким чаем и тарелочка с ломтиками лимона. Матово светятся тяжелые серебряные подстаканники.

Очередной оратор прервал речь и ждет, пока слуга обойдет стол. Послышались знакомые звуки: тоненький звон ложечек о стекло. Спиридон Денисович, прижав ложкой желтое колесико лимона, тоже сделал несколько глотков. Это его освежило.

Официант вышел. На его подносе не осталось ни одного стакана. Медленно закрылась резная массивная дверь. Меркулов видел, как опустилась и снова стала на прежнее место ярко начищенная медная ручка.

Опять полились речи. Меркулов краем уха слушал управляющего ведомством иностранных дел Брайковского. Все его предположения — гадание на кофейной гуще, а ведь любит поговорить… Потом выступил финансист, человек верткий, оборотливый. Вот слышатся раскаты могучего голоса брата Николая. Он недавно еще плавал капитаном на амурском пароходе. А теперь крупный промышленник и военно-морской министр. Спиридону Денисовичу и сейчас слышалась в его голосе властная капитанская команда: «Отдай концы!» Но сознанием Меркулова все больше и больше овладевал другая мысль. Вчера он конфиденциально беседовал с одним японским коммерсантом, господином Ямаги, которого знал преотлично: оба неплохо погрели руки на торговых сделках. На этот раз японец вел себя немного странно. Он несколько раз предупредил, что все сказанное им — только его мнение. Этим он лишь насторожил Меркулова и убедил в обратном. Он понял намеки. Больше, чем намеки… Выходит, дело так: японцы могли бы задержаться в Приморье, но только при одном условии. Для всего мира, и прежде всего для американцев, должно быть ясно, что японцы необходимы для русского Востока. А для этого… То, что сказал дальше Ямаги, даже для привычного на всякое Меркулова казалось страшноватым. Международная авантюра с далеко идущими последствиями…