Миронов - Лосев Евгений Федорович - Страница 69

Теперь в звериной атаке более опытный боец-отец рубит острой шашкой голову сыну-юнцу и горделиво, по-сатанински усмехаясь, о полы своей шинели вытирает клинок от крови... сына. Чушь!.. Этого не может быть!

Но на Дону это продолжалось более тысячи дней: отец рубил голову сыну, сын – отцу, брат – брату и сестре... Конец света, что ли, наступил в самой благодатной долине для проживания человека?! Ужасом это назвать нельзя. Потому что на человеческом языке невозможно найти определение подобному деянию. Зверь вот не разговаривает, но зато, разорвав жертву и насытившись, других не трогает. Тем более – своих детенышей... Может быть, здесь потому свершалось такое глумление, что раньше в избытке было мудрости и добра?..

Что же надо сделать с человеком, чтобы заставить его поедать собственных детей? И как это сделать? Каким способом переродить природу человека? Цивилизация замерла? Или даже попятилась? Но ведь Родина своих сынов никогда не убивала! Людоедства тоже не знала Россия. Жребий ее – страшно непостижимый. Была бы вера у вновь вылупившихся активистов, можно было б предположить, что наступил конец света и протрубили архангелы с вселенским призывом: «Вставайте, живые и мертвые, на страшный суд!..»

Даже хорошо, что он, Миронов, погибает – иначе, оставшись в живых, невозможно стыдно в глаза людям смотреть – ведь это он вверг Дон в братоубийственную бойню! Но ведь он же искренне верил, что вершит правое дело и завоевывает счастье своему родимому казачьему краю. Да кто его, благодетеля, просил об этом! Ах, если бы знать... Сейчас опамятовался, а тогда-то верил... Да кому оно нужно, это его вечное упование-оправдание, что он верил. Он, что ли, один такой верующий!.. Но в чем же он виноват, когда враги устроили на Дону дикий шабаш? Допустим, устроили, но почему люди потеряли человеческий облик? Он-то, по крайней мере, не участвовал?.. А не он ли усеял донскую степь черепами вместо лазоревых цветов, белеющих теперь на солнце?.. Надо разобраться – не так все просто.

Итак, 32-й Донской казачий полк с песней: «Ах, донцы-молодцы, ах донцы-молодцы, ах, донцы-молодцы...» – прибыли на железнодорожную станцию Себряково и начали выгружаться. Выводили застоявщихся коней из вагонов, устраивали им пробежку... Собрался полковой комитет, и начали думать-гадать, как им лучше всего поступить – остановиться в Михайловке или продвинуться до станицы Усть-Медведицкой? Всем ли полком или сотнями расквартироваться? Ну а как быть с родными куренями, куда ошалевшие от радости казаки рвались? Казак – воин-земледелец... Несмотря на многовековой образ жизни воина, сердце казака больше всего было привязано к земле. О г волнения он задыхался, прикасаясь ладонями к ней, опирался на нее, шептал пересохшими губами: «Моя земля... Я вернулся к ней. Вернулся!.. Чтобы быть счастливым и счастье дать ей – матушке-земле...»

Судили-рядили долго и, наконец, приняли решение разъехаться на побывку по домам, но, как только Миронов подаст сигнал – всем полным аллюром прибыть в центр окружной станицы. Сейчас главное – не быть втянутым в братоубийственную войну и не поддаваться на провокации. Он понимает сложность обстановки – параллельно действуют или даже рядом сосуществуют Советы в некоторых хуторах и станицах и атаманское правление. И даже на одной и той же улице: в одном курене – Советы, а рядом курень занят правлением атамана. И каждый считает себя правым... Это очень опасное соседство, чреватое мгновенным взрывом. Не допустить его. Не допустить, чтобы революционно настроенная молодежь с фронта поднялась против стариков-отцов, исповедующих старые, веками созданные порядки на Дону.

Двоевластие на Дону враждебно пыталось сосуществовать не только в хуторах и станицах, но и на самом, что называется, верху. В Новочеркасске – наказной атаман Каледин и Войсковое правительство во главе с Богаевским, выступавшие против Совета Народных Комиссаров РСФСР, и Военно-революционный комитет в станице Каменской, созданный 10 января 1918 года съездом фронтового казачества двадцати одного казачьего полка, двух запасных и пяти батарей, и принявший резолюцию: «Съезд и Военно-революционный комитет призывают все казачьи части, все трудовое казачество, все трудовое население Донской области отнестись с доверием к нему, сплотиться и организоваться для поддержки Военно-революционного комитета, который воскрешает лучшие страницы истории вольнолюбивого Дона. Военно-революционный комитет, справившись при поддержке всего трудового казачества и трудового населения и при поддержке его успеха со стороны трудового казачества Кубани, Терека, Урала и Сибири и всех трудящихся, созовет съезд всего трудового казачества, рабочих и крестьянства для организации на Дону трудовой власти. Да здравствует трудовое казачество! Смело за свободу и счастье трудящихся! Правда на нашей стороне!»

И каждый из них – и наказной атаман вместе с объединенным правительством области Всевеликого Войска Донского, и Военно-революционный комитет, выступая от имени народа и расхваливая свои порядки – обещали в прекрасном будущем свободу и счастье. И для этого требовался сущий пустяк – задушить друг друга. Военно-революционный комитет послал ультиматум Войсковому правительству, заседавшему день и ночь в Новочеркасске:

«1. Вся власть в области Войска Донского над войсковыми частями в ведении военных операций от сего, 10 января 1918 г., переходит от войскового атамана Донскому казачьему военно-революционному комитету».

В ответ на этот ультиматум наказной атаман Каледин послал отряд под командованием полковника Чернецова и приказал разогнать эту «шайку самозваных правителей...».

В чем вина полковника Чернецова и офицеров отряда, идущих в бой с верой, что спасают православный Дон?.. Произошла жесточайшая схватка, в которой мало кто кому уступал в мастерстве и храбрости. Ведь казаки сошлись в смертельном бою. Он был первым между красными – несколько дней назад названными революционными полками, и – белыми – хранителями вековых традиций Дона. Между разрушителями уклада жизни донских казаков и отстаивавшими традиции. А что это так, а не иначе, Миронов убедился воочию. По крайней мере, за три года, отпущенных ему судьбой и небом, он не наблюдал ни одного созидательного акта со стороны красных. Почему – красные? Цвет пожара. Цвет уничтожения. Гибели. А почему – белые? Белый цвет – цвет мира. Жизни. Вечности. Случайны ли эти бирки, навешанные войскам?..

Итак, первый бой. Кто и как себя проявил? Революционные войска дрались с особой яростью, как нарождающаяся свежая сила. И победили. В плен попали вместе с полковником Чернецовым многие офицеры. Он послал в Новочеркасск записку: «Я вместе с отрядом попал в плен. Во избежание совершенно не нужного кровопролития прошу вас не наступать. От самосуда мы гарантированы словом всего отряда и войскового старшины Голубова. Полковник Чернецов». На этой записке поставил свою подпись и Голубов, благодаря которому и была одержана победа.

У станицы Глубокой, где происходило сражение, плененного Чернецова встретил проезжавший мимо Подтелков, который, кстати сказать, не участвовал в бою. В кожаной куртке, быстро перехвативший моду, он, бывший вахмистр, а теперь вождь революционных красных войск, свысока посмотрел на поверженного полковника казачьих контрреволюционных белогвардейских войск, снисходительно сказал: «Ну что, доигрался, кровопивец?!» Полковник что-то ответил вахмистру. Кстати, между этими двумя воинскими званиями расстояние, как от земли до звезд... Началась перебранка. Подтелков выхватил шашку и отрубил Чернецову голову. И во всем своем величии, доставшемся ему несколько дней назад, он заорал: «Руби всех!..» И всех офицеров порубили приближенные Подтелкова...

Филипп Козьмич, узнав об этой бесчеловечной акции, горестно задавал самому себе вопросы: «Имел ли право, без суда и следствия, вахмистр Подтелков на то, чтобы зарубить полковника Чернецова, и вообще поднять руку на пленного? Ведь это деяние запрещено не только всеми международными, цивилизованными правилами, но и традициями донского казачества. Надо разобраться и предать суду – он единственный имеет право определить наказание человеку. А нарушивший это правило сам подлежит суду. Так почему же не судили вахмистра Подтелкова и его приближенных?.. Или это называется „борьбой идей“ и правосудия тут не существует?..