Единственный мой - Хокинс Карен - Страница 20

— Конечно, можно.

— И разве у нас мало общих интересов и занятий? Я имею в виду посещение театра, катание верхом, книги и так далее?

— Да, у нас есть общие увлечения.

— Но тогда… — Его взгляд стал нежным. — Почему вы отвергаете меня? Я знаю, Макс больно ранил ваше сердце своими неосмотрительными поступками, однако я клянусь, что никогда не брошу вас.

София не сомневалась в серьезности намерений Томаса и в том, что он непременно сдержит свое обещание, если она даст ему шанс. Однако она не хотела обманывать ни его, ни себя.

— Томас, я не испытываю к вам тех чувств, на которые вы рассчитываете. А без любви я никогда не выйду замуж. Мы с вами сможем быть только друзьями. — София пожала его руку: — Я не могу забыть чувства, которые я испытывала к Максу, и теперь на меньшее я не согласна. Я жажду страстной самозабвенной любви!

— Я вас не понимаю.

— Не понимаете — и не нужно! Боюсь, мы с вами теперь не скоро увидимся. Мне жаль, но… так будет лучше для нас обоих. Прощайте.

Не дожидаясь его протестов, София повернулась и быстро вышла из гостиной. У нее было чувство, будто с ее плеч свалился тяжелый груз.

Однако избавиться от Томаса оказалось не так-то просто. В течение нескольких дней он досаждал Софии своим вниманием. Ежедневно наносил визиты, писал письма, посвящал стихи, присылал цветы и даже подарил красивое кольцо. Однако София не принимала его и возвращала все подарки. Но больше всего ее расстраивала не назойливость Томаса, а исчезновение Макса. Она не знала, где он и что намеревается делать. После двух дней терзаний и душевных мук София обратилась за помощью к брату.

— Ты должен выполнить мою просьбу! — потребовала она.

Джон с недовольным видом посмотрел на сестру. Он сидел на диване в гостиной и колол орехи.

— Ничего я не должен! Что за идиотская идея пришла тебе в голову? По-твоему, я должен постучаться в дверь Истерли и справиться о его самочувствии? И как я буду при этом выглядеть, ты об этом подумала? Истерли — взрослый мужчина. Он решит, что я спятил!

— Но он не появляется на людях уже несколько дней! А вдруг с ним что-то случилось?

— Вероятно, он работает, — сказал Джон и расколол очередной орех. — Пишет новую картину. Ты же знаешь, когда Истерли работает, то забывает обо всем на свете.

— А что, если он упал с лошади и получил серьезную травму? Ну что тебе стоит сходить к нему и все выяснить?

Осознав, что Джон не намерен уступать, София тяжело вздохнула. Однако тут же просияла:

— О, я придумала, что нам делать! Захвати с собой какой-нибудь подарок, тогда у Макса не возникнет вопроса, зачем ты зашел к нему!

— Подарок? Да ты совсем повредилась в уме?

— Нет, это прекрасный предлог. — Ее взгляд скользнул по комнате и остановился на непочатой бутылке портвейна. — Захвати с собой вот это вино! Ну, Джон, пожалуйста, сделай это ради меня.

— Нет.

— Я распоряжусь, чтобы мой повар приготовил ягненка под мятным соусом и сливовый пудинг.

Джон в сердцах бросил последний орех на блюдо и поморщился:

— Ну, хорошо, давай сюда эту проклятую бутылку. Клянусь, я в жизни своей не видел больших упрямцев, чем ты и твой Макс!

Джон ушел, бормоча себе что-то под нос, и довольно скоро вернулся. То, что он сообщил Софии, не могло ее удовлетворить.

— Зря я взял с собой портвейн, он не способен смягчить его сердце, — сказал Джон. — Макс вел себя как ненормальный — увидев меня, он стал заряжать пистолеты.

София вцепилась в спинку стула:

— Макс болен?

— Ну, я не назвал бы его состояние болезнью, — сказал Джон, потирая переносицу. — Он был изрядно пьян, София.

— Пьян?! Но он раньше никогда не пил!

— Он был не только пьян, но и разъярен и выставил меня за дверь. — Джон тяжело вздохнул: — Ты бы оставила его в покое, сестра! Он выйдет из этого ужасного состояния, если ему не будут досаждать.

На этом разговор закончился. София не знала, что ей делать. Она неотступно думала о муже, но боялась ехать к нему. Чтобы отвлечься, София занялась хозяйственным и делами и к вечеру сильно устала.

Усталость помогла ей быстро уснуть в эту ночь, а на следующий день к ней в гости приехала кузина Шарлотта, и плохое настроение как рукой сняло.

Шарлотта была ослепительно хороша в голубом платье и шляпке с подобранными в тон ему лентами. Как только лакей унес ее багаж, София заключила кузину в объятия.

— Я так рада, что ты приехала ко мне погостить! Ты голодна? Я распорядилась, чтобы в семь подали легкий ужин.

— Прекрасно, я перед отъездом из дома пила чай, и сейчас мне совсем не хочется есть.

— Вот и отлично, я прикажу подать ужин в мою комнату. Ты представить себе не можешь, с каким нетерпением я тебя ждала! Но я вынуждена предупредить: мы должны соблюдать одно условие.

Шарлотта с удивлением посмотрела на кузину:

— Какое условие?

— Мы можем обсуждать одежду, шляпы, перчатки, украшения, обувь, кареты, лошадей, балы, всевозможные блюда, дам, которых мы любим и которых не жалуем, званые вечера, на которых недавно танцевали, — ответила София. — Одним словом, все, что угодно… кроме мужчин. О них ни слова!

Это условие, казалось, не смутило Шарлотту, а, напротив, вызвало у нее чувство облегчения.

— Думаю, я смогу соблюсти это условие.

— Вот и отлично!

София тронула Шарлотту за локоть.

— Пойдем я покажу тебе платье, которое недавно купила. Оно украшено русскими кружевами. Это восхитительная вещь, вот увидишь! О, а еще у меня есть для тебя подарок — платье из розового шелка, украшенное красными розами.

— Подарок? Но я не могу принять такой дорогой…

— Можешь, можешь, — перебила ее София. — Я купила его в прошлом месяце, хотя заранее знала, что платье не для меня. А выбрасывать хорошие вещи я не люблю.

Продолжая болтать, кузины поднялись в комнату Софии и стали обсуждать наряды. За этим увлекательным занятием они провели несколько восхитительных часов. Разговор шел о моде, о самых примечательных фасонах этого сезона, о дамах с дурным вкусом.

Около семи в дверь постучал дворецкий, и кузинам подали ужин.

Через полчаса, встав из-за стола, София и Шарлотта перешли к камину, чтобы выпить чаю. София от души радовалась тому, что можно не говорить о муже, об этом грубом, упрямом, безумном человеке, который из-за своей непомерной гордыни разрушил их отношения. Сейчас она испытывала к нему только жалость. Во всяком случае, София убеждала себя в этом.

Она открыла было рот, чтобы поделиться своими мыслями с Шарлоттой, но вовремя вспомнила об уговоре.

Заметив, что София изменилась в лице, Шарлотта замерла с чашкой в руке.

— Что такое? — спросила она.

— Да так, ничего. Вот только… Впрочем, нет, ничего.

Шарлотта хотела что-то возразить, но, видимо, передумала. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток.

В комнате воцарилась тишина. София решила, что ей нужно как можно меньше думать о Максе. Однако мысли о нем не покидали ее. И это после двенадцати лет отчаянной борьбы с воспоминаниями о нескольких месяцах счастья!

Удивительно, какими яркими и живыми были эти воспоминания! София забыла, из каких цветов был ее свадебный букет, какую фразу сказал Макс, делая ей предложение, но перед ее глазами всегда четко стоял его образ. Вот и сейчас она как будто воочию видела каштановые волосы Макса, ярко блестевшие на солнце во время совместной прогулки верхом по парку, его красивую голову. А главное, она помнила, как хорошо им было вместе.

Она вздохнула и взглянула на Шарлотту. Кузина сидела с отсутствующим видом, уставившись в пустую чашку.

— О чем ты думаешь? — спросила София. Шарлотта вздрогнула, и на ее щеках выступил легкий румянец.

— Я думаю о… — Она прикусила губу. — Впрочем, это не важно. Все это пустые мечты.

— Родители, наверное, снова пристают к тебе? Настаивают, чтобы ты вышла замуж? Клянусь, я когда-нибудь вытрясу из тетушки Вивиан всю душу за то, что она тебя мучает!