Гаяна - Аматуни Петроний Гай - Страница 9

Петушок и продавщица странно переглянулись, в голубых глазах юноши мелькнула растерянность, девушка же едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

- Возьмите чек и уплатите в кассу, - сказала она, опуская глаза.

На улице Андрей заметил, что Петушок чем-то расстроен и спросил:

- Ты что это, Петушок?

- Так…

- Да я же вижу тебя насквозь! В чем дело?

Петушок хмуро молчал. Лишь когда они проходили мимо художественной мастерской, он вдруг усмехнулся и глаза его вновь озорно загорелись.

- Подожди здесь, я сейчас.

Он пробыл в мастерской недолго и вышел повеселевший.

- Что ты там делал? - встретил его Шелест.

- Ничего особенного. Попросил краски и кое-что написал.

- Ясно. Давай поищем гравера, и я сделаю надпись.

- Это нетрудно, найдем, - весело сказал Петушок.

2

В уютной гостиной академика Константина Павловича Тверского к приходу летчиков, кроме него самого и дочери, были биохимик профессор Русанов - друг детства Константина Павловича, и ростовчанин профессор Дарсушев - видный специалист по кожным болезням. Нина познакомила вновь прибывших с ними.

- Заставляете ожидать себя, молодые люди? - шутливо-строго заметил Константин Павлович. - А знаете ли вы, что за это положено по русскому обычаю…

- … штрафную, - продолжил Андрей. - Лично я не откажусь, тем более что нам представляется возможность посвятить этот тост здоровью вашей дочери, Константин Павлович…

- Мне положительно нравятся эти юноши, - сказал Русанов, лихо закручивая серебристый ус. - Нуте-ка, позволь, Ниночка, взглянуть на твои подарки… Тэк-с! Прекрасная работа. Из Касли! Я помню, - он повернулся к академику, - мне однажды пришлось видеть в Париже большую часовню, отлитую из чугуна уральскими умельцами. Шедевр! Дальше что? Шкатулка из Палеха. Однако… Два одинаковых сюжета - не много ли для одной девушки? В свое время мы были изобретательнее.

Андрей посмотрел на шкатулку, на Петушка и порозовел.

- Такое совпадение свидетельствует о том, что они не сговаривались, - заметил Дарсушев.

- Вот только это несколько извиняет их. Посмотрите, какая чистота красок, - восхищался биохимик. - Но… Па… па… звольте… Что же это такое?

- Что там? - заинтересовался академик и склонился над шкатулкой.

Его примеру последовал и Дарсушев.

- Где это видано, - удивился Русанов, - чтобы Иван-царевич носил летные очки?

- Да, в самом деле, - согласился Дарсушев. - Это летные очки.

Петушок едва сдерживал смех. Андрей с недоумением посмотрел на приятеля.

- А-а, - повернулся к академику Русанов, - я все понял… Мой дорогой Константин Павлович, это предупреждение тебе, несчастному отцу: «Берегись! Твое чадо, милый папа, собирается похитить летчик!»

- Ну и придумали! - захохотал Константин Павлович. - Однако в письмах своих вы, Андрей Иванович, были скромнее.

- В письмах? - теперь пришла очередь Петушка удивляться.

- Не сердитесь, - объяснил академик. - Мы с Ниночкой живем вдвоем, без матери, и она привыкла делиться со мной даже самым сокровенным.

- Как хотите, друзья, - сказал Русанов, - но будь я сейчас хотя бы капельку моложе, скажем лет на сорок, я бы… Теперь, разумеется, моя особа может представлять ценность лишь с точки зрения биохимической, но были времена, уверяю вас, когда я вызывал к себе интерес и эстетический! Да-с, мои милые, эс-те-ти-чес-кий!

- Борис Павлович, - погрозила Нина Русанову пальцем, - вы скромничаете!

- Благодарю тебя, дитя мое, за великодушие, - ответил Русанов, - но, увы, сохранить молодость труднее, нежели вывести формулу наисложнейшего белка.

- Однако в любом возрасте не возбраняется поклониться Бахусу, - напомнил академик.

- За что будем пить? - спросил Шелест.

- За «Санус», который скоро удивит и порадует мир! - предложил Русанов.

- Вот бы узнать, что это такое… - шутливо-мечтательно протянул Петушок.

- Извольте, - повернулся к нему Русанов. - Моя любимица Ниночка, едва успев получить диплом, разработала превосходную идею: использовать кибернетику и бионику в микробиологии. Ну-с… Ее влиятельный папа - сиречь наш уважаемый Константин Павлович - поддержал ее (я имею в виду идею), принял личное участие… За остальным дело не стало, и весьма скоро…

- Может быть, через месяц, - вставила Нина.

- Итак, через месяц все вы, непосвященные, увидите… гм… во всяком случае, услышите о новой автоматической микробиологической лаборатории.

- За успех «Сануса»! - воскликнули летчики и подняли бокалы.

Когда все выпили, Константин Павлович повернулся к Нине и, указав взглядом на рояль, спросил:

- У тебя нет желания поиграть?

- Может быть, наши гости хотят, папа?

- В самом деле, я и не подумал. Вы играете?

- Нет, - ответил Андрей, - Петя играет.

- Доставьте нам удовольствие, - попросил Русанов.

- Попробуйте, - неуверенно согласился академик, бросив осторожный взгляд в сторону Русанова, тонкого и придирчивого ценителя музыки.

Петушок перехватил его взгляд и, не заставляя себя упрашивать, подошел к роялю. Усевшись на плюшевую вертушку, он с мальчишеским вызовом повернулся к Русанову:

- Что бы вам хотелось послушать?

Русанов с изумлением посмотрел поверх очков на самоуверенного летчика, едва заметно пожал плечами и с подчеркнуто холодной корректностью ответил:

- Если вы, молодой человек, попытаетесь изобразить нам что-либо из Бетховена, я премного буду обязан вам.

- Хорошо, - беспечно произнес Петушок, - наши вкусы сходятся! - и повернулся к роялю.

Он взял первые медлительные аккорды, адажио «Лунной сонаты» Русанов высоко поднял брови и оглядел присутствующих.

… Светлая звездная ночь. Теплая. Тихая. Над уснувшей землей одиноко летит самолет. Гордо звучит могучая песня его моторов. Крепкие крылья с силой рассекают разреженный воздух. Зеленовато светятся стрелки и цифры приборов. Руки пилотов спокойно лежат на штурвалах. За бортом - далекий мир. Глубоко-глубоко внизу спит родная земля. Будто вечность отделяет от нее этот маленький и стремительный «воздушный остров».

В небе царит луна. Все в природе любуется властительницей ночи. Металлическим блеском оживают в ее тонких лучах гибкие тела рек. В черный бархат оделись леса. Тучные поля укрылись прозрачной темно-сиреневой дымкой. Бесчисленные огоньки поселений сверкают в живописном беспорядке. И нет всей этой красе ни конца ни края.

- Летишь - и крыло не качнется, оглянешься кругом - И кажется, будто иссякла силища, накопленная небом за жаркий день.

Но вот меньше становится звезд вдали, точно кто-то нарочно гасит их… Все темнее небосвод. Шалый ветерок выбежал навстречу и, потрогав самолет, ударил слегка по крыльям, словно пробуя их прочность. Оживились и пилоты: знакомо им такое озорство!

За первым ветерком выбежал второй - постарше и посильнее. Слышен даже его задорный свист: «А ну, померяемся, кто кого!» И помчались навстречу ветры, один яростнее другого! Бьют машину, кренят ее то на одно крыло, то на другое, кидают в невидимую «яму», забрасывают на вершины крутых воздушных «гор». Огромная вытянутая туча подплыла снизу и проглотила сияющий диск луны.

… Все живее бегают по клавишам пальцы Петушка, тревожно звучит аллегретто любимой сонаты; все отчетливее возникает в его воображении картина грозы в ночном полете, которая всегда связывалась у него с этим бессмертным произведением великого Бетховена, не знавшего ни авиации, ни полетов, но создавшего музыку, которая сегодня вдохновляет летчиков, а завтра вдохновит астронавтов.

… Притаившаяся в черноте ночи грозовая туча воткнула в землю ослепительную молнию, желтые круги поплыли в глазах пилотов. Мелко задрожал самолет, точно предчувствуя решительную схватку. Одна за другой возникали в небе огненные вспышки - целый частокол молний окружил самолет, появились облака из расплавленной меди.