Гаяна - Аматуни Петроний Гай - Страница 42

5

Помню, в те дни в журнале «Техника - молодежи» опубликовали очерк о новой работе Глебова. Речь шла о некоторых особенностях жизни Вещества. За бойкостью изложения скрывалось нечто такое, что ускользнуло от меня. Я пожаловался Евгению Николаевичу.

- Не огорчайтесь, - сказал он. - В науке много такого, что трудно поддается популяризации. Скажем, мы разбираемся в понятиях о продолжительности жизни любого объекта природы, будь то человек или растение, пылинка или галактика. Мы знаем: неизменного нет - и верим этому. Жизнь учит, убеждает нас: сколько ни существуй, а конец будет. Нельзя наращивать время существования бесконечно, хотя математика и воображение позволяют нам мысленно представить себе сколь угодно большое число миллионолетий.

- Верно, - согласился я, - если это бесконечно большое время не связывать с конкретными объектами природы.

- Ну а если мы начнем, так сказать, уменьшать время и пространство? - спросил Евгений Николаевич.

- Вероятно, то же. Хотя…

- Вот видите, в этом случае труднее. Давайте совершим с вами небольшую экскурсию в глубины материи.

С помощью волшебницы-мысли мы стали быстро уменьшаться в размерах и вскоре очутились у полосатого пограничного столба с буквой «h».

- Это не что иное, - сказал Евгений Николаевич, - как символ «постоянной Планка», очень важной в современной физике.

- И обозначает она?

- Количество действия. Шагайте смелее: по ту сторону столба находится Микромир! Вот так… А сейчас - за работу.

По знаку, поданному Евгением Николаевичем, мы с ожесточением принялись дробить Пространство и Время на мельчайшие доли. Когда я уже выбился из сил и стал подумывать, что этой работе не видно конца, мой друг нанес крохотной частице последний удар, расколол ее надвое и, тяжело дыша, поднял руку.

- Хватит, - сказал он. - Мы уже дошли с вами до точки.

- Что вы имеете в виду?

- Смотрите: это мельчайшая точка Пространства и Времени, в пределах которой еще может что-то существовать, произойти; мельчайшая с точки зрения нынешних знаний.

- Я сейчас так стукну по ней, что из нее искры посыпятся!

- Пожалуйста. Но делайте это мысленно, отвлеченно от природы вообще, считая, что Пространство и Время могут быть всегда независимыми от материи.

- Ну, на это я не согласен! Ведь Пространство и Время - это формы существования материи.

- Тогда обратимся к самой точке. Вы видите, она очень мала, но все же не равна нулю. Это означает, что овеществленная материя развивается в Пространстве и Времени, имеющих измеримые величины. Получив в свое распоряжение эти величины и поделив первое на второе, мы получим скорость, которую я назвал скоростью мирового хода времени. Это понятие является одной из важнейших характеристик природы. Грубо говоря, это как бы скорость жизни Вещества, спидометр Мироздания…

И тут мне пришла в голову мысль: является ли эта скорость постоянной?

- Думаю, что больше оснований допустить это, нежели то, что материя развивается неритмично - то скорее, то медленнее.

- Я о другом: возможно ли, что эта скорость мирового хода времени постоянна лишь для нашей Галактики или Метагалактики. Допустимо ли существование таких материальных систем, где все развивается в сто, нет, в тысячу раз быстрее или медленнее?

- Да, возможно.

- А если в нашей Галактике есть места с иной, большей скоростью развития материи? - не унимался я. - На Земле проходит год, а там - сто лет! Да еще если и космическое пространство, разделяющее нас, хотя бы на некотором протяжении обладает такими же особенностями… Тогда можно бы слетать на какую-нибудь «быструю» планету, пожить там и вернуться назад всего через пятнадцать - двадцать лет.

- В пределах нашей Галактики это менее возможно.

- Это еще как сказать, - разошелся я. - Возможно, спиральная структура нашей и многих других галактик тем и объясняется, что в них есть как бы два потока материи, и более быстрый поток, обгоняя своего соседа, отжимает его внутрь…

- Вы уже не спрашиваете Меня, а сами выдвигаете гипотезы, - засмеялся Глебов.

Я с уважением посмотрел на маленькую стойкую частицу Пространства и Времени, не подозревая, какую значительную роль она могла бы сыграть и в моей, такой огромной в сравнении с ней жизни.

Закурив, я сделал глубокую затяжку и вдруг увидел, что мы вновь сидим на берегу Черного моря, под ласковым крымским солнцем, окруженные привычным голубым пространством. Экскурсия в недра материи окончилась…

- То, что я вам рассказал, - предупредил Евгений Николаевич, - пока еще лишь философская основа моей новой работы. Нужны долгие размышления, поиски доказательств, наконец, сами доказательства. Одним словом, я изучаю сейчас конструкцию замка, а потом уже буду искать к нему ключ…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Когда человеку хорошо - это опасно»

1

Боб Хоутон опять сидел в приемной редактора. Здесь четыре года назад он напряженно ожидал, когда его вызовут к шефу и решится вопрос о приеме на работу.

Год назад в эту же комнату с диванами, пальмами в кадках и старинными английскими часами размером с голландскую печь его вышвырнули из редакторского кабинета, как бейсбольный мяч.

А утром следующего дня Боб пересекал ее в обратном направлении, и, хотя его шаги были не совсем тверды из-за выпитого мартеля, он шел как победитель.

Он пробыл тогда у шефа не менее двух часов, и, когда вновь появился в приемной, его ожидали собратья по перу, прожженные газетчики, первыми прилетающие к месту сенсации, как бабочки на свет, едва перст судьбы прикоснется к белой кнопке Включателя Новостей. Они завидовали Бобу, отправляющемуся в дальний путь на Пито-Као.

Пито-Као… Нелегким оказалось для Хоутона пребывание на этом острове. Он жил там, как стрекоза в сачке натуралиста. Но ему все же здорово повезло: он ускользнул от Бергоффа и Дорта.

Несколько месяцев прожили они с Паолой на Отунуи - соседнем острове, у соплеменников Мауки. Каждый час они ожидали появления Курца, а то и самого Бергоффа и скрывались даже днем.

Неделю спустя после того как на Пито-Као вспыхнула эпидемия арпела, к Отунуи пристал катер. На берег высадилось человек двадцать, одетых в белые халаты.

Мауки отправился на разведку, а Боб и Паола бежали на противоположный край острова, туда, где высилась замшелая гора Ратануи - давно потухший вулкан. Паола изнемогала от страха. Каждое дуновение ветра, крик чайки казались ей предвестниками беды.

- Ах, Боб, - без конца повторяла она, - когда человеку хорошо - это опасно?

Пришел Мауки. По его словам выходило, что люди в белых халатах вовсе не помощники Дорта. Они прилетели сюда с Большой земли, чтобы уберечь оставшихся в живых. Мауки сам слышал, как начальник Белых Халатов, по имени Гровер, говорил об этом жителям Отунуи.

- И теперь всем делают уколы, всем до единого, - закончил Мауки.

- Как зовут начальника Белых Халатов? - взволнованно переспросил Боб.

- Гровер, - повторил Мауки.

- Паола, - возбужденно сказал Боб, - в словах этого парня мне чудится надежда. Я пойду туда.

- Не надо! - воскликнула итальянка. - Я боюсь…

- Я не стану показываться им на глаза, - заверил Хоутон. - Я только гляну издали, одним глазком, и если это тот Гровер, с которым я учился в школе…

- То?

- Не волнуйся за меня. Но ведь ты знаешь, каких ужасных микробов выпустил Дорт на волю. Не дай бог тебе заболеть! С такими вещами шутить нельзя. Я скоро вернусь.

Да, это был Роберт Гровер, старый школьный товарищ. Хоутон написал записку, и Мауки незаметно вручил ее Гроверу. Друзья встретились в небольшом скалистом ущелье.

- Боб?! - поразился Роберт. - Дружище, я уже и не верил, что увижу тебя!