Под чужим небом - Стенькин Василий Степанович - Страница 23

Юкава не закончил предложение: посмотрел на часы и стал прибирать бумаги на столе.

Переступив порог генеральского кабинета, Таров опустился на колени и сложил перед собою руки ладонями вниз. Таков японский обычай. Этой позой выражают просьбу и смирение.

Тарову было противно рабское унижение, но он знал, что перед ним хитрый враг, которого надо обмануть; он, Таров, только разыгрывает роль, чтобы усыпить бдительность врага, ему нужно заслужить его доверие.

Генерал был невысокого роста, тучный, с двойным подбородком. Отлично пригнанная и старательно отутюженная блестящая форма не скрывала, а скорее подчеркивала солидный возраст и полноту.

— Подойдите ближе, — попросил Янагита мягким голосом, повертываясь вместе с креслом вполуоборот к вошедшим. Встать он не разрешил, и поэтому Таров передвигался на коленях. Поручик Юкава стоял за его спиной. Как позднее узнал Таров, такой способ представления начальству здесь был обязательным. Не только арестованных, но даже людей, обращавшихся с заявлениями и просьбами, заставляли входить в кабинет генерала на коленях. Разумеется, на японцев это не распространялось.

— Скажите, Таров, вы на следствии показали правду? Все, что тут записано, — генерал положил руку с короткими и толстыми, как сардельки, пальцами на пухлое дело в серой обложке, — истинно?

— Так точно, господин генерал, я показывал истинную правду.

— С какой целью вы прибыли в Маньчжоу-Го?

— Я в течение всей жизни боролся с большевиками. Прибыл сюда, чтобы продолжать эту борьбу.

— Каким способом?

— Я хотел связаться с атаманом Семеновым, которому много лет служил верой и правдой и под его руководством...

— Встаньте! — тихо приказал генерал.

Таров еле поднялся, преодолевая напряжением воли острую боль в коленях и судороги в икрах. Янагита вышел из-за стола.

— Что это у вас колени дрожат? — спросил он, улыбнувшись. — Вы трус?

— Нет, господин генерал, не трус, — сказал Таров и тоже заулыбался. — Должно быть, от непривычки стоять на коленях.

— Какими языками вы владеете?

— Японским, русским, китайским, маньчжурским, монгольским и бурятским. Слабо знаю санскрит. В молодости читал в подлиннике любовную лирику Амару, «Рамаяну» и «70 рассказов попугая».

— Да вы настоящий полиглот! Где же изучили столько языков?

— В Петроградском университете, господин генерал. У меня с юных лет было большое влечение к восточным языкам.

— Вот как!

Янагита тяжело шагал по ковровой дорожке, сцепив за спиною руки указательными пальцами.

— Мы проверили ваши показания и готовы верить вам. Я имею предложение: не согласитесь ли вы, господин Таров, вернуться в Россию с нашим заданием?

— Меня там разыскивают как государственного преступника, бежавшего из колонии. При моей приметной внешности я не смогу долго скрываться.

— Да, пожалуй, вы правы. А к нам на службу пойдете?

Ермак Дионисович был обрадован предложением генерала и впервые услышанным обращением «господин», но радость надо было скрывать.

— Я понимаю, господин генерал, без вашей помощи мы бессильны, но...

— У вас есть возражения? — спросил Янагита.

Его тонкие брови удивленно поползли вверх.

— Нет. Но мне предварительно хотелось бы встретиться с атаманом...

— С генералом Семеновым мы договоримся. Это я вам твердо обещаю.

— Тогда я вверяю вам свою судьбу, ваше превосходительство.

— Но учтите, Таров, — сухо проговорил Янагита, сверкнув золотыми коронками, — если раскроем обман или предательство с вашей стороны, мы будем беспощадны. Ужасы инфэруно — ужасы ада — вам покажутся детской забавой.

— Я сумею доказать мою преданность японскому императору.

Взгляд Янагиты потеплел. Он начал говорить о великой миссии, которую провидение возложило на его страну. Потом он взял со стола газету «Тайо Дайниппон» за 5 января 1942 года — дату Таров хорошо запомнил — и стал читать вслух пространные выдержки из статьи «Императорская сфера Великой Восточной Азии». В эту «сферу», автор включал многие страны и земли: Японию, Маньчжурию, Китай, Советский Дальний Восток, Малайю, Афганистан, Австралию, Новую Зеландию, Филиппины, острова Тихого и Индийского океанов.

— Вам оказана честь и большое доверие, Таров, — сказал генерал в заключение, — не забывайте этого. И еще раз хочу напомнить вам: мы очень хорошо благодарим наших друзей и беспощадно караем врагов и предателей...

Ермак Дионисович поклонился, показывая, что он понял предупреждение генерала Янагиты.

— Кого же мне считать своим благодетелем, вас, господин поручик, или генерала? — Обратился Таров к Юкаве, когда они вернулись в его кабинет.

— Генерала Тосихидэ.

— Тосихидэ?

— Именно его. Ознакомившись с вашим делом, он написал всего два слова: «Так и было». Они-то и решили вашу судьбу.

— Скажите, Юкава-сан, где сейчас служит генерал Тосихидэ?

— В Токио, в ведомстве национальной безопасности.

Они сели, закурили. Поручика точно подменили, он шутил, смеялся, подчеркнуто часто называл Тарова коллегой.

Новое отношение Юкавы к Тарову объяснялось просто. У японцев процветал культ преклонения перед старшими: раз к Тарову хорошо относятся Тосихидэ и Янагита, поручик Юкава не посмел относиться иначе...

— Наверно, очень страшно нелегально переходить границу? — спросил Юкава. — Это не для дела, спрашиваю из простого любопытства, — пояснил он.

— Туда я перешел легко, — сказал Таров, глубоко затягиваясь. — Поручик Касуга все организовал идеально. Ночью пересекли Аргунь, я и не заметил, как очутился на сопредельной территории. Конечно, сильно волновался, пока не удалился на значительное расстояние от границы. Могли задержать, подстрелить. В этом смысле опасность всегда есть. Легализоваться в Советском Союзе мне не стоило большого труда: отличные документы прикрытия, знание языка и условий... Вот обратный путь был тяжелее. Война. Для въезда в приграничную зону ввели пропуска. Потом я же знал: меня наверняка разыскивают. Шел ночами, а днем скрывался у бурят-чабанов, выдавал себя за бродячего ламу. По бурятским улусам немало бродит таких лам-шарлатанов. Когда оказался в Маньчжоу-Го, гора с плеч свалилась. Рассуждал так: если меня задержат, то доставят в Харбин, там на помощь придут Тосихидэ и Семенов... А получилось вон как. Уж во всяком случае я и мысли не допускал, что меня будут допрашивать с таким пристрастием.

— Говорят, во все времена пытка была и остается самым верным средством получения признания. Я разделяю эту точку зрения. Впрочем, я действовал по инструкции. Вы не должны обижаться, коллега.

— Чего уж обижаться, — Таров посмотрел на поручика и продолжал: — В моем деле разобрались. Я рад и признателен вам, Юкава-сан: вы оказались добрым и проницательным человеком. Спасибо от всего сердца...

Открытая лесть достигла цели: поручик Юкава остался доволен.

Тарову отвели комнату в Ямото — служебной гостинице, выдали несколько бумажек по десяти даянов и пропуск в столовую военной миссии. О характере предстоящей работы никакого разговора не вели. Долго Таров находился как бы на домашнем аресте: выходить в город в «арестантской» одежде не мог; ни формы, ни документа, удостоверяющего его службу в ЯВМ, он не имел.

Лишь на исходе третьей недели ему выдали полный комплект обмундирования и унтер-офицерские знаки различия. В последних числах марта Ермак Дионисович вышел в город. Снег уже сошел, тепло, по-весеннему пригревало солнце, огромные кусты акации лениво покачивали набухшими почками. Таров ходил по центральным улицам Харбина, стараясь обнаружить перемены. Приглядывался к русским эмигрантам, которые встречались на улицах, пытался уловить их настроение. На лицах эмигрантов не было прежней спеси и озлобленности, чаще встречались выражения тревоги и озабоченности. Бросались в глаза портреты императора Маньчжоу-Го, молодого китайца с постным, вытянутым лицом. Портреты Пу И были повсюду: в витринах магазинов, в окнах учреждений и трамваев.