Тайна Соколиного бора - Збанацкий Юрий Олиферович - Страница 27

— На живой кости мясо нарастет. Ранили, гады! Если бы не ребята, пропал бы.

Павел Сидорович с нежностью взглянул на мальчиков, которые наблюдали за этой сценой.

— Молодцы у вас хлопцы! — похвалил он.

— Я даже не думала, что у меня такие соседи… — Она спохватилась — Но об этом потом. Показывайте рану. Температура есть?

Она принялась за раненого, как опытный врач.

— Дождалась все-таки!.. Если бы вы знали, Павел Сидорович, какое это мучение — быть без своих! Школой занялась.

— Ребята рассказывали.

Он заскрежетал зубами от боли, когда Любовь Ивановна отделила тряпку, прилипшую к ране.

— Терпите, родной, терпите… — ласково говорила Любовь Ивановна.

— Ничего, — хрипел сквозь зубы раненый. — Не привыкать. Делай, Люба, свое дело… Так ты говоришь, тебя не заподозрили?

Чтобы заглушить боль, Павел Сидорович нарочно заговорил о другом.

— Староста вызывал. Хотел в полицию отправить. Но когда прочитал документы, отошел. А теперь уже совсем считают своей. Старший полицай даже свататься стал, — добавила она тише.

— Ой!

— Больно? Потерпите, потерпите, я сейчас…

— Ничего. Прозевал он невесту!

Руки ее замерли, и она вопросительно посмотрела ему в глаза:

— Неужели больше туда не возвращаться?

— Нет необходимости. Любовь Ивановна Зарецкая свою роль исполнила и отныне снова становится Любовью Ивановной Иванчук.

— Как я рада! — прошептала девушка.

— Сидоренко был?

— Присылал человека. Несколько раз… Беспокоился очень. Скоро будет здесь.

Василек догадался, о чем шла речь. Он теперь понял, что учительница была связной.

Любовь Ивановна перевязала рану и дала Павлу Сидоровичу какие-то порошки:

— Теперь будет легче.

— Спасибо! Меня не берет, а вот… товарища… — В голосе раненого зазвучали нотки скорби.

— Как там наши? Николай Петрович?

— Отрядом командует.

— А обком?

— Подпольный обком тоже там.

— Почему так долго не было никого? Как Иванов?

— Потому так долго и не было. Месяц назад пошли с Ивановым и… на засаду нарвались. Это я уж, как видишь, дошел, да около села чуть не погиб. А Боярчука убили… здесь, за лесом.

Любовь Ивановна вздохнула.

Каждый думал о своем.

Василек снял нагар со свечи, которая начала чадить и часто мигала. Тимка подпер кулаками подбородок и влюбленными глазами смотрел то на Павла Сидоровича, то на Любовь Ивановну. Он ловил каждое их слово, переживая все сказанное.

Сверху послышались шаги.

— Должно быть, Мишка, — тихо промолвил Василек, хотя сам был уверен, что это партизаны.

Предчувствие не обмануло его. В землянку ввалился весь обсыпанный снегом Иван Павлович. Он прищурился, внимательно всматриваясь в лицо учительницы.

— Не ждал, — сказал он поздоровавшись. — Вы как попали сюда, товарищ Иванчук? Не выдержали?

Любовь Ивановна пожала ему руку:

— Все в порядке, товарищ Сидоренко.

Иван Павлович заметил в углу землянки человека, лежащего на сене.

Павел Сидорович пошевелился.

— Не узнали, товарищ Сидоренко? — довольно усмехаясь, спросила Любовь Ивановна.

Иван Павлович приблизился к раненому.

— Журляк! Павел! — крикнул он.

Они по-братски расцеловались.

— Наконец-то!.. Заждались! — сказал Иван Павлович.

— Плохо встречают в твоих краях, товарищ Сидоренко.

— Ранили?

Только сейчас Иван Павлович заметил болезненную бледность Павла Сидоровича.

— А Боярчука помнишь, в облземотделе работал? Убили… Если бы не твои орлы…

— Выручили? — Иван Павлович с любовью посмотрел на мальчиков. — Они у меня действительно орлы!

Ребята, раскрасневшиеся от этой похвалы, не знали, что сказать.

…Была уже полночь, когда в землянку ворвался Мишка, весь мокрый, утомленный. Ему было и невыразимо радостно, и досада сжимала сердце. Такой неповторимый момент, исключительный случай, а его именно в это время и не было! Но чувство досады скоро прошло. Здесь все сидели, мирно разговаривая при тусклом мерцании свечи, а он ночью делал свое дело.

— Товарищ командир! Ну-ка, посмотрите, не пригодится ли вам это?

Мишка развязал сумку. Командир взял в руки плитку, похожую на кусок желтоватого мыла.

— Тол! Павел Сидорович, смотри, настоящий тол! — обратился Иван Павлович к представителю подпольного обкома. — Видел этих орлов! Ведь это же на вес золота! Ты знаешь, что ты принес, Мишка?

— Я еще могу! — гордо заявил Мишка.

— Давай побольше, сынок! После войны за тол я тебе золотом возвращу. Пуд за пуд.

— Ого! Не хватит золота, — фыркнул Тимка.

— Где это ты раздобыл? — спросил Иван Павлович.

— Это ребята… Алеша… У них стояли солдаты и много такого оставили. Целый ящик. Алеша и спрятал. Хозяйки сначала думали, что мыло; попробовали белье стирать, а оно не мылится.

— Это мыло, чтоб фашистов мылить! — смеялся командир. — Нам оно нужно дозарезу. Патроны где-нибудь найдете, тоже давайте. Это все нужно, как воздух.

— Найдем! — за всех пообещал Василек.

Что было потом

Ивана Павловича, командира партизанского отряда, не было около недели. В Соколином бору остались только четверо партизан для охраны Павла Сидоровича и Любови Ивановны.

Павел Сидорович быстро выздоравливал. Спал теперь спокойно, пробовал уже опираться на раненую ногу. В солнечные дни его выводили из землянки. Он ложился на сухое сено, приподнимался на локтях и радостно щурил глаза от солнца. Он похудел, лицо вытянулось, позеленело, щеки запали. Только красивые серые глаза стали глубже и еще больше закурчавилась борода.

Дружески усмехаясь ребятам, Павел Сидорович спрашивал:

— Как дела, Мишка?

— Ничего.

— Весь тол перетаскал? — допытывался Павел Сидорович.

— Весь.

Мишка, всегда разговорчивый и особенно любивший побеседовать с Павлом Сидоровичем, отвечал сейчас не очень охотно. Все его внимание было направлено на другое. Мишка не сводил глаз с рук молодого партизана: Леня Устюжанин мастерил мину из того самого тола, который принес Мишка из села.

Мишка всегда очень любил технику. Когда в колхозе приобрели автомашину, он целыми днями вертелся около нее и внимательно следил за тем, что делал шофер. Слышал он и про чудодейственную силу мин. Представить себе только: наскакивает на мину танк или машина — и летит в воздух!

Мины казались Мишке чем-то непостижимым и уж вовсе не произведением рук человеческих. А оказывается, очень просто: Леня сам быстро и искусно делал настоящую мину.

Он смастерил из березовой коры небольшой ящик, наполнил его плитками тола, туго перевязал проволокой. Потом вставил в ящик металлическую трубочку, которую Мишка принял было за автоматическую ручку, и объявил, что мина готова.

Мишка недоверчиво посмотрел на Леню:

— И она взорвется?

— Ого! — засмеялся тот в ответ.

Мишка опять с изумлением взглянул на Леню:

— А как вы ее… где ставите?

— Можно на дороге, можно на железнодорожном пути. Везде можно, только осторожно! Сапер ошибается один раз в жизни, — произнес партизан слова, которые когда-то говорили ему самому.

Но Мишке нравилась эта опасная профессия, и он решил во что бы то ни стало стать минером.

Леня словно прочел его мысли:

— Здесь, Мишка, надо действовать спокойно, осторожно. Нужно тебе, например, взорвать автомашину. Выходишь на дорогу. Роешь ямку там, где колеса проходят. Ставишь мину. Но вот тут-то и весь секрет: мину надо зарядить. Ошибешься — машину не подорвешь, а сам загремишь. А делается это так…

— А разминировать потом можно? — спросил Мишка.

— Все можно, только осторожно.

Леня начал рассказывать, как он, будучи еще в армии, разминировал с товарищами поля.

Мишка просиял:

— А Алешка знает такое поле. Туда никто не заходил. Зашла один раз чья-то корова — и на кусочки!

Устюжанин оживился:

— Обязательно разминируем. Это ведь клад для партизан.