Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сильвия и Бруно - Кэрролл Льюис - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

— А это большое жёлтое пятно — это, вероятно, Сказочная страна?

— Да, это Сказочная страна, — ответил Вице-Премьер. — Самое время намекнуть ему, — шёпотом добавил он своей супруге, — чтобы он завтра же возвращался восвояси. Он ест, как акула! Но мне самому неловко ему об этом сказать.

Миледи подхватила идею мужа и немедленно принялась делать намёки самого тонкого и деликатного свойства:

— Только поглядите, как коротка дорога назад в Сказочную страну! Если вы отправитесь завтра утром, то окажетесь дома самое позднее через неделю!

Барон недоверчиво поглядел на неё.

— Но чтобы прибыть сюда, мне и то потребовался целый месяц, — сказал он.

— Но ведь путь домой всегда короче!

Барон умоляюще взглянул на Вице-Премьера, который с готовностью поддержал супругу.

— Вы пять раз сможете приехать назад за то время, что потратили на одну-единственную поездку сюда — если только отправитесь завтра утром.

В это время в комнате раздались звуки Сонаты. Барон вынужден был признаться самому себе, что исполнение было блестящим, но тщетно пытался он взглянуть на юного музыканта. Всякий раз, как ему уже удавалось оборотиться в ту сторону, либо Вице-Премьер, либо его жена ухитрялись заслонить ему вид, указывая на карте ещё какое-нибудь место и оглушая его слух каким-нибудь новым названием.

Наконец Барон сдался, скороговоркой пожелал доброй ночи и покинул комнату, пока хозяин и хозяйка обменивались победными взглядами.

— Отлично сработано! — вскричал Вице-Премьер. — Ловко придумано! Но что это за топот там на лестнице?

Он приоткрыл дверь, выглянул и встревожено произнес:

— Сундуки Барона сносят вниз!

— А откуда этот стук колёс? — вскричала миледи, взглядывая через занавеску в окно. — Зачем-то подали экипаж Барона, — пробормотала она.

В этот момент дверь раскрылась; в ней показалось толстое гневное лицо, и голос, хриплый от негодования, проревел:

— В моей комнате полно лягушек. Я уезжаю!

И дверь вновь закрылась.

А в комнате продолжала звучать благородная Соната, — только теперь это мастерские движения Артуровых рук возбуждали всеобщее эхо и заставляли саму мою душу трепетом вторить негромким звукам бессмертной «Патетической»; и не раньше, чем смолкла последняя нота, смог усталый, но счастливый путешественник произнести «Доброй ночи» и отправиться к своей столь желанной перине.

ГЛАВА VIII. Верхом на Льве

Следующий день пробежал достаточно приятным образом, частью в хлопотах по моему устройству на новой квартире, частью в обходе окрестностей под предводительством Артура и в попытках получить общее представление об Эльфстоне и его жителях. А когда подошло время пятичасового чая, Артур предложил — на этот раз уже безо всяких колебаний — вдвоём заглянуть в «Усадьбу», с тем чтобы я мог познакомиться с графом Эйнсли, снимающим её на сезон, и возобновить приятельские отношения с его дочерью леди Мюриел.

Моё первое впечатление от благородного, величественного и вместе с тем радушного старика было самым благоприятным; а то неподдельное удовольствие, что разлилось по лицу его дочери, встретившей меня словами: «Вот уж воистину нежданная радость!», совершенно сгладило все следы круговерти личных неудач и разочарований долгих лет, и нанесло сокрушительный удар по огрубелой корке, сковавшей мою душу.

Но я отметил, и отметил с удовлетворением, свидетельство более глубокого чувства, чем простое дружеское расположение, в её обращении к Артуру — хотя его визиты, как я понял, происходили чуть не ежедневно, — и их беседа, в продолжение которой граф и я только иногда вставляли своё слово, протекала на редкость легко и непосредственно, как бывает лишь при встрече очень старых друзей; а поскольку я знал, что они-то знакомы друг с другом не дольше, чем длится это лето, уже переходящее в осень, то у меня сложилось убеждение, что данный феномен можно объяснить Любовью и только ею.

— Вот было бы здорово, — со смехом заметила леди Мюриел — в ответ, кстати, на моё настоятельное предложение избавить её от труда пронести через всю комнату чашку чая графу, — если бы чашки с чаем вообще ничего не весили! Тогда, возможно, дамам позволялось бы иногда носить их не очень далеко!

— Легко можно вообразить ситуацию, — сказал Артур, — когда вещи с неизбежностью будут лишены веса друг относительно друга, хотя каждый предмет при этом будет обладать своим обычным весом, если рассматривать его самого по себе.

— Какой-то безнадёжный парадокс! — сказал граф. — Объясните же нам, как это возможно. Мы никогда сами не догадаемся.

— Вообразите, что этот дом, весь полностью, поместили на высоте нескольких биллионов миль над планетой, и поблизости нет никакого возмущающего фактора — такой дом ведь станет падать на планету?

Граф кивнул:

— Конечно. Хотя, чтобы упасть, ему понадобится несколько столетий.

— А мы сможем продолжать наш пятичасовой чай? — спросила леди Мюриел.

— И чай, и всё остальное, — ответил Артур. — Обитатели этого дома будут жить себе поживать, расти и умирать, а дом будет падать, падать и падать. Но взглянем на относительный вес предметов в нём. Ничто, как вы понимаете, не сможет быть в нём тяжёлым, за исключением той вещи, которая попытается упасть, и ей в том помешают. Вы со мной согласны?

Мы все были согласны.

— Например, если я возьму эту книгу и буду держать её в вытянутой руке, я, разумеется, почувствую её вес. Она ведь стремится упасть, а я ей препятствую. Если бы не я, она упала бы на пол. Но если бы мы падали вместе, она не могла бы, скажем так, стремиться упасть быстрее меня, понимаете? Ведь даже отпусти я её — что ещё она могла бы делать, как не падать? Но так как моя рука падает тоже — и с той же скоростью, — книга никогда не оторвалась бы от руки, постоянно несущейся в этой гонке бок о бок с ней. И она никогда не смогла бы настигнуть падающий пол [31]!

— По-моему, это ясно, — сказала леди Мюриел. — Но когда думаешь об этом, начинает кружиться голова! Как вы можете доводить нас до такого?

— Предлагаю ещё более любопытное рассуждение, — отважился вставить я. — Представьте себе, что снизу к такому дому привязали верёвку, и некто, находящийся на планете, потянул за другой конец. В этом случае дом двигается быстрее, чем его естественная скорость падения, но вот вся мебель — с нашими персонами — продолжает падать в своём прежнем темпе, поэтому отстаёт.

— Фактически, мы вознесёмся к потолку, — сказал граф. — Нас неминуемо ждёт сотрясение мозга.

— Чтобы этого не случилось, — сказал Артур, — нам нужно закрепить мебель на полу, а самим привязаться к креслам. Тогда наше чаепитие пройдёт спокойно.

— С одной небольшой неприятностью, — весело перебила леди Мюриел. — Чашки-то мы будем держать при себе, но как быть с чаем?

— Про чай-то я и забыл, — признался Артур. — Уж он улетит к потолку, это точно, если только вы не пожелаете выпить его по пути!

— Ну уж это, я думаю, совершенно невозможная штука — выпить чашку чая залпом! — отозвался граф. — А какие новости привёз нам этот джентльмен из необъятного мира, называемого Лондоном [32]?

Беседа приняла более светский характер. Спустя некоторое время Артур подал мне знак, что пора прощаться, и в вечерней прохладе мы побрели к побережью, наслаждаясь тишиной, нарушаемой лишь шёпотом моря да отдаленной песней какого-то рыбака, а в равной мере и нашей поздней задушевной беседой.

По дороге мы присели среди скал у тихой заводи, такой богатой по части животной, растительной и зоофитической — или как там её правильно назвать — жизни, что я весь ушёл в её изучение, и когда Артур предложил вернуться домой, я попросился остаться на некоторое время здесь, чтобы понаблюдать и поразмышлять в одиночестве [33].