Адам и Отка - Ржига Богумил - Страница 27

— А мне как раз очень хочется его потрогать, — пищит Отка.

— Вот что значит ознакомиться с запретом, — смеётся часовщик. — Ну ладно, потрогай вот этот разрисованный маятник.

Но Отке до маятника не дотянуться. И потом, где-то совсем рядом хлопают двери, слышатся шаги.

— Пани Сукова пришла домой, — говорит часовщик.

4

— Дети, дети! — кричит тётя Яна и подбрасывает одного за другим вверх к потолку.

Сначала Отку, потом Адама.

— Нет, тебя не удержишь, — говорит она Адаму и быстро опускает его на пол… — Сколько у вас было в этом году цыплят?

— Семнадцать, — говорит Отка, — но два цыплёночка заблудились где-то в лесу.

— А как ваши кролики?

— Скоро всё сожрут, — жалуется Адам.

— А утки?

— На уток хорёк набросился.

— Боже мой! — запричитала тётя. — Да вы, наверное, забыли поставить капканы. Ну, а как маленький Яхимек?

— Возьмёшь его на руки, так не орёт, — говорит Отка, — а отойдёшь от него, орёт во всё горло.

— Значит, Яхимку вашего нелюдимым не назовёшь, — смеётся тётя.

Её широкое добродушное лицо сияет, будто внутри зажглись электрические лампочки. Она родилась в Выкане и до сих пор очень любит свою деревню. Так и осталась деревенской женщиной, хотя не только живёт в городе, но и ежедневно целый день проводит в пражском трамвае. У неё очень приветливая и располагающая к доверию внешность. Да и сама она доверчива, сразу же рассказывает детям свою тайну, радующую её последние дни.

— Дети, а вы знаете, у нас тоже будет маленький, и очень скоро, может быть уже на этой неделе. Как только отец вернётся из Египта.

Дети замолкают. Молчат как в воду опущенные.

— Вы что так на меня смотрите?

— Я не смотрю, — говорит Отка, а сама краешком глаза оглядывает фигуру тётки. Нет, та как была худая, так и осталась.

— Вы не думайте, будет самый настоящий малыш, вовсе не кукла, — объясняет тётка. — Малыш в пелёночках, будет по-настоящему орать, ну иногда, конечно, и замолкает, понимаете?

— Понимаю, — кивает Адам.

— Понимаю, — пищит Отка, а брови у неё так и лезут вверх от удивления.

5

Но дети знают и иную тётку по её приездам в деревню. Какую же? Бывает, глаза её прищуриваются, брови хмурятся, на лице появляется целый веер морщин и тётка выглядит совсем как чужая женщина, которая вот-вот примется ругаться, а то и драться. «Ах, Яна, Яна», — говорит в таких случаях отец, а мать, как правило, исчезает, отправляется разыскивать яйца или находит себе какую-нибудь работу в саду.

И вдруг тётя Яна становится именно такой. Вся приветливость исчезает с её лица, как только узнаёт она о том, что дети были у часовщика Венцла.

— Мне это не нравится, — говорит она строго. — Да и вообще мне кажется, что он хулиган или сумасшедший. Сами видели, у него полна квартира часов, а кому приятно это слышать?

— Вот видишь, Адам! — И Отка с упрёком качает головой.

— Ничего не вижу, — говорит Адам.

— И раз уж мы заговорили об этом, — продолжает тётя, вся изменившись в лице, — то я сразу же вам наказываю: никого не впускайте в квартиру. Пусть стучат хоть целый день, пусть звонят или даже умоляют.

— Мы никого не пустим.

— Телефонную трубку не снимать, пусть звонит хоть полчаса.

— Хоть полчаса, — повторяют дети.

— Воду понапрасну не открывать.

— Не будем.

— К газу не прикасаться, будете варить себе на электрической плитке.

— Хорошо.

— Иначе произойдёт катастрофа. Что такое катастрофа, знаете?

— Например, землетрясение, — приводит Отка как пример.

— Ты рассуждаешь правильно, — хвалит её тётка. — Здесь мы не в деревне.

— Мы в Праге, — хмуро замечает Адам.

6

И вот наконец ребята отправляются спать, ждут не дождутся, когда же придёт настоящая пражская ночь. Диванчик Адама поближе к окну, Отка лежит от окна подальше. Они слышат, как тётя Яна стелит себе постель и что-то ещё прибирает. Но уже её не видят. За окном темнеет. За стеной нежно, тихо бьют часы пана Венцла. Детям хочется спать, но уснуть они не могут.

— Адам, — шепчет Отка.

— Что?

— Мне грустно, скажи что-нибудь.

— Ну что тебе?

— Давай вспомним деревню.

— Давай. Вот наши ворота, наш забор, крыша наша и труба, огород и сад, и гвоздика, и наши лилии. И кошки. И куры. Наш Азор.

— Я тебя слушаю, — говорит Отка. — А теперь ты посвисти, только шёпотом.

— Да отстань, пожалуйста! — ворчит Адам, но всё-таки тихонько насвистывает. Он свистит, спрятав голову под одеяло, и похоже, будто он действительно свистит шёпотом.

— Адам!

— Чего тебе?

— А тебе не кажется, что это странно?

— Что?

— Помнишь, когда должен был появиться Яхимек, то ведь мама не могла влезть в платье. Ты тогда заметил?

— Ну конечно, заметил.

— А как же вот сейчас с тёткой? Говорит, будет ребёнок, а сама худая. Ты что-нибудь понимаешь?

Адам молчит и про себя удивляется, как он этого не заметил.

— Тогда не понимаю, — произносит он с сомнением. — Да ты не обращай на это внимания. Радуйся, что мы в Праге.

— Да, сегодня я что-то не очень радуюсь, может, завтра буду побольше, — отвечает Отка и тут же засыпает.

Адама это почему-то огорчает, но потом он засыпает тоже.

7

Утром ребят никто не будит. Тётя Яна ушла на работу, когда не было ещё шести часов. И всё-таки Адам с Откой просыпаются рано, может, потому, что не слышат деревенских петухов. Но вставать им не хочется.

— Что-то я не могу встать, у меня, наверное, ноги отнялись, — говорит Адам.

— А я встану, оденусь и пойду гулять. Может, опять придёт тонконогая собачка, — мечтает вслух Отка, но на самом деле вставать она не собирается, только блаженно потягивается.

Наконец Отка с Адамом договариваются, что, пожалуй, им лучше поругаться между собой, тогда они рассердятся и вскочат. Отка начинает кричать: «Ты всё врёшь!» И Адам действительно выскакивает из постели и хватает Отку за волосы. Отка от него удирает. Из постелей вылезают таким образом оба. И потом минут десять над этим смеются. Но вдруг сразу же перестают смеяться. Адам замечает бумагу, вернее, записку, которую тётя оставила им в кухне на столе. Он читает, старательно разбирая каждое слово.

«Вы оказались в семье, где любят порядок», — сказала им вчера вечером тётка, укладывая их спать, а теперь повторяет то же самое, наказывая, как они должны в этой семье жить. Всё довольно просто, только очень мало, что можно, и почти ничего нельзя. Дети могут сварить себе то, что они умеют: продукты находятся в холодильнике и в шкафчике, картофель в подвале, деньги в левом горшочке, в буфете. На улицу ходить не рекомендуется, лучше сидеть на диване.

— Ну как? Слышала? — спрашивает Адам.

— Слышала.

— Что же будем делать?

— Сначала оглядим дом. Надо же знать, где мы находимся, — говорит Отка.

Суковы живут в новом кооперативном доме только полгода, Адам и Отка здесь впервые.

— Ну, а потом?

— Потом сварим себе что-нибудь.

— А что?

— Я, например, умею варить картофель с молоком.

— Я помогу тебе, — соглашается Адам.

И они идут осматривать подвал. Конечно, это совсем не такой подвал, как у них в деревне, где темно и сыро. А просто большое подвальное помещение, где люди хранят свои вещи. Или где делают что-нибудь по хозяйству. Скажем, стирают бельё, ремонтируют коляску, топят котёл или хранят какие-то вещи в чуланах. В длинном подземном коридоре, который проходит под домами, тихо и темно. Адам с Откой разговаривают между собой шёпотом и смеются неслышно, только показывая друг другу зубы, чтобы было понятно, что они смеются. Им почему-то кажется, что подвальную тишину нарушать нельзя. Они находят чуланчик Суковых и с удивлением останавливаются перед огромными обитыми железом дверями. Что там за ними? Может быть, там живут гномы или подземные феи?