Линия судьбы - Рощина Наталия - Страница 45

Любовь Ивановна бросила горсть земли на блестящую крышку гроба, услышала, как она глухо ударилась и рассыпалась на мельчайшие комочки. Звук, лишающий последней надежды. Все время, глядя на лицо Гоши, Любовь Ивановна проигрывала в мыслях сцену, как он вдруг открывает глаза и, улыбаясь, приподнимается на локтях. Фантазия не казалась ей кощунственной. Она помогала ей отрешиться от пронзительно звучащей музыки. Потрясенная горем женщина не осознавала, что стоит в шаге от безумия.

— Все, — тихо сказала она, и ее слова услышал только Боря Краснин, оказавшийся ближе всех.

Он взял ее под руку, чувствуя, что ее тело становится тяжелым. Еще мгновение, и Любовь Ивановна потеряла сознание. Несколько часов она находилась в беспамятстве. Она открывала глаза, и тут же тяжелые веки спешили сомкнуться. Она пришла в себя уже дома. Из-за закрытой двери доносились чьи-то приглушенные голоса. Приподнявшись на локтях, Любовь Ивановна сразу выхватила взглядом фотографию Гоши в рамочке, с траурной лентой. Она снова тяжело опустилась на подушку и прошептала:

— Значит, это все-таки правда.

В этот момент дверь чуть приоткрылась — заглянула однокурсница Гоши Таня Зотова. В ее покрасневших глазах Любовь Ивановна увидела вопрос. Девушка только собралась задать его, но увидела, как Гошина мама отвернулась к стене. Понимающе кивнув, Таня снова осторожно закрыла дверь. Но прошло несколько минут, и вторую попытку предпринял Боря. Он негромко постучал и, услышав «войдите», решительно открыл дверь.

— Это я, тетя Люба. Можно? — в ответ та вяло сделала пригласительный жест и вопросительно посмотрела на него. — Приехала ваша сестра.

— Лида?

— Да. Лидия Ивановна.

— Зачем? — обреченно спросила Любовь Ивановна и закрыла глаза. — Мне не нужны утешители. Разве можно утешать меня? Я виновата во всем и не желаю слышать ничьих соболезнований. Это понятно?

Борис оторопело смотрел на ее бледное лицо, растрепанные волосы. Глаза ее блестели, но не тем влажным блеском — предвестником слез. Любовь Ивановна выглядела крайне возбужденно. Когда все разошлись, Боря боялся оставить ее одну. Вместе с Таней он очень обрадовался приезду близкой родственницы. Им казалось, что присутствие близкого человека — это всегда поддержка. Однако Любовь Ивановна была настроена иначе:

— Пусть все оставят меня в покое, — мрачно произнесла она и снова закрыла глаза.

— Лидия Ивановна тоже?

— В первую очередь!

— Хорошо, но, может быть, вы передумаете?

— Нет, я не хочу ее видеть. Я буду смотреть на нее, вспоминать похороны мужа. Она ведь приезжает только на похороны. Другого повода для встреч словно бы и нет. Родная кровь — чужие люди, — горько усмехнулась Любовь Ивановна. — Я ведь Лиде первой сказала, что не допущу судьбы отца для своего сына. Гоша так мечтал пойти по его стопам, стать настоящим профессионалом. Он столько говорил об этом, а я ждала, пока она передумает. Мне казалось, что он не понимает, о чем говорит, что в нем еще слишком много романтики… Ты знаешь, Боря, я ведь запретила ему поступать на юридический. Я устраивала ему истерики, жуткие сцены, представляешь? Я так извела его, рисуя постоянный риск профессии следователя, говорила, что не переживу, если с ним что-то случится. А ведь пережила. Вот говорю с тобой, а его больше никогда не будет, никогда. Все потому, что он выбрал не свой путь, он просто пожалел меня… Боря!

— Да, я слушаю.

— Никогда никого не жалей. Прислушивайся к себе, своим желаниям, даже если тебя будут называть эгоистом, неблагодарным.

— Хорошо, тетя Люба.

— Ты говоришь с поспешностью, желая поскорее окончить наш разговор. Я все понимаю. Только пообещай никогда никому не уступать из любви или жалости, когда точно знаешь, что уступка не принесет тебе ничего хорошего.

— Я осознанно выбирал профессию, я стараюсь не противоречить себе.

— Это замечательно, Борис. Теперь только будь осторожнее. Опасность обычно поджидает там, где ты вовсе не предполагаешь…

— Я постараюсь, — Краснин кивнул, взялся за ручку двери, собираясь выйти из маленькой, душной комнаты. Любовь Ивановна подняла руку, подзывая его к себе. Боря вернулся, подошел к самому дивану.

— Что, теть Люб?

— А ведь ее на похоронах не было, — прошептала она. И хотя имя не было названо, Борис прекрасно понял, кого Любовь Ивановна имела в виду.

— Не было, — согласился он, отводя глаза.

— А ведь она тоже виновна. Она оттолкнула его, она разбила ему сердце. Ты ведь должен знать, как он любил эту девку, — Любовь Ивановна сжала кулаки, в бессильной злобе застонала. — Продажная девка, шлюха! Я всегда, всегда чувствовала, что она не та, за кого себя выдает.

— Зачем вы так, — Борис поморщился, но гневный взгляд Любови Ивановны отбил ему охоту защищать Ксению.

— Ты что, не знаешь, чем она зарабатывает на свою никчемную жизнь? — со злой усмешкой спросила она.

— Честно говоря, я давно не видел ее. Только разговаривал по телефону, когда говорил ей о… когда сказал о Гоше„.

— Она торгует собой и подругу завела — известную проститутку, Риту Маслову. Не могу поверить, что говорю о девушке, которую любил мой сын… Думаю, что Гоша узнал о ее похождениях. Сам узнал, или подсказал кто — какое это теперь имеет значение? Это могло сильно не понравиться… Есть такой закон, по которому то, чего человеку не нужно знать, ему обязательно вложат в уши. Я давно знала, но говорить об этом с ним не могла. Я ведь знала, что он продолжает любить ее. Он говорил тебе, что любит ее, Боря, говорил?

— Он редко был откровенным в последнее время, — ушел от ответа Краснин. Он был в курсе всех последних любовных приключений товарища. При этом Гоша был на себя не похож. Борис видел, что он просто идет по течению. Он пытается погрузнуть в бесконечном водовороте коротких интрижек, бесстыдно пользуется своим обаянием и обманывает своих спутниц. Он встречался одновременно с двумя-тремя девушками, беззастенчиво пользуясь их доверием, играя их чувствами. Последнее время Гоша был особенно циничным, полным беспочвенной иронии. И о Ксении Борису было известно, что она действительно завела странное знакомство со своей однокурсницей с не самой хорошей репутацией. Краснин не задумывался о том, что их может связывать. Он знал только, что мать Ксении в больнице, что Ксении приходится не сладко. О том, что она выбрала путь, о котором говорила Любовь Ивановна, Борис слышал впервые. Так случилось потому, что его это особенно не интересовало. Сейчас он был в растерянности. Он не осуждал Ксению, но и радости не испытывал. Ему было обидно за Гошу:

наверняка он очень страдал. Он долго не выпускал Ксению из виду, незаметно появляясь там, где предполагал встретить ее. Ему было непросто в один миг вычеркнуть ее из жизни. Борис был уверен, что Гоша страдал до последнего дня. И может быть, правы те, кто открыто говорит о его самоубийстве. Он ведь только внешне всегда был спокойным, терпеливым, любившим больше слушать, чем говорить. Борис знал, что он — вулкан, извержение которого может состояться в самый неожиданный момент. И оно случилось. Боря зажмурился, он вдруг четко представил себе степень отчаяния Гоши в те последние мгновения…

Борис увидел, что Любовь Ивановна внимательно следит за выражением его лица. Она отвела взгляд и махнула рукой. Ей не нужно было доказательств того, в чем она была уверена. Не собираясь никого обвинять в случившемся, она вдруг нашла единственную кандидатуру — Ксению. Это она превратила ее отношения с сыном в напряженное ожидание чего-то ужасного, непоправимого. Она отняла покой, украла то светлое, что было между Гошей и матерью.

— Я должна была вести себя иначе, — после паузы произнесла Любовь Ивановна. Она говорила не для того, чтобы ее кто-то услышал, а потому, что должна была произнести вслух то, что не давало ей покоя. — Я должна была настаивать… Я позволила их отношениям зайти слишком далеко. Она словно заворожила моего мальчика, а потом убила своим равнодушием. А теперь не нашла в себе мужества проводить его в последний путь. Удивляться нечему — сердце шлюхи не может испытывать настоящего чувства. Я так хотела посмотреть ей в глаза. Что бы я в них увидела, не знаешь?.. А она побоялась явиться. Подлая, бессердечная, продажная девка!