Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Рощина Наталия - Линия судьбы Линия судьбы

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Линия судьбы - Рощина Наталия - Страница 12


12
Изменить размер шрифта:

— Это жестоко, унизительно и жестоко.

— Ты поняла меня?!

Вера вздрогнула, открыла глаза и быстро закивала. Не говоря больше ни слова, Андрей вышел из комнаты. Шлепанье его босых ног по паркету, щелчок выключателя ванной комнаты, шум воды — Вера обессиленно опустилась на пол. В какой-то момент ей показалось, что она на мосту. Осталось только перевалить непослушное тело через перила. Слезы полились по щекам. Вера старалась плакать беззвучно, а когда ощутила легкое прикосновение, оглянулась. Рядом стояла Ксения. Она смотрела на нее, кусая губы. Поцеловав дочку, Вера медленно поднялась. Она понимала, что нужно взять себя в руки, чтобы успокоить девочку. Ксения ни о чем не спрашивала, но наступил тот возраст, когда она уже понимала настроение в доме. Ей так хотелось, чтобы у мамы на лице чаще появлялась улыбка, а сейчас чтобы она просто заговорила бы с ней о чем угодно. Но Вера чувствовала себя совершенно разбитой. Она не хотела ни с кем говорить. Наверное, с этих пор в их семье так и повелось: молчание, никаких откровений, разговоров по душам.

Девочка росла послушной, смышленой, но очень болезненной. Сквозняки в любое время года, мороженое летом, прогулки на сыром воздухе осенью, зимой — санки, лыжи, мороз — все это стало для Веры Васильевны причинами, регулярно укладывающими ее дочь в постель. Во дворе резвились стайки ребятишек, а Вера со слезами на глазах наблюдала за ними из окна, борясь с очередной болезнью дочки. Не существовало пробуждения природы, буйства красок, золота осенних листьев и белых покрывал зимы — только счастливые дни, когда Ксения была здорова. От самого рождения Ксении и практически до окончания школы Вера Васильевна год за годом выхаживала дочку от болезней, сменявших друг друга с необъяснимым упорством. Это было словно проверкой на прочность для обеих, и Вера Васильевна все чаще впадала в суетную, разрушительную панику, замечая признаки недомогания у дочки. Очередная болезнь девочки вызывала у матери состояние тревоги, внутреннего напряжения. Обычный насморк, глубокий бронхит, воспаление легких, ветрянка — Вера Васильевна тяжело переносила, когда ее девочка болела, и всегда говорила, что уж лучше бы самой… К тому же муж всегда издевательски посмеивался:

— Нет, это не мой ребенок. В моем роду таких доходяг не было. Что за ребенка тебе подсунули в роддоме, Вера?

Он каждый раз находил новые обидные слова, от которых у Веры сжималось сердце. Она помнила угрозу, произнесенную мужем в пылу ссоры, и старалась делать вид, что колкости и жестокость Широкова перестали действовать на нее. Она пыталась выглядеть сильной, что часто сбивало Андрея с толку, хотя и немного сдерживало его ярость. Однако находиться в постоянном нервном напряжении оказалось непростой задачей. Вера очутилась словно между двух огней: мужем и дочерью. Обжигающее пламя безжалостно выжигало ее изнутри, беспощадно, монотонно разрушая.

Широков унижал ее достоинство, требуя при этом к себе особого отношения. Ксения росла и тоже нуждалась в матери, как любой ребенок. Вера пыталась поступать так, чтобы угодить всем, чтобы покой был в доме не на день-два. Задача изначально невыполнимая, но Вера не желала этого замечать, потому что стоило ей только задуматься над происходящим, как ее охватывала паника. Волна стыда, отчаяния и страха делала ее апатичной, слезливой, равнодушной ко всему происходящему. Даже Ксения в такие моменты не вызывала у Веры того благоговения и восторженной любви, которые помогали ей в самые трудные минуты.

Жертвенность и желание делать все необходимое для семьи и дочери скоро привели к тому, что молодая, энергичная, она превратилась в панически боящуюся любого отклонения от привычной жизни, склонную к истерикам женщину. Если бы еще Ксения не болела так часто. Вера все время жила в ожидании беды, очередной болезни, которая обязательно нагрянет и перевернет в их доме все с ног на голову. И все трудности снова падут на нее одну. Ведь муж никогда не разделяет ее опасений, забот. Он целыми днями на работе, а может, только делает вид, что невероятно занят. Вере Васильевне все чаще казалось, что он попросту бежит из дома. То, что он зарабатывает, можно было назвать хорошими деньгами, но радости они не приносили. Отчитываться приходилось за каждую копейку. Расходы на лекарства Широков воспринимал с нескрываемым раздражением:

— Опять на аптеку работал. Вот радость, — ворчал он, бросая в сторону Ксении косые взгляды.

— Маленькие дети часто болеют, — Вера пыталась смягчить его недовольство.

— Она у тебя до старости в маленьких ходить будет. Радости особой не вижу от того, что это чудо появилось в нашем доме. Раздевает нас твоя Ксения, — только и всего.

— Наша.

— Твоя, Веруся, твоя. Моего в ней столько, сколько у тебя от китайца.

— Ты прав. Биологический отец — это еще не отец, — Вера увидела, как вспыхнули злостью глаза мужа, но ни до бранных слов, ни до рукоприкладства не дошло. Широков не пожелал продолжать дальше. Каждый решил, что исход короткого разговора — его победа.

Многодневное отсутствие мужа было для Веры Васильевны спасением. В эти дни она чувствовала себя спокойнее, увереннее, все дела спорились гораздо быстрее, общение с дочкой доставляло удовольствие. Но возвращение Андрея снова ставило все с ног на голову. Опять борьба с его вздорным, грубым характером, постоянное нервное напряжение. Со стороны никому не было известно, что семья Широковых лишь внешне выглядит благополучной. Андрею было крайне важно, чтобы о нем думали, как о примерном отце, муже. Это возвышало его, по большей части в собственных глазах. Фотография Ксении была всегда с ним и при каждом удобном случае он спешил показать ее сослуживцам, совершенно незнакомым людям, встречающимся во время многодневных рейсов. Широкову приносило удовольствие наблюдать, как теплеют лица, когда он начинает придумывать несуществующие истории о своей замечательной дочке, заботливой жене. Он играл роль, которую в жизни даже примерять на себя не пытался. Вера была бы крайне удивлена, если бы хоть раз стала свидетельницей одной из таких сцен. Широков умел казаться искренним и трогательным. Пожалуй, с Верой он ни разу не позволил себе подобного лицедейства. Он считал ниже своего достоинства опускаться до притворства с такой недалекой, ограниченной особой, какой стала его жена. Погрязла в кашках, стирках, утренниках. В ее голове только забота о Ксении, этой кареглазой занозе, прочно засевшей в их доме. И не выдернуть ее никак — это огорчало Широкова больше всего на свете. Если бы кто-нибудь сказал, что нужно потерпеть год-два, а то и поболе, а после самозванка исчезнет раз и навсегда, то он был бы несказанно рад, счастлив. Там, гляди, и Вера снова стала бы прежней. Не квочкой, а женщиной, дарящей ему столько огня в моменты близости. Сколько лет в их близости нет ничего, напоминающего желание? Лет пять, даже больше.

Ксении удалось избавить свою мать от любых других природных потребностей, кроме заботы о собственной никчемной персоне. Это вечно требующее к себе внимания существо сделало его семейную жизнь невыносимой. Разве об этом он думал, когда решил, что Вера — идеальная спутница для него? Нет. Тогда он видел только их двоих, никаких детей, никаких отклонений в отношениях между двумя людьми, которых однажды свела воля случая. И ведь все было так хорошо. У них не было серьезных поводов для ссор, раздоров. А во что превратилась их жизнь с появлением Ксении. В ад. В нем Широкову было чрезвычайно неуютно. Свою злость и раздражение, копившиеся ежеминутно, ежесекундно он не желал оставлять в единоличном владении. Пусть отхлебнет из его ковша и милая женушка. Ослушалась, нарушила главное правило — пусть пеняет на себя.

Вера не могла знать, что за мысли роятся в голове мужа. Хотя понять было не трудно. Достаточно было увидеть, какой злобой и ненавистью был полон его взгляд, резко оброненное слово, чтобы понять — любви и взаимопонимания нет и не будет. Семья Широковых с некоторых пор существовала чисто формально. В ней не было того, что называют поддержкой, теплотой, радостью — вынужденное общение по известному обоим договору, каждый пункт которого определен и ни в коем случае не может быть нарушен. И во всем Вера обвиняла себя. Нет, не за то, что вышла замуж за нелюбимого человека, заранее обрекая себя на жизнь бессловесного, не имеющего своего мнения существа. Вера все чаще вспоминала отца и теперь точно знала, что искупает свой грех по отношению к нему, самому близкому человеку, которому она причинила столько горя. Ее чаша должна наполниться не меньшим, а то и большим страданием. Только тогда она получит прощение и, быть может, заслужит право на человеческую жизнь.