Тринадцать способов умереть - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 51

Потом голосов стало больше.

– Привет, Евген! Проститутку что ль сняли?

– Не-е… с Генариком приперлась. Сама умоляла, чтоб оттрахали.

– Клеевая киска. Пьяная, что ль?..

– Обкурилась чуток и колес дали. Щас первый торчок пройдет, поживее будет…

И ей действительно становилось лучше – приступы тошноты так же неожиданно прекратились, как и начались; лоб уж не покрывался холодным потом; губы порозовели. Однако улучшение было чудным и необычным: равнодушие сменилось интересом; творившееся с ней вдруг представилось чем-то увлекательным и совсем не мерзким, не отвратительным…

«Он отпускает меня! Барклай меня отпускает!! – осенила счастливая догадка. – Или так восхитительно действует грузинская травка?.. И пусть действует – какая разница?! Разве это не выход?! Ведь я чувствую себя легко и абсолютно свободно!!!»

И со сладостной улыбкой на устах, Виктория окончательно утеряла над собой контроль. Невесть откуда появились силы, веселость, азарт, возбуждение; на короткое время вернулась острота зрения.

Приподняв голову, она обнаружила себя лежащей поперек матрацев в неудобной и предельно откровенной позе; успела рассмотреть лица мальчишек, плотным рядком седевших на корточках у топчана – кажется, их стало пятеро или шестеро… Двое крайних, разведя и согнув ее ноги в коленях, крепко держали голени с торчащими кверху тонкими каблуками полусапожек, остальные безбоязненно и по-свойски исследовали бедра, лобок, ягодицы…

– Клеевая стрижка. Ровненькая!

– Под этого… как его?.. Под вождя революции! Ха-ха-а!..

– Не, тот на портретах почти лысый…

– Так и здесь волос не много – только сверху!..

– Х-хе…

Увиденное не взволновало, не вызвало истерику, протест, а напротив – позабавило и еще сильнее возбудило. Вырвавшись из цепких рук, она проворно скинула надоевшую узкую обувь, разбросала по комнате чулки и… позабыв о Барклае и обо всем на свете, отдалась разнузданной похоти…

Одурманенная и заливавшаяся беспричинным смехом Вика стягивала с юнцов брюки, футболки, трусы… Искушенные в действии наркоты, они уж поджидали перемены в поведении и, подобно матерым хищникам, с вальяжной неторопливостью упивались агонией жертвы.

И верно, к чему было утруждаться, спешить? Девица уж сама, без помощников задирала и широко раскидывала ножки; сама придвигалась поближе к мальчишкам, бесстыдно предлагая свою наготу; сама страстно целовала их, прижимала к себе; сама помогала проникать в самые сокровенные местечки податливого, словно разогретый парафин тела. Безропотно подчиняясь воле каждого желающего получше разглядеть, потрогать, побывать в ней – крутилась, переворачивалась, изгибалась, точно резиновая кукла, принимая самые немыслимые позы и старательно подставляя ему свои прелести; испытывая при этом исступленное наслаждение от порой грубоватых, болезненных, но неведомых ранее ощущений. Обнимала каждого, кто наваливался сверху. Или же, торопясь угодить очередному партнеру, с готовностью устраивала колени на краю топчана, красиво изгибала спинку, извивалась, норовя попадать в такт тугим толчкам внизу живота и, с удовольствием вдыхала внезапно ставшие приятными застарелые запахи матрацев: пыли, плесени, мочи…

Она не ведала, который час; сколько юных парней и мужчин побывало в квартире заброшенного дома – день за окном сменился вечером, вечер ночью. Лишь под утро в темной зале никого не осталось, и опустошенная, разбитая нечеловеческой усталостью Виктория забылась крепким сном…

Вылетев за пределы городка, и оставив позади Боргустанский хребет, бордовая «десятка» резво пронеслась по асфальтовой дороге несколько километров. Далеко впереди замаячил синий указатель; за ним дорога пересекала широкую трассу, и шла к соседнему гарнизону. За поворотом виднелась автобусная остановка и чья-то одинокая фигурка – должно быть, опоздавшего к рейсовому автобусу пассажира…

Не сбавляя скорости, машина лихо повернула на перекрестке влево; скромное строение остановки быстро осталось позади. Но внезапно «десятка» резко тормознула, остановилась; на корме зажглись белые фонари заднего хода. Коробка передач натужно взвыла; автомобиль вернулся назад – к растерянной девушке…

Стекло правой дверцы наполовину опустилось. Сидевшая за рулем молоденькая женщина кивнула:

– Садитесь.

Та нерешительно подошла, чуть наклонилась.

– Но мне не близко – до Минеральных Вод, – попыталась объяснить она заминку.

– Садитесь-садитесь. Доедем. Мне туда же…

И снова навстречу летело темное асфальтовое полотно, плавно подворачивая вместе с руслом Подкумка на северо-восток. Слева проплывали высокие холмы, справа серебрилась незамерзающая, быстрая горная река.

– Вам куда в Минводах? – дабы нарушить тягостную тишину в салоне, полюбопытствовала владелица авто.

– На железнодорожный вокзал.

– Кого-то встречаете?

– Да… Поезд скоро подойдет – «Грозный-Армавир». Мне нужно успеть к его прибытию, – пояснила пассажирка; с минуту напряженно помолчала, потом, видно, на что-то решившись, добавила: – Я встречаю любимого человека. Каждые два дня езжу и встречаю…

Однако, встретив изумленный взгляд случайной собеседницы, запнулась.

– Он не вернулся? – тихо спросила та.

– Пропал без вести.

Неприятный холодок волной пробежал по телу женщины от этих проклятых слов…

– Его вертолет упал. Ровно три недели назад… – не подмечая бледности соседки, продолжала пассажирка, – но я верю, что он жив, и мы обязательно увидимся.

От сих признаний, от неожиданности совпадения у привлекательной молодой женщины перехватило дыхание. «Неужели так бывает?! – изумилась она. – Надо же! И мой любимый мужчина не вернулся с задания – тоже сбили вертолет. И я точно так же ездила на вокзал – встречать его. Напрасно ездила – так и не дождалась… Может быть, ей повезет больше? Встретит. Дождется. Внезапно обретет свое счастье?..»

– Сегодня – в канун Нового года, я обязательно его увижу!.. – упрямо повторила девушка и прошептала как заклинание: – Обязательно увижу!

В другой ситуации подобная уверенность наверняка бы вызвала улыбку, но сидевшей за рулем было не до смеха.

– Я завидую вашей вере, – глухо сказала она. – По-хорошему завидую. Дай Бог вам дождаться своего суженого.

– А как же не верить, если любишь? По-другому и быть не может, – твердо отвечала та, будто речь шла о неизбежности рассвета, каждое утро сменявшего ночную тьму. – Я жду его, храню верность. И он не может не чувствовать этого. Он обязан вернуться!

Женщина промолчала. Только бледность красивого лица и с силой сжимавшие руль ладони, выдавали не покидавшее волнение. Или отчаяние. Должно быть, точа зрения, убежденность и поступки попутчицы произвели сильнейшее впечатление, заставили оглянуться назад – в день вчерашний, переосмыслить какие-то взгляды…

Река скрылась из виду, и «десятка» мчалась по ровному шоссе, петлявшему между гор. Справа высилась гряда поросших густым лесом холмов; слева мелькали голые скалы, затем их оттеснило от дороги пугающее бездной ущелье. Далеко впереди показалась вершина величественной Бештау…

«Да… ее духу, силе любви – можно позавидовать. А я?.. Я предала и его, и нашу любовь! – едва сдерживала рвавшийся наружу стон хозяйка „десятки“. Кусая до крови губы, она долго смотрела на дорогу, машинально поворачивая руль. Потом украдкой покосилась на задумчивую девчонку, вздохнула: – А если она никогда его не встретит? А если так и будет изводить себя страданиями; ездить точно на дежурство и рыдать, не отыскав родного человека среди сошедших с поезда „Грозный-Армавир“?.. Господи, да за какие же грехи нам это выпало?! Ведь не отпустит он ее! Ни за что не отпустит! Как не отпускает и меня тот, которого любила больше жизни… – И снова покосившись на пустоту, зиявшую в нескольких метрах, вдруг подумала: – А не прекратить ли разом невыносимые пытки? Стоит лишь промедлить, забыть повернуть руль в нужную сторону и… Главное пережить несколько секунд падения, а потом… Потом конец всем нашим мучениям!»