Масштабная операция - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 58

Пожевав губу, тот кивнул на скверик и предложил:

— Пойдем, Станислав — посидим, потолкуем…

Гросс окинул взором пространство возле пятиэтажки. Место действительно не подходило для разговора — изредка, то тут, то там из подъездов выходили люди и, спеша на работу, заворачивали за угол. Неровен час, кто-нибудь признает или помешает долгожданной встрече.

Сделав полшага в сторону, он предложил ему пройти первым. Комбриг поплелся к длинному ряду деревянных лавочек на асфальтовой дорожке…

Где-то справа, меж невысоких деревьев резвилась стайка детворы, однако их родителей и прочих взрослых в парке не было. Дойдя почти до конца тропинки — как можно дальше от оживленного пятачка перед домом, Щербинин сел. Бывший офицер, ставший по его милости «изменником», устроился на такой же лавке напротив. Их отделяло узкое пространство аллейки, и ни одно телодвижение полковника не ускользнуло бы от его внимательного взгляда. Пожилой, обрюзгший мужчина жалобно смотрел на пышущего здоровьем и силой Торбина, среди пальцев левой ладони которого снова замельтешила монетка…

— Не знаю, важно ли это для тебя, но Елизавета ведь не поверила в твою смерть, — выдохнув, заверил Юрий Леонидович и попытался растянуть губы в подобии улыбки. — Мне кажется, она до сих пор тебя ждет…

У спокойного Стаса ухмылка получилась более естественной:

— Не пытайтесь врать там, где уже не требуется. Уверен, Лиза ждала бы, если бы не красочные байки о моем «предательстве» и «смерти» в ожесточенной перестрелке от вашей «героической» руки. Небось, и за этот «подвиг» кителек дырявили для правительственной награды?

— Я, разумеется, виноват перед тобой.

— Вот как?.. Только передо мной?

— Знаю-знаю, Станислав. Не только… И перед друзьями твоими — Воронцовым, Шипилло…

— Вы подзабыли Львовского, с ликвидации которого развернули бурную деятельность в нашей бригаде, — серо-голубые глаза капитана сверкнули, но тут же погасли — затянулись непроницаемой холодностью. — Хотелось бы так же напомнить и об остальных членах моей группы, и о двух пропавших командах, ушедших устранять вашего дружка еще до старта «Вердикта». Да и отрезанную голову Серова с его вспоротым животом не грех приобщить к сегодняшней беседе.

Произносить обвинительные речи, равно как и выслушивать оправдательный лепет, в планы Гросса не входило. Он собирался все обставить быстро и без проволочек, но беспорядочно бегающие, наполненные животным страхом глазки полковника, цеплявшегося за любую возможность продлить жизнь, слегка выбили из намеченного графика, вновь заставив проснуться душивший гнев.

— Я уже не молод, Станислав. Все, что у меня осталось — Елизавета. Единственная дочь… Она рано лишилась матери. Недавно вот надумала уехать во Францию — хочет продолжать учебу там, — сбивчиво тараторил осужденный Гроссом, но видя бесплодность попыток разжалобить своего палача, решил предложить выгодную сделку: — Послушай, у меня есть деньги! Копил не для себя — для дочери. Готов поделиться с тобой — нет проблем! Я ведь, как-никак, в большом долгу…

Станислав не переставал удивляться циничности и лживости Юрия Леонидовича, которому на самом деле было абсолютно наплевать на чувства Елизаветы. Он сам видел и строил будущее собственной дочери: без какого-то там полунищего капитана Торбина, а с перспективным богатеньким женишком; не в голодной и наводненной преступностью России, а в сытой, самодовольной загранице.

Подавив кипевшие эмоции, и не прекращая гонять между пальцев монету, Гросс покачал головой:

— Благодарю, господин Щербинин за щедрость, но меня вполне сносно профинансировал ваш покойный приятель. К тому же я наметил другую программу.

— Могу узнать, какую? — насторожился комбриг.

— Почему же нет?.. Запросто. Случалось ли вам слышать от Беслана Магомедовича выражение «багровая мошна»?

Полковник отшатнулся. Лицо стало белее простыни, на лбу выступила испарина. Две капли — одна за другой, покатились от седого виска к шее и юркнули под рубашку. На воротнике тут же расплылось темное пятнышко пота. Похоже, он до сих пор не опомнился от неожиданной встречи, а грядущий апокалипсис, стремительно надвигавшийся подобно горной лавине, вызывал в его душе не меньшую панику. Вероятно, Иуда уже давно и безвозвратно утратил покой, безмятежное настоящее, веру в будущее… А тут еще свалившийся на голову Торбин предвещал скорое и мучительное расставание с жизнью.

Он сунул руку в боковой карман кителя и тут же замер, узрев предупреждающий взгляд Гросса.

— Платок, — осипшим голосом объяснил Юрий Леонидович, — у меня там всего лишь платок.

Медленно потянув вверх ладонь, он и впрямь вытащил носовой платок. Тщательно промокнул им шею, тяжелый подбородок, и перед тем, как спрятать, стал машинально складывать вчетверо.

— Стало быть, про «мошну» вам известно, — вздохнул Стас. — А мне, признаться, едва не «посчастливилось» испытать ее на собственной шкуре. Ну, что ж, тогда…

Он не успел договорить — в руке оборотня, секунду назад пихавшей в карман платок, сверкнул вороненой сталью небольшой пистолет. Дальнейшее происходило молниеносно.

Гросс прыгнул влево, одновременно метнув в него монету с заточенными краями. В ту же секунду раздался щелчок выстрела из малокалиберного ПСМ и страшный хрип Щербинина.

Асфальтовая дорожка была узкой — не более двух метров и следующим движением Станислав выбил ногой из его руки пистолет, но сам после этого, схватившись за грудь, медленно осел. Да, всего лишь на мгновение он упустил из виду, что напротив сидит такой же спецназовец, а не курсант из лагеря Шахабова. Пуля небольшого калибра ударила правее сердца — по-видимому, в легкое. Запоздай он на мгновение с прыжком, беспроигрышность этой партии была бы безвозвратно утеряна.

Торбин медленно распрямился и глянул по сторонам — дети продолжали игру в парке, не обращая внимания на происходящее меж двоих взрослых. Полковник запрокинул голову на спинку лавки и беспорядочно елозил ногами по асфальту, — один начищенный до блеска полуботинок уже слетел со стопы и валялся рядом подошвой кверху. Юрий Леонидович беспрестанно издавал отвратительные хрипящие гортанные звуки, пытаясь пальцами ослабить ворот рубашки и сорвать галстук. Монета вошла в шею — точно под кадык и, верно, застряла где-то в дыхательном горле.

Нужно было поскорее заканчивать казнь предателя, но давала о себе знать и собственная рана: кровавое пятно на бело-черной футболке увеличивалось в размерах с каждой минутой. Капитан достал из-за пазухи тонкую прямоугольную фляжку, отвинтил крышку и приложился к горлышку. Затем выудил из кармана джинсов платок и плеснул на него спирта. Беспорядочно скомкав тряпицу, затолкал ее под футболку и прижал к пулевому ранению. Отыскав отлетевший на газон ПСМ, Гросс осторожно снял куртку, обернул ею плоский пистолет. Поднеся его к груди Щербинина и ни секунды не раздумывая, трижды подряд нажал на спусковой крючок. В ответ оборотень столько же раз дернулся всем телом и… затих.

Не делая резких движений, молодой человек снова надел куртку. Орудие убийства следовало взять с собой, — с монеты, застрявшей в горле ненавистного врага, много отпечатков не снять, а вот на пистолетной рукоятке их останется предостаточно.

Последним же действием, перед тем, как покинуть гарнизон, Стас сделал то, что, возможно, объяснило бы следственным органам многое. Очень многое! В его объемном бумажнике покоились два списка агентов эмира Шахабова. Теперь оба аккуратно перекочевали в накладной карман полковничьего кителя.

Взяв с противоположной лавки кейс, капитан с минуту постоял возле бездыханного тела изменника. Три пятимиллиметровые пули прошили мундир, оставив крохотные и неприметные дырки на левом лацкане.

«Этот акт возмездия и есть то наиважнейшее обстоятельство, заставившее меня навсегда забыть о любви к Елизавете. Жаль, но по-другому быть не могло. Отныне операция «Вердикт-2» завершена», — подумал он, деловито поправляя на шее пожилого человека галстук — так, чтобы скрыть небольшую рану с кровоподтеками.