Замок из стекла - Андреев Алексей - Страница 16

Лори серьезно посмотрела на меня: «Не думаю, что этого будет достаточно».

«Ну, мы можем меньше есть», – сказала я.

«Вот это нам не впервой», – ответила Лори.

И мы действительно стали есть меньше. Мы больше не могли брать продукты в магазине компании в кредит, поэтому еда быстро закончилась. Когда папа выигрывал в карты в казино или получал за «халтуру», мы ели нормально в течение нескольких дней. Потом деньги заканчивались, и холодильник снова опустевал.

Раньше, когда у нас не было еды, папа всегда что-нибудь придумывал. Он мог найти на полке банку помидоров, которую мы не заметили, уйти на час и вернуться с овощами. (Он никогда не говорил, где взял эти овощи.) Из них папа готовил суп. Но сейчас он стал часто пропадать.

«Где папа?» – спрашивала Морин. Ей было полтора года, и, кажется, именно такими были первые произнесенные ей слова.

«Папа ищет работу и пищу», – отвечала ей я.

Когда мы спокойно спрашивали маму о том, когда будет еда, она пожимала плечами и отвечала, что не умеет варить кашу из топора. Мы никогда не жаловались, что голодны, но постоянно искали съестное. Например, во время школьных перемен я заглядывала в ранцы одноклассников и находила то, потерю чего они могут не заметить или не будут сильно жалеть: яблоко или пакетик крекеров. Я проглатывала еду так быстро, что не успевала почувствовать ее вкуса. Если я играла на площадке перед домом подруг, то просила разрешения сходить в туалет, проходила мимо кухни, хватала что-нибудь из холодильника, съедала это в туалете и никогда не забывала спустить воду.

Брайан тоже начал воровать еду. Однажды я увидела, как его рвет за нашим домом. Я удивилась, потому что мы не ели уже несколько дней. Он сказал, что влез в дом соседей и украл здоровую банку соленых огурцов. Сосед его увидел и в виде наказания заставил съесть всю банку, а то, мол, пойдет в полицию. Брайан взял с меня слово, что я не расскажу об этом случае родителям.

Через пару месяцев после того, как папа потерял работу, он пришел домой с пакетом еды. Там были банка консервированной кукурузы, большой пакет молока, буханка хлеба, ветчина, сахар и палочка маргарина. Банка консервированной кукурузы исчезла через несколько минут после своего появления (и кто ее украл, знает только тот член нашей семьи, который это сделал). Но папа был занят нарезыванием бутербродов и не стал искать виновника. В тот вечер мы наелись досыта: ели бутерброды и запивали их молоком. Когда я на следующий день пришла домой из школы, то увидела, как Лори на кухне ест что-то ложкой из чашки. Я заглянула в холодильник, где оказались лишь остатки палочки маргарина.

«Лори, что ты ешь?» – спросила я сестру.

«Маргарин», – ответила она.

Я сморщилась: «Правда?»

«Да, посыпь сахаром и на вкус, словно крем на торте».

Я сделала, как она советовала. Но вкус не был похож на кондитерский крем. Смесь была хрустящей из-за сахарного песка, жирной и оставляла неприятное послевкусие, но я все равно съела свою порцию до конца.

Вечером мама заглянула в холодильник. «А где маргарин?» – спросила она.

«Мы его съели», – ответили мы с Лори.

Мама рассердилась. Она хотела использовать маргарин для выпечки хлеба, если соседка даст ей взаймы немного муки. К тому времени мы уже съели купленный папой хлеб. Я напомнила ей, что газовая компания отключила нам газ.

«Все равно надо было сохранить маргарин. Вдруг газ снова включат? Чудеса иногда случаются», – ответила мама.

Я не понимала причину недовольства мамы и начала подозревать, что она хотела съесть маргарин сама. Потом я подумала, что, возможно, мама вчера вечером украла банку консервированной кукурузы. «В доме больше нечего было есть, – сказала я. – И я была очень голодной».

Мама посмотрела на меня с удивлением. Я нарушила одно неписаное правило: в нашей семье негласно подразумевалось, что наша жизнь – сплошное увлекательное приключение. Мама подняла руку, и я подумала, что она хочет меня ударить, но вместо этого мама села на стул и положила голову на руки. Ее плечи начали вздрагивать. Я подошла и потрогала ее за плечо.

Движением плеча она стряхнула мою руку, и когда подняла лицо, оно было красным. «Не моя вина, что ты голодна! – закричала она. – Ты думаешь, что мне это все нравится?»

Когда папа в тот вечер вернулся домой, родители сильно поругались. Мама кричала, что устала от того, что ее винят в том, что все идет наперекосяк. «Как все это превратилось в мою проблему? Почему ты не помогаешь? Ты весь день сидишь в клубе Owl. Ты ведешь себя так, будто забота о семье не твоя ответственность!»

Папа объяснял, что он пытается заработать денег. Несколько проектов уже близки к осуществлению. Сложность заключалась в том, что для завершения проектов нужны деньги. Вокруг Бэттл Маунтин залегало много золота, но оно было в руде, которую надо было обрабатывать. Золото не валялось в чистых слитках, поэтому Искатель оказался бесполезным изобретением. Папа разрабатывал идею отделения золота из руды при помощи раствора цианида. Все упиралось в деньги. Папа попросил маму занять денег у ее матери.

«Ты хочешь, чтобы я снова унижалась и просила денег у матери?» – спросила мама.

«Черт побери, Роз-Мари! Мы же вернем деньги! Попроси ее вложить в наше предприятие!»

Бабушка периодически давала нам взаймы деньги, но, по словам мамы, ей это уже порядочно надоело. Бабушка говорила, что если мы не в состоянии себя обеспечить, то нам надо перебираться в ее дом в Финиксе.

«Может быть, нам так и следует поступить», – размышляла мама.

Папа разозлился: «Ты считаешь, что я не в состоянии обеспечить нашу семью?»

«Ты бы у детей это спросил», – ответила мама.

Мы сидели по лавкам вдоль стены. Папа повернулся ко мне. Я уставилась в пол.

Спор родителей продолжился на следующий день. Мы лежали в своих коробках на первом этаже и слушали, как папа с мамой ругаются этажом выше. Мама говорила, что ситуация стала настолько серьезной, что есть совершенно нечего. Был маргарин, да и тот исчез. Она устала от папиных пустых обещаний и смешных планов.

Я повернулась к Лори, которая читала книжку: «Скажи им, что нам нравится есть маргарин, и может быть, они перестанут ругаться».

Лори только отрицательно покачала головой: «Нет, мама решит, что мы заступаемся за папу. Пусть сами между собой разберутся».

Я понимала, что Лори права. Надо было как обычно делать вид, что ничего не происходит, и мама с папой сами помирятся. Родители обсудили маргарин, а потом папа начал говорить, что некоторые мамины картины были просто отвратительными. Потом они стали спорить, кто виноват в том, что мы дошли до жизни такой. Мама заявила, что папе надо найти новую работу, на что он ответил, что у него нет желания «пахать на какого-то дядю», а на работу может устроиться и сама мама. У нее, в конце концов, есть диплом учителя. Она может работать вместо того, чтобы сидеть дома и рисовать картины, которые никто не покупает.

«Ван Гог, между прочим, тоже не продал ни одной своей картины! Я художник», – оправдывалась мама.

«Хорошо, тогда перестань жаловаться. Или иди и торгуй своим телом в «Зеленом фонаре», – заявил папа.

Крики и ругань родителей были слышны даже на улице. Мы переглянулись, вышли на улицу и начали строить замки из песка для скорпионов. Мы решили, что, если будем вести себя так, как будто ничего не происходит, тогда и соседи решат, что все в порядке.

Однако крики родителей продолжались и становились громче, и соседи стали собираться на улице перед нашим домом. Некоторые вышли посмотреть, что происходит, из любопытства. Для обитателей Бэттл Маунтин не было секретом, что наши родители ругаются, но происходившая сцена затянулась, и люди стали подумывать о том, не пора ли разнять наших родителей. Один из соседей сказал: «Пусть сами разбираются. Нам не стоит вмешиваться, у нас нет на это никаких прав». Но никто не разошелся. Люди продолжали сидеть в своих автомобилях и облокачиваться о заборы, словно они пришли в кинотеатр.