Алюта — воздушный слоненок - Розанов Сергей Григорьевич - Страница 8

— Что правда, то правда, — произнес утвердительно парень.

Травка поджал губы, поднял голову и важно прошел мимо парня на неподвижный тротуар. Будто это вовсе не он чудак.

О том, как незаметно прошел целый час

Тот самый золотистый дом очутился перед Травкой. Это был Дом игрушек.

В одном окне были развешаны модели планеров, стратопланов, автожиров, парашютов, а среди них громадная модель звездолетной ракеты. И тут же инструменты, которыми можно было сделать все эти вещи. В другом окне были выставлены постройки и конструкции, а рядом разный строительный материал и еще инструменты.

Если сказать правду, чтобы осмотреть как следует весь дом, нужно было часа четыре, а Травка не простоял перед окнами и получаса. Он помнил, что его ждет Алюта.

Вдруг он услышал, как отчетливый голос сказал по радио:

— ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПЕРЕРЫВ НА ПЯТЬ МИНУТ. СЛЕДУЮЩАЯ ПЕРЕДАЧА НАЧНЕТСЯ В ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ.

„Ого, — подумал Травка, — надо торопиться“.

Он поскорее направился к перекидному мосту, который виднелся невдалеке. Движущаяся улица шла навстречу Травке. Теперь-то он знал, что делать: он пошел по неподвижному тротуару.

Оказывается, то, что недалеко на автомобиле или даже на трамвае, совсем не так близко, если итти пешком. Травка шел быстро и обгонял многих взрослых. Он совсем не смотрел по сторонам. Он даже устал, пока дошел до перекидной лестницы, и с удовольствием уселся на ступеньке. Но только это была не та лестница, по которой он переправлялся в первый раз. Свердловской площади не было видно.

Пока его переносило в аллею, он еще раз посмотрел, как люди-головастики играют в перегонки.

На аллее Травка спросил первого попавшегося пионера, далеко ли до площади Свердлова.

— Нет, пустяки, минут двадцать ходу, — ответил пионер. — Да ты иди на самодвижку. В три минуты успеешь, если с перескоком. Правила движения знаешь?

На другой стороне аллеи самодвижущаяся улица шла в сторону Свердловской площади.

Но у Травки еще болели ладошки, и обидно ныл хрящик носа. Он вспомнил, как только что шлепнулся два раза подряд, и ответил, стараясь говорить повеселее:

— Нет, я лучше пройдусь пешечком. Мне торопиться некуда.

Травка говорил неправду, и пионер по голосу заметил это. Он прищурил один глаз и сказал:

— Только ты мандаринов не рви. Знаем мы этих прогульщиков пешечком.

У Травки лицо загорелось от обиды. Он хотел броситься на пионера с кулаками, но вспомнил, что сказал неправду, а значит и неправ. Он еле выговорил:

— Вот честное-честное не буду. Правда-правда никогда не беру без спроса и не порчу ничего общего.

И, чтобы не заплакать, зашагал особенно большими шагами.

Пионер посмотрел ему вслед, незаметно сам сорвал мандарин и сунул в карман. Потом он постоял немного и как ни в чем не бывало пошел за Травкой.

Все окончательно перепуталось

Травке пришлось итти довольно долго. Двадцать минут наверное давно уже прошли, когда высоко впереди показались рельсы воздушных самокаток. Они сходились к станции на Свердловской площади узенькими лучами. Травка прибавил ходу.

Вот и мост, по которому он уехал от Алюты.

Пионеров не было видно. Наверное, они ушли дальше. Травка забеспокоился. Он побежал по боковой дорожке. Нигде не было никого. Только вдалеке прогуливалось двое взрослых с ребенком. Травка снова бросился к тому месту, где расстался с Алютой.

— Да! Вот она! Конечно! — Травка увидел под деревом парашют, побежал к нему и радостно крикнул:

— Алюта! Алюточка! Воздушный слоненок! Иди скорее! Пора отправляться!

Никто не откликнулся ему в ответ. Травка наклонился над парашютом, стал его теребить, как будто в нем могла спрятаться Алюта.

На парашюте была приколота записка:

Травка понял, что Алюта ушла без него, и ему сделалось скучно-скучно. Так было с ним один раз, когда у него вырвался из рук замечательный воздушный шар. Улетел, и нет его. Ни за что не поймаешь!

И тогда кто-то произнес:

— Вот что, мальчик: я тебя обидел недавно. И вижу, что зря обидел. Ты наверное хороший малый. На вот тебе, съешь.

Травка поднял голову. Рядом с ним стоял пионер, тот самый, на которого он недавно обиделся. Пионер достал из кармана мандарин и протянул его Травке.

— Бери, а я завтра скажу на отряде, что обидел тебя ни за что и пришлось дать тебе мандарин. Да ты бери, не бойся. Я тебе из своих даю. Мне полагается из урожая. А урожай у нас большой. Я ведь мичуринец.

Травка давно уже не слышал, что говорит мичуринец. Он вообще перестал что-нибудь слышать. Только будто издалека до него доносился негромкий говор: „ду-ду-ду-ду…“ А в глазах появились разноцветные парашюты, воздушные дороги, фиолетовое стратосферное небо.

Но вот голос над самым ухом заговорил о мандарине. Травка не знал, брать ему мандарин или нет. А пионер проводил по щекам холодноватой мандариновой кожицей и просил ласково:

— Скушай мандаринчик на ночь и иди спать.

Только что-то голос у пионера-мичуринца очень знакомый. Или это мамин голос?

Травка открыл глаза. Перед ним стояла мама с мандарином в руках. Папа попрежнему сидел в кресле и улыбался.

Милые мои читатели или вы, милые слушатели!

Вы, наверное, уже забыли, что все происходившее с Травкой — это только папин рассказ. И папа так закончил его:

— Ну, путешественник в стране будущего! Завтра, если будет время, расскажу, что случилось с новым Травкой дальше. А сейчас пора тебе ложиться спать.

Травка, может, и упросил бы папу продолжать рассказ, но рядом стояла мама. Она держала в руках полотенце и зубную щетку. А с мамой в таких случаях спорить нельзя.

Травка улегся в постель, но только мандарина он есть не стал, а положил его себе под подушку.

Может быть, и правда, мандарин вырос в Москве, в аллее Ленинского проспекта!

Второй вечер

Снова в Петровском парке

Главная улица Петровского парка и сейчас хороша. Она похожа на будущий проспект Ленина. Посредине бульвар, а по бокам гладкое, словно пол в хорошей комнате, асфальтовое шоссе. По аллее бульвара идут люди пешком. Сбоку дорожка для велосипедистов. Дальше трещат мотоциклы. А по шоссе мчатся автобусы, троллейбусы и автомобили.

Шоссе ведет в Ленинград. Но редко-редко кто ездит в Ленинград по этому шоссе. Даже на автомобиле долго ехать до Ленинграда.

По аллее идут Травка и папа. Травка держит папу за руку. Он ходил к автобусной остановке встречать папу и ведет его поскорее домой. Скорей! Скорей! Нужно ведь узнать: куда девалась Алюта? Доставил ли Травка парашют куда следует? Вернулся ли он домой тогда, когда обещал? А, может быть, с ним случилось что-нибудь другое?

Все это выяснилось в тот же вечер. Папа рассказывал, а Травка слушал.

Сообразительный Петька

Пионеры вместе с Алютой решили, что о Травке беспокоиться нечего. Ну, в крайнем случае зайдет в любую телефонную будку и позвонит домой. За ним и придут, если нужно. Радиотелефоны, правда, есть только в больших домах, зато обыкновенный проволочный телефон — в каждой квартире. Так что Травка сумеет поговорить со своими домашними. Это уж наверное.

Пионеры перезнакомились между собой и даже успели подружиться. Оказывается, девочку звали Сольвейг. А пока она не совсем большая — Соловейкой. Мальчика звали по-обыкновенному — Петькой.

Петька нашел в скомканном парашюте слоновую маску. Он сказал так, что Алюте сразу стало понятно, что он-то все знает:

— Ишь ты, противопустотный шлем. А это кислородный прибор. Правда?

И вдруг он даже просиял:

— Послушай, да ведь ты не смотреть собираешься. Ты сама полетишь на луну! Я что-то слышал, будто от пионеров тоже возьмут. А ну-ка, надень!