Корсары Ивана Грозного - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 46

Иван Васильевич насторожился. В голове возникла мысль: «Ивашка Висковатый посоветовал».

— А еще что знаешь? — сказал он свистящим от возбуждения голосом.

— Повар Федька Ребро ездил в Нижний Новгород за рыбой, для твоей, великого государя, поварни. Вчера назад вернулся. Братец твой зазвал его, дал яд и пятьдесят рублей и велел отравить тебя, великий государь.

— Где Федька? — Царь Иван вскочил на ноги.

— У меня на цепи сидит, во всем сознался. Злую отраву, порошок зеленый, вместо ладанки на шее носил, мне отдал и деньги отдал.

— Где отрава?

Малюта вынул из кошеля, висевшего на серебряной цепочке, завернутое в тряпку снадобье.

— Псу чуток дали в мясе, сразу подох… И деньги вот, пятьдесят рублей…

— Отраву положи сюда, — царь показал на золотую чашу, стоявшую посередине стола, — а деньги возьми себе за верную службу.

— Спасибо, великий государь.

Иван Васильевич, постукивая пальцами по дубовой столешнице, несколько минут сидел молча. Лицо его постепенно бледнело.

— Спасибо тебе, братец, отблагодарил ты меня, век не забуду, — вдруг сказал он, ни к кому не обращаясь. — Вот что, Гриша, посылай гонцов в Нижний Новгород с грамотой ко князю Володимиру. Я-де, великий государь, зову его с ласкою к себе в Александрову слободу с супругою и с детками… И костромчан, кои князя Володимира хлебом-солью встречали, к себе зови. А тем временем мы с Федькой-поваром побеседуем.

Не подозревавший ничего плохого, Владимир Андреевич приехал по зову царя и остановился верстах в трех от Александровой слободы, в деревне Слотине.

На следующий день ранним утром опричное войско окружило со всех сторон деревню.

Опричники шли как на бой: с победными кликами, под завывание труб и литавр.

Царь Иван слез с коня и вошел в дом, стоявший неподалеку от дома, где остановился его двоюродный брат.

Малюта Скуратов вскоре появился у князя Владимира.

— Княже, Володимир Андреевич, великий государь и царь всея Руси Иван Васильевич не считает тебя больше своим братом, а считает врагом, ибо знает, что ты покушался на его жизнь.

Полное, добродушное лицо князя Владимира исказилось страхом, он взглянул на жену.

— Не виновен я, Евдокеюшка… Ложь…

— Нет, не ложь, — хладнокровно продолжал Малюта. — Ты дал царскому повару Федьке Ребру отраву и пятьдесят рублей денег.

— Не давал я отравы, не знаю и повара царского.

— Хорошо, посмотрим, что ты скажешь сейчас…

Малюта Скуратов вышел и через минуту возвратился, ведя за собой окровавленного, трясущегося человека с маленьким крысьим личиком.

Федька Ребро давно раскаялся в своем предательстве, не рад был пятидесяти рублям, которые посулил ему Скуратов. Его пытали по-настоящему, а когда с ним беседовал сам царь, он едва не отдал богу душу. Два раза его отливали холодной водой. Но отступать было некуда, везде была смерть.

— Ты знаешь его? — Малюта ткнул пальцем в князя.

— Знаю, как не знать, это князь Володимир Андреевич.

— Давал тебе князь деньги?

— Давал, не откажусь.

— За что давал тебе князь деньги?

— Наказывал отравить своего брата, государя и великого князя Ивана Васильевича. Пятьдесят рублей дал и яду дал.

Князь Владимир Андреевич понял, что все подготовлено, чтобы погубить его. Увидел свою смерть.

— Ты лжешь, несчастный раб! — крикнул он и заплакал.

Евдокия Романовна, его жена, обняла князя, прижала к своей груди.

Старшие дети, девочка и мальчик, испуганно жались к матери.

— Собирайся, князь, вместе с супругой и детками, хочет поговорить с тобой наше пресветлое солнышко, великий государь Иван Васильевич, — сладким голоском пропел, появившись в дверях, Василий Грязной.

Охая и причитая, собирался князь Владимир к своему брату. Его глаза были красны от слез.

Княжеский род Старицких давно мешал русскому царю. Отец князя Владимира, Андрей Иванович, умер в тюрьме тридцать лет назад. А Владимиру, еще совсем маленькому, пришлось побывать в заточении три долгих года вместе с матерью Евфросиньей Андреевной. В декабре 1541 года одиннадцатилетний великий князь Иван простил своего двоюродного брата и его мать. В 1553 году Владимир и старая княгиня отказывались целовать крест на верность младенцу Дмитрию, сыну тяжело заболевшего великого князя Ивана, и Старицкие снова подверглись опале. Княгиню Евфросинью принудительно постригли в монахини и сослали на Белоозеро. Князь Владимир был помилован.

По натуре своей Владимир Андреевич Старицкий был малоподвижен и бездеятелен. Не блистал умом, и многие считали его глуповатым. «Простоват ты, Володимир, — говорила ему мать, — а простота-то хуже воровства иным разом оборачивается».

После заточения в монастырь княгини Евфросиньи, злой, мстительной женщины, Владимир совсем замкнулся в себе. Боясь рассердить своего царственного брата, он всячески уклонялся от тайных разговоров с боярами, противниками царя Ивана и опричнины. В 1567 году князь Владимир выдал участников заговора, прочивших его самого в цари.

Открыто дружить с князем Владимиром никто из московских бояр не отваживался. Возле него держались лишь доверенные люди царя Ивана да лазутчики Малюты Скуратова, заменившие старых слуг князей Старицких.

Царь Иван сидел в просторной избе на деревянном кресле, поставленном под иконами. Он был в дорожном платье. На поясе висела сабля, сверкающая драгоценными камнями, в руках царь держал плеть. Со всех сторон его окружали опричники. У самого кресла, держась за резную спинку волосатой рукой, стоял Малюта Скуратов. Когда привели Владимира Андреевича, в избе стало тихо. Всхлипывал, уткнувшись лицом в материнское платье, маленький сын князя.

— Ну, — произнес царь Иван, — говори!

Владимир, толстый и тяжелый мужчина, упал на колени перед двоюродным братом.

— Не виновен, поверь мне, великий государь и любимый брат, не умышлял я против тебя худого…

Рядом с князем на колени опустились княгиня Евдокия и дети.

— Помилуй нас, — просила Евдокия Романовна. — Ежели неугодны тебе, сошли в монастырь, пострижемся.

— Не виновен я, — опять сказал Владимир Андреевич, — но согласен постричься в монахи. Помилуй, великий государь и брат…

— Помилуй нас, государь, — вторили голоса княжеских детей.

Царь Иван задумался. Заметив колебания на его лице, Малюта Скуратов нагнулся к царскому уху и сказал:

— Матушка-то его, Евфросинья Андреевна, давно в монастырь пострижена, а что ни день, от нее всякие выдумки на твое здоровье, великий государь, и многие козни исходят.

В этот миг острый царский глаз заметил рыжего таракана, выползшего из щели противоположной стены. Недавно в избе обитали полчища тараканов, но перед царским приходом слуги долго шпарили кипятком по всем щелям.

Таракан пошевелил усами и пополз вдоль бревна к небольшому черному сучку, видневшемуся неподалеку.

Царь не спускал с него глаз. «Доползет до сучка, — решил он, — помилую князя Володимира, не доползет — казню».

Малюта Скуратов первый заметил, что молчание царя Ивана затянулось, и перепугался. А что, если он раздумает казнить брата и на этот раз? Однако нарушить царское раздумье он не посмел.

Василий Грязной видел, что царь пристально смотрит на стену, но не заметил таракана.

А таракан все полз к сучку.

Царь Иван решил было, что помилует, но близ смолистого сучка таракан резко свернул в сторону. «Не дополз, — с некоторым сожалением подумал царь, — делать нечего, видно, так бог велел».

И таракан перестал занимать его, царь словно очнулся.

— Не верю я тебе, злочестивец, — прихмурив брови, сказал он. — Федьку-повара я сам пытал, все его речи мне ведомы. Хотел ты меня погубить, подговаривал повара порошок в еду и питье мне сыпать, не удались твои козни. Сегодня от своего яда умрешь, из моей руки. Палачам не позволю великокняжескую кровь проливать. Подойди ко мне, Володимир…

В это время Малюта Скуратов подал золотую чашу с вином в руки царя.

Владимир Андреевич посмотрел на жену.