Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Тимофеев Владимир - Страница 71

— О, майн готт, — ошарашено пробормотал обер-фельдфебель. — Феттеля подбили.

Нойманн глянул через прибор налево и обомлел. Крайний, идущий на фланге танк унтера Ханса Феттеля на самом деле оказался подбит. И не просто подбит — горел ярким пламенем. Хоть Курт и не обладал сильно развитым интеллектом, но азы всё ж таки помнил. Не мог легкий танк русских, никак не мог достать их на таком расстоянии, да и еще и пробить из своей хлипкой пушченки прочную броню германского панцера. Однако ж и достал, и пробил. Сжёг дотла крупповскую машину.

А через десяток-другой секунд рвануло уже совсем близко.

Следующим невезунчиком выпало стать экипажу соседнего танка, "трешки" саксонца Вебера, ползущей метрах в пятидесяти левее панцера Ланге. От попадания вражеского снаряда машину бедолаги Вебера буквально разорвало на части. На тысячи мелких осколков, моментально обстучавших броню родной Курту "четверки". Уши у заряжающего заложило, а по спине неожиданно потек холодок. Противный, мерзкий, постепенно спускающийся всё ниже и ниже, сковывая льдом внезапно намокшую задницу, а потом уходя еще дальше, вниз, к мозолистым пяткам. Вместе с душой. Обделавшейся от накатившего страха. Почти потустороннего ужаса от осознания неизбежного. Того, что ей еще предстоит испытать. В самом ближайшем будущем.

За пятнадцать минут минут боя от взвода остался всего один танк. Танк, в котором, томясь ожиданием, шаря дрожащими пальцами по металлу покоящихся в укладках снарядов, тихо паниковал заряжающий Нойманн.

К машинам Феттеля и Вебера, уничтоженным в начале сражения, добавились еще две. Третьей попавшей под раздачу оказалась "четверка" командира отряда лейтенанта Полански. Как она взорвалась, Курт не видел — хватило услышанного. Ударившего по барабанным перепонкам грохота, пробившегося сквозь шлемофон и гул танкового мотора. А спустя еще пять минут огненная стрела вонзилась в панцер унтер-фельдфебеля Краузе, попытавшегося спрятаться за полыхающим остовом коллеги. Разинувший рот, но так и не сумевший до конца поверить в реальность происходящего Нойманн успел разглядеть лишь конечный этап. Стремительный росчерк вражеского снаряда и… и всё! Всё!!! Кончено! Точка! Не прошло и секунды, как танк старины Вальтера разнесло на куски. Так же как и трех его ближайших собратьев чуть раньше. Внутренним взрывом.

— Да что у них там!? Гаубицы на прямой наводке стоят!? — фальцетом проорал со своего места радист. Почти провизжал. С раздирающим душу отчаянием.

— Заткнись, Фогель! — осадил паникера Ланге. — Карл, вправо возьми. Там лощинка хорошая.

— Яволь, — буркнул эльзасец Шмидт, немногословный мехвод "четверки", уводя панцер к гряде, туда, где можно было укрыться от несущих смерть русских "болванок" и хотя бы на время перевести дух, изрядно упавший к тому моменту у всего экипажа. Опустившийся, грубо говоря, ниже опорных катков пока еще целой машины.

Однако спастись от врага немецким танкистам так и не удалось. Извилистый овражек минуты через три вывел их на северо-восточную окраину хутора. И хотя земляной бруствер хорошо прикрывал "четверку" со стороны села, русские каким-то невероятным образом умудрились определить ее точное месторасположение. Увы, никто из находящихся в германском танке не знал, что выхлоп от пыхтящего дымом мотора выдает их всех с головой. Светлыми бликами отражаясь на экране встроенного в перископ Т-70 тепловизора.

Причем, как вскорости выяснилось, размышлять о смысле жизни русский наводчик вовсе не собирался. Так же, как и долго прицеливаться. Он просто пальнул из пушки. С четырехсотметровой дистанции. Прямо через овражный склон, не ставший помехой для разогнанного до полутора километров в секунду снаряда.

Впрочем, немецкому экипажу опять повезло. Правда, не всем.

Вражеская болванка всего лишь скользнула по башне, уйдя рикошетом в сторону, но наблюдающему за обстановкой Ланге хватило и этого — "поймавший" осколок фельдфебель грузно осел на дно боевого отделения.

— Снаряд, Курт! Снаряд! — спустя пять секунд вновь заорал Циммерманн, раньше других осмысливший произошедшее и пытающийся теперь докричаться до оставшегося в живых Курта.

Однако Нойманн не слышал заменившего командира наводчика — слова Клауса пролетали мимо ушей. Расширившимися глазами заряжающий германской "четверки" смотрел через прибор на медленно выползающий из своего укрытия русский танк. Бледное, окутанное призрачным огнем чудище неторопливо поворачивало ствол в поисках новых жертв. И целью его сейчас был именно он, рядовой Нойманн, и именно ему предназначался последний в этой битве снаряд.

— Снаряд! Нойманн! Кретин! Снаряд давай!

Курт не обращал никакого внимания на вопли слетевшего с катушек наводчика. Курт просто молился. Шептал под нос первые пришедшие на ум слова, строчки из откровений древнего богослова:

— И я взглянул… и вот… конь бледный… и на нем всадник, которому имя "смерть"… и ад следовал за ним…

И в тот же миг Курт, наконец, осознал себя. Понял, кто он и кем должен стать. Он должен стать Лотом, праведником, спасшимся от пролитого на Содом и Гоморру огненного дождя из серы и пепла. Он должен выжить! Любой ценой!

С силой толкнув посадочный люк, Курт вывалился в открывшийся сбоку проем, скатился по броне и сломя голову метнулся к пологому склону неглубокой лощины.

Ударная волна от взорвавшегося через четыре секунды танка швырнула рядового на землю. Опрокинула, протащила несколько метров и… потерявший сознание Нойманн рухнул в какую-то щель. Точнее, в воронку, случайно подвернувшуюся под ноги, образовавшуюся здесь еще днем после короткого авианалета русских Илов и Пешек…

Курта Нойманна обнаружили утром. Советские пехотинцы, прочесывающее изрытое снарядами поле на предмет трофеев и пленных.

— Командир, там, кажись, фрицы засели, — крикнул один из бойцов, услышав негромкое бормотание из полузасыпанной ямы. — Может, гранату туда?

— Я те дам гранату, — ответствовал красноармейцу седоусый сержант, командир стрелкового отделения. — Нут-ка, проверь по-быстрому, кого там еще черти вынесли? Токмо сторожко проверь, носом сразу не суйся.

— Ага. Понял. Проверю.

Боец подобрался поближе.

— Am Anfang schuf Gott Himmel und Erde… Und Gott sprach: Es werde Licht! und es ward Licht [1], - тихо доносилось из ямы. — Nachdem sich keine zehn Gerechten in der Stadt fanden und sie deshalb dem Untergang geweiht ist… wollen die Engel ihn und seine Familie vor dem Untergang retten und schicken sie aus der Stadt… [2]

— Фриц тут, товарищ сержант. Один. Чокнутый.

— А ну, дай и я гляну, — произнес сержант, подходя к воронке. — Ишь ты, здоровый какой.

На дне ямы и впрямь сидел немец в ободранной форме танкиста. Сидел, уставившись в одну точку, раскачиваясь из сторону в сторону, обхватив голову руками, едва слышно бубня себе под нос:

— Da lie? der HERR Schwefel und Feuer regnen von Himmel herab auf Sodom und Gomorra und kehrte die StДdte um und die ganze Gegend und alle Einwohner der StДdte und was auf dem Lande gewachsen war… [3]

— Чего он там такое балакает? — поинтересовался еще один подошедший к воронке красноармеец. — Ругается чтоль?

— Да не. Кажись, молится, — ответил первый боец, закидывая за спину автомат. — Эй, фриц! Хенде хох, тебе говорят. Давай выползай отсюда. Цурюк, по-быстрому.

— Не слышит, — констатировал командир отделения. — Ладно. Тащите его наверх.

Где-то через минуту немецкого танкиста всё же вытянули наружу. С трудом, матерясь и ежесекундно сплёвывая:

— Ох, тяжелый попался гад. Да еще обосравшийся… Давай, шевелись, скотина фашистская!

Однако фриц и вправду ничего не слышал. И совершенно искренне не понимал, кто эти люди и что им от него надо. Безумным взглядом обвел он усеянное обломками поле и снова забормотал. Скороговоркой, сгорбившись, не обращая внимания на текущие по лицу слезы и сопли: