Штурм Пика Сталина - Ромм Михаил Д. - Страница 34

И неожиданная, но верная мысль приходит мне в голову: легче было привезти в Трюмах «Малыгина» стандартные домики и оборудование радиостанции на Землю Рудольфа, чем доставить строительные материалы для обсерватории сюда, на вершину скалы, по бездорожью Алайской долины, по теснинам Терс — Агара, через перекаты и водовороты Саук-Сая и Сельда-ры, по морене и трещинам ледника Федченко.

Стройка близится к окончанию. С Блезе мы осматриваем её в деталях. Конструкция здания чрезвычайно рациональна. По продольной оси оно разделено на пять частей: в середине — столовая, кухня, метеорологический.кабинет, в двух следующих, примыкающих к средней справа и слева — радиорубка, фотокабинет и пять жилых комнат; в двух крайних — кладовые и ма — шинное отделение. Зимой они будут защищать жилые помещения от холода. Южная стена представляет собой сплошное окно. Полукруглая форма крыши препятствует скоплению на ней снега. Вся конструкция подчинена условиям перевозки: все балки сболтованы из нескольких частей. Каждая из этих частей — не длиннее двух метров. На площадке перед обсерваторией — ме — теорологические приборы: дождемер, флюгера, метеорологические будки. Пять человек зимовщиков под руководством молодого ташкентского метеоролога Бодрицкого остаются зимовать на обсерватории.

Зимовщики уже сейчас ведут наблюдения в полном объёме. Блезе рассказывает нам историю строительства. Оно началось осенью 1932 года. Начальник строительства инженер Бойков прибыл в Алтын-Мазар с караваном, гружённым строительными материалами, в конце сентября. Строительный сезон был упущен, но Бойков решил попытаться наверстать опоздание.

В начале октября караван из двухсот верблюдов перешёл обмелевшие реки и вышел на ледник. Верблюды скользили по ледяным буграм, резали себе ноги об острые камни. Чем дальше, тем трудней передвигался караван. Шедшие впереди верблюды постетюнно сбивали камни и гальку с бугров морены, об — нажая лёд, на котором беспомощно скользили и падали остальные.

Для «кораблей пустыни» глетчер оказался непреодолимым препятствием. Только половина каравана дошла до Чортова гроба. Здесь верблюдов пришлось заменить лошадьми.

Первый караван лошадей пришёл к месту постройки 21 октября. В тот же день было распланировано место для станции и установлен барометр для наблюдений. Рабочие и зимовщики — метеорологи, пришедшие с первым караваном, — поселились в юртах и палатках.

Работа закипела. Постройкой руководил Блезе, бывший тогда помощником Бойкова. Бойков оставил в своём ведении самое трудное: переброску материалов. День и ночь находился он в пути между Алтын-Мазаром и станцией.

В двадцать дней был построен фундамент и собран каркас здания. В ноябре разразился первый осенний буран. Температура упала до минус 20. Сила ветра достигла 30 метров в секунду. Трижды срывало бурей юрту, в которой помещалась кухня.

Ночью во время бурана на радиомачте, на стойках палаток, на пальцах поднятых кверху рук светилось атмосферное электричество, загорались сент — эльмские огни: словно тихое пламя свечи горели они, не мигая, в бушующих порывах вьюги.

Строители отсиживались в палатках, используя для работы редкие периоды затишья.

Бойков гнал караван за караваном вверх по леднику. Лошади доходили до последнего подъёма. По фирну к станции материалы поднимали на руках.

Первый буран продолжался шесть суток. А после двух дней затишья начался второй. С 21 октября по 4 декабря только восемнадцать дней не было вьюги.

4 декабря началось труднейшее отступление строителей по леднику, по занесённым снегом перевалам через Заалайский и Алайский хребты. При переправе через Саук-Сай караван отряда вновь испытал на себе коварство горной реки. Вода была низкая, по колено лошади. Но когда караван переходил реку, где-то выше прорвался ледяной затор. Хлынувшая вода унесла двух лошадей с ценным грузом — фотографическими снимками.

В 1933 году инженер Бойков был назначен заместителем директора Ташкентского института высокогорных (исследований. Строительство продолжал Блезе.

Работы возобновились в июне. Главной трудностью были переправы через реки в высокую воду. Блезе переправлялся через Саук-Сай и Сельдару восемнадцать раз, его помощник Розов и вьючники Колыбай и Керимбай — значительно больше. Пока Владимир Рихардович рассказывает историю строительства, Каплан успевает «запечатлеть» нас со всех сторон.

Каплан фотографирует с самого утра. Он снимает станцию, рабочих, зимовщиков, окружающий пейзаж. Он снимает кинамой, «лейкой», стереоскопическим аппаратом. Фотографы-любители показывают ему свои негативы. Каплан консультирует.

На фирне Кашал-Аяка мы видим маленькую чёрную точку.

Это Абалаков пошёл на перевал «размяться» после вчерашнего четырнадцатичасового похода. Маслаев сидит в радиорубке, вернее радиоюрте. Радисту обсерватории никак не удаётся наладить станцию и связаться с внешним миром. Маслаев, обложившись руководствами по радиоустановкам, мотками проволок, катушками, лампочками, клеммами, инструментами, пытается найти верную схему.

Так — в работе и беседах — проходит день. К вечеру возвращается Абалаков. Где-то на перевале он едва не провалился в трещину и основательно поранил ногу.

На другое утро в щель слюдяного окошечка палатки просачивался тонкий веер снежной пыли. За ночь разразился буран. Скала с мутными очертаниями юрт, палаток и обсерватории казалась островом в море тумана и туч, застилавших глетчер. Иногда порывы ветра разгоняли облака, открывали какую-нибудь вершину, группу скал, висячий ледник. Потом снова все исчезало в сером крутящемся хаосе.

Каркас обсерватории был завешан с наветренной стороны большими войлочными кошмами. Под защитой кошм работа продолжалась. Возле здания Колыбай, пришедший вчера с караваном из Чортова гроба, седлал лошадей. Караван возвращался порожняком к языку Федченко, и Блезе предложил нам воспользоваться оказией и ехать верхом.

Нас поразило прекрасное состояние лошадей, проработавших на леднике все лето. Блезе объяснил это хорошим уходом за ними и тем, что лошади были специальной кашгарской породы, привычные к горам.

Блезе нужно было попасть в Алтын-Мазар, и он решил ехать с нами.

Мы прощаемся со строителями и зимовщиками и трогаемся в путь. Мы спускаемся по фирну со скалы и подходим к боковой морене, чтобы пересечь её и выйти на ледник Федченко. В это время сбоку, со стороны гор, окаймлявших глетчер, неожиданно раздаётся оглушительный гул. Тяжёлые раскаты, напоминающие артиллерийскую стрельбу, потрясают воздух. Казалось, что дрожит земля.

С крутой осыпи в километре от нас идёт камнепад. Большие камни, чуть ли не целые скалы, появляются из тумана, закрывающего верхнюю часть горы, летят вниз, ударяются об осыпь, вздымая облака снежной пыли, и катятся дальше, к подножью морены.

Когда мы добираемся до Чортова гроба, буран кончается, Снова жаркий солнечный день.

После небольшого отдыха едем дальше. Ехать верхом после большого перерыва, да ещё на вьючном седле — удовольствие сомнительное. Мучительно затекают ноги, седло стирает тело до крови. Путь тянется бесконечно.

К вечеру мы добираемся до конца открытого льда, до того места, где ледник на всю ширину засыпан морёной. Предстоит несколько часов пути по унылым буграм грязного, серого льда, покрытого камнями.

Я слезаю с лошади и иду пешком, отставая от каравана. Через полчаса я вижу трогательную картину. Среди серого моря ледяных бугров на маленькой площадке стоит палатка. В ней лежат Горбунов и Гетье. Рядом с каждым из них — банка мясных консервов, кусок хлеба и кружка воды.

Блезе, Абалаков, Маслаев и Каплан сидят возле палатки. Оказывается, что наш отряд только сегодня добрался до языка Федченко. Лошади, вёзшие Горбунова и Гетье, выбились из сил. Больные решили остаться на ночь на леднике.

Утром Дудин должен прислать за ними свежих лошадей. Мы сажаем Горбунова и Гетье на наших лошадей, снимаем палатку и двигаемся дальше.

Начинается «пытка морёной». Трудно придумать что-нибудь более неприятное, чем эти покрытые камнями и валунами ледяные «американские» горы. Тропа идёт вверх — вниз, вверх-вниз.