Зловещий доктор Фу Манчи - Ромер Сакс - Страница 49

Несмотря на наши объединенные усилия, нам не удалось обнаружить в толпе посетителей никого, кто напоминал бы китайского доктора.

Кто мог бы не узнать эту длинную тощую фигуру с приподнятыми плечами; походку, которую невозможно описать и которую я могу сравнить только с походкой неуклюжей кошки?

Затем, над головами группы людей, стоявших у двери, я увидел Смита, всматривавшегося в кого-то, кто прошел по другому залу. Отойдя в сторону, я тоже сумел увидеть этого человека.

Это был высокий старик в черном пальто и поношенной шелковой шляпе, с длинными седыми волосами и бородой патриарха. На нем были солнцезащитные очки, и он медленно шел, опираясь на палку.

Худощавое лицо Смита побледнело. Быстро взглянув на Карамани, он пошел наперерез старику.

Неужели это доктор Фу Манчи?

Прошло уже много дней с тех пор, как, уже полузадушенного железной хваткой инспектора Веймаута, Фу Манчи на наших глазах поглотили воды Темзы. Полиция еще искала его тело и тело его последней жертвы. Опираясь на информацию, предоставленную Карамани, полиция обыскала все известные притоны группы убийц. Но все указывало на то, что группа была распущена и рассеялась; что мастер таинственных смертей, руководивший ею, перестал существовать. Но Смит не был удовлетворен, да и я, признаюсь, тоже. Была установлена слежка во всех портах, в подозрительных районах проводилось патрулирование каждого дома. Неведомая широкой публике, велась тайная война, в которой все власти вышли на битву с одним-единственным человеком! Но этот единственный человек был воплощением зла Востока.

Когда мы подошли к Смиту, он разговаривал со швейцаром у двери. Мой друг повернулся ко мне.

— Это профессор Дженифер Монд, — сказал он. — Швейцар хорошо его знает.

Разумеется, имя знаменитого ориенталиста было мне знакомо, хотя до этого я его не видел.

— Профессор уезжал на Восток, когда я последний раз там стоял, сэр, — сказал швейцар. — Я его часто видел. Но он эксцентричный старый джентльмен. Живет как будто в своем собственном мире. По-моему, он недавно вернулся из Китая.

Найланд Смит стоял в неуверенности, раздраженно цокая языком. Я услышал, как Карамани с облегчением вздохнула, и увидел, что ее щеки вновь приобретают естественный цвет.

Она улыбнулась трогательной извиняющейся улыбкой.

— Если он был здесь, то ушел, — сказала она. — Мне больше не страшно.

Смит поблагодарил швейцара за информацию, и мы оставили галерею.

— Профессор Дженифер Монд, — пробормотал мой друг, — так долго жил в Китае, что превратился в китайца. Я никогда его не встречал, никогда раньше не видел, но я думаю…

— Что ты думаешь, Смит?

— Я думаю, а не мог ли он быть одним из союзников доктора?

Я изумленно воззрился на него.

— Если нам вообще следует придавать какое-то значение этому случаю, — сказал я, — то мы должны помнить, что у мальчика и у Карамани создалось впечатление, что доктор Фу Манчи находился здесь — собственной персоной.

— Я придаю значение этому случаю, Петри, — с нажимом сказал он, — они по природе чувствительны к таким впечатлениям. Но я сомневаюсь, что даже сверхчувствительный Азиз мог отличить скрытое присутствие пособника доктора от его личного присутствия. Я обращусь к самому профессору Джениферу Монду.

Но по воле судьбы многое должно было произойти, прежде чем Смит смог посетить профессора.

Отправив Карамани и ее брата в гостиницу, где они были в безопасности (отель по приказу Смита наблюдался ночью и днем четырьмя сотрудниками), мы вернулись в мой тихий загородный домик.

— В первую очередь, — сказал Смит, — давай посмотрим, что мы можем узнать о профессоре Монде.

Он пошел к телефону и позвонил в Скотланд-Ярд. Прошло некоторое время, пока мы получили требуемую информацию. В конце концов мы узнали, что профессор был чем-то вроде отшельника, имел мало знакомых и еще меньше друзей.

Он жил один в комнатах в Нью-Инн-корт на Кейри-стрит. Приходящая уборщица наводила порядок, когда это казалось необходимым профессору, который не держал постоянной прислуги. Когда он бывал в Лондоне, его довольно часто видели в Британском музее, где его невзрачно одетая фигура стала хорошо знакомой сотрудникам музея. Когда он отсутствовал в Лондоне — а он отсутствовал большую часть времени в году, — никто не знал, куда он уезжал. Он никогда не оставлял адреса, куда можно было послать письма.

— Сколько времени он уже в Лондоне? — спросил Смит.

Из Скотланд-Ярда ответили, что примерно с неделю, согласно справке из Нью-Инн-корт.

Мой друг повесил трубку и начал беспокойно ходить по комнате. Он вытащил свою обгоревшую вересковую трубку и набил ее грубо нарезанной табачной смесью, целого фунта которой ему едва хватало на неделю. Он был одним из тех неаккуратных курильщиков, которые оставляют торчащие из трубки клочья табака и, прикуривая, рассыпают тлеющие крошки по всему полу.

Послышался звонок, и вошла служанка.

— К вам мистер Джеймс Веймаут, сэр.

— Вот как! — воскликнул Смит. — Что бы это значило?

Вошел Джеймс Веймаут, массивный и цветущий и в некоторых отношениях необычайно напоминающий своего брата Джона, а в других — так же необычайно непохожий на него. Теперь, в этом черном костюме, он выглядел весьма мрачно, и в его голубых глазах я прочел сдерживаемый страх.

— Мистер Смит, — начал он, — в Мейпл-коттедже происходит что-то жуткое.

Смит выкатил большое кресло.

— Садитесь, мистер Веймаут, — сказал он. — Я не очень удивлен. Но я весь внимание. Что произошло?

Веймаут взял сигарету из протянутой мной коробки и налил себе виски. Рука его дрожала.

— Этот стук, — объяснил он. — Он был опять ночью после вашего ухода, и миссис Веймаут — ну, то есть моя жена — почувствовала, что она не может больше там оставаться ночью, одна…

— Она смотрела в окно? — спросил я.

— Нет, доктор, она боялась. Но я провел прошлую ночь внизу, в гостиной — и я выглянул!

Он отпил большой глоток из стакана. Найланд Смит, сидя на краю стола с потухшей трубкой в руке, внимательно смотрел на него.

— Признаюсь, я не сразу выглянул, — продолжал Веймаут. — Было что-то такое зловещее в этом стуке, джентльмены, стуке посреди ночи. Я подумал, — его голос задрожал, — о бедном Джоне, как он лежит где-то в речном иле, и, о Боже, мне пришло в голову, что это Джон стучит, и я не осмеливался даже представить себе, как он мог выглядеть!

Он наклонился вперед, подперев кулаком подбородок. Несколько мгновений мы все молчали.

— Я знаю, я струхнул, — продолжал он охрипшим голосом. — Но когда на лестницу вышла жена и шепнула: «Вот оно, опять. Что же это, о Боже!», я начал вынимать засов из двери. Стук прекратился. Все было тихо. Я слышал, как Мэри, его вдова, всхлипывала наверху, и это было все. Я стал открывать дверь — потихоньку, совсем бесшумно.

Он остановился, прочистил горло и продолжал:

— Ночь была светлая, и на улице не было ни души. Но где-то на тропинке, когда я глядел с крыльца, я услышал ужасные стоны! Они слабели и слабели. И потом — я мог поклясться, что я слышал, как кто-то смеется! Здесь мои нервы сдали, и я опять захлопнул дверь.

Рассказ об этих таинственных и жутких вещах вновь вызвал к жизни естественное чувство страха, которое они породили. Нетвердой рукой он поднял свой стакан и осушил его до дна.

Смит зажег спичку, прикурил и вновь принялся ходить по комнате. Его глаза буквально полыхали огнем.

— Можно сегодня на ночь увести миссис Веймаут из дома? К вам, например? — вдруг спросил он.

Веймаут удивленно поднял глаза.

— Она в очень подавленном состоянии, — ответил он и взглянул на меня. — Может быть, доктор Петри скажет свое мнение?

— Я приду осмотрю ее, — сказал я. — Но что ты хочешь делать, Смит?

— Я хочу услышать этот стук! — гаркнул он. — Но когда я буду делать то, что сочту нужным, я не хочу быть стеснен присутствием больной женщины.

— Во всяком случае, ее состояние допускает применение снотворного, — предположил я. — Это решит вопрос?