Зловещий доктор Фу Манчи - Ромер Сакс - Страница 23

Страшные, закрытые полупрозрачной пленкой глаза действовали, как холодный душ. Даже не отводя взгляда от его неподвижного лица, я знал, что на стенах больше нет жизни, что они просто задрапированы изящными китайскими гобеленами, изображающими драконов. Ковер у меня под ногами больше не был джунглями, а превратился в нормальный ковер — чрезвычайно богатый и яркий, но обычный. Однако чувство безбрежности оставалось, как и беспокойное сознание того, что вещи вокруг были почти все незнакомы мне.

Затем, почти мгновенно, сравнительно нормальное состояние психики начало опять оставлять меня; слабый дымок, шедший от горящего ароматного масла, рос в объеме, сгущался и несся ко мне по воздуху серым отвратительным облаком, которое липко обволокло меня. Сквозь масляные кольца дыма я смутно видел неподвижное желтое лицо Фу Манчи. В моем отупевшем от отравленных паров мозгу сверкнула мысль, что он настоящий колдун, против которого мы пытались бороться жалкими средствами человеческого ума. В тумане, закрытые пленкой, светились зеленые глаза. Я почувствовал, как резкая боль прострелила мои нижние конечности; затаив дыхание, взглянул вниз и увидел, что носки моих красных тапочек, которые я вроде бы носил во сне, удлинились, загнулись волнообразно вверх, сплелись вокруг моего горла и задушили меня!

Через какое-то время у меня наступило нечто вроде просветления сознания, но это не было сознание нормального человека, ибо оно говорило мне, что моя голова утопает в мягкой подушке, а мой горячечный лоб с пульсирующими висками ласкает женская рука. Неясно, как бы в отдаленном прошлом, я вспомнил о каком-то поцелуе, и это воспоминание странным образом взволновало меня. Я лежал, удовлетворенный, в полусне и вдруг услышал голос, украдкой говоривший:

— Они убивают его! Они убивают его! О! Неужели вы не понимаете?

В моем помутненном состоянии мне пришло в голову, что я умер и музыкальный голос девушки сообщает мне о том, что я разлагаюсь.

Но я чувствовал, что меня это не интересует.

Мне казалось, что эта успокаивающая рука ласкает меня уже много часов. Я так и не сумел поднять свои тяжелые веки, пока не услышал звук какого-то грохота, от которого затряслись все мои суставы, — металлический, звенящий грохот, как падение тяжелых цепей. Мне показалось, что тогда я полуоткрыл глаза и в тумане заметил фигуру, одетую в тонкий шелк, с золотыми браслетами на руках и тонкими лодыжками, на которых тоже были кольца браслетов. Девушка исчезла, едва я успел подумать, что она была одной из гурий, а я, хотя и христианин, по ошибке попал в рай, обещанный пророком Мухаммедом мусульманам.

Затем наступил полный провал сознания.

…Мое первое слабое движение отозвалось грохотом цепи, и прошло некоторое время, пока я осознал, что цепь прикреплена к стальному ошейнику, а ошейник застегнут на моей шее. Голова болела нестерпимо; мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сосредоточиться.

Я слабо застонал.

— Смит! — бормотал я. — Где ты, Смит?

Превозмогал себя, я поднялся на колени, и боль в макушке стала почти невыносимой. Теперь я начал вспоминать: как мы с Найландом Смитом отправились в отель, чтобы предупредить Грэма Гатри; как, идя вверх по ступенькам от набережной к Эссекс-стрит, мы увидели большой автомобиль перед дверями одной из контор. Я помню, как поравнялся с машиной, современным лимузином, но не помню, как мы проходили мимо него, только смутно — как послышались торопливые шаги и — удар. Затем — холл с драконами, а теперь — это настоящее пробуждение в ужасной реальности.

Шаря в темноте, мои руки коснулись тела, распростертого рядом со мной. Мои пальцы нащупали горло лежащего и стальной ошейник вокруг него.

— Смит, — застонал я и стал трясти неподвижное тело. — Смит, старый дружище, скажи что-нибудь! Смит!

Неужели он мертв? Неужели это конец его доблестной борьбы с Фу Манчи и бандой убийц? Если так, то каково мое будущее, что предстоит мне?

Он зашевелился под моими дрожащими руками.

— Слава Богу! — пробормотал я, и не могу не признать, что моя радость была несколько эгоистичной, потому что, очнувшись в полной темноте и одержимый безумным сном, который мне приснился, я узнал, что такое страх, поняв, что мне в одиночку, в цепях, придется иметь дело с самим ужасным китайским доктором. Смит начал бессвязно бормотать.

— Оглушили мешком с песком!.. Осторожно, Петри!.. Он достал нас, наконец!.. О Боже!.. — Он с трудом поднялся на колени, ухватившись за мою руку.

— Ладно, старина, — сказал я. — Мы оба живы! Спасибо и на этом.

Наступила пауза, затем стон, а затем Смит сказал.

— Петри, я втянул тебя в это дело. Боже, прости меня…

— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.

Он сжал мою руку.

— Там были два китайца, в европейской одежде, — Господи, как у меня стучит в голове! — в той двери конторы. Они оглушили нас, Петри, — подумай только! — средь бела дня, рядом со Стрэндом — главной улицей! Нас затащили в машину — и дело сделано, я и опомниться не успел… — Его голос слабел. — Боже, какой страшный удар!

— Почему нас пощадили, Смит? Ты думаешь, он бережет нас, чтобы…

— Не думаю, Петри! Если бы ты был в Китае, если бы видел то, что я видел…

В выложенном плитами коридоре послышались шаги. Острый луч света лег на пол, осветив нас. Мое сознание постепенно прояснялось. В комнате чувствовался сырой запах подземелья. Это был какой-то илистый скверный подвал. Распахнулась дверь, и вошел человек с фонарем. При его свете я убедился, что моя догадка правильна. Я увидел покрытые скользкой грязью стены подземной темницы размером примерно пятнадцать на пятнадцать футов, длинный желтый халат пришельца, наблюдавшего за нами, его злобное умное лицо интеллектуала.

Это был Фу Манчи.

Наконец-то они встретились лицом к лицу — глава великого Желтого движения и человек, сражавшийся от имени всей белой расы. Как могу я подобрать краски, чтобы описать того, кто стоял перед нами, — может быть, величайшего гения нашего времени?

Смит точно охарактеризовал его, сказав, что у него лоб Шекспира и лицо сатаны. Во всем его облике было что-то змеиное, гипнотическое. Смит молчал, затаив дыхание. Мы оба сидели перед доктором Фу Манчи, прикованные цепью к стене, — два средневековых пленника, живая насмешка над хваленой безопасностью, которую современное общество якобы обеспечивает своим гражданам.

Он подошел к нам странной походкой, одновременно кошачьей и неуклюжей, сутуля свои высокие плечи так, что походил на горбуна, поставил фонарь в нишу в стене, не отводя от нас змеиного взгляда своих глаз, которые навсегда запомнятся мне. В них был такой странный блеск, который я раньше видел только в глазах кошек, и этот свет время от времени закрывался пленкой. Но я больше не в силах говорить о них.

До встречи с доктором Фу Манчи я никогда не предполагал, что такая интенсивная сила злобы может излучаться человеческим существом. Он заговорил. Его английский был безупречен, хотя временами он странно подбирал слова, а произношение поочередно менялось с гортанного на свистящее.

— Мистер Смит и доктор Петри, ваше вмешательство в мои дела зашло слишком далеко. Я всерьез обратил на вас свое внимание.

Он обнажил свои зубы, маленькие и ровные, но обесцвеченные болезнью, которая была мне знакома. Я заново, теперь уже изучающе, посмотрел на его глаза с профессиональным интересом, который был жив во мне, несмотря на чрезвычайную опасность нашего положения. Мне показалось, что их зелень была в радужной оболочке; зрачок был странно сужен до размеров булавочной головки.

Смит с деланным безразличием прислонился спиной к стене.

— Вы осмелились, — продолжал Фу Манчи, — вмешиваться в изменения мира. Бедные пауки, попавшие в колеса неизбежности, Вы связали мое имя с тщетностью движения младокитайцев — имя Фу Манчи! Мистер Смит, вы влезли в дело, в котором вы некомпетентны, — я презираю вас! Доктор Петри, вы болван, — мне жаль вас!