Проделки Лесовика - Ольченко Дмитрий - Страница 16

И тогда на глазах всех присутствующих воины растерзали личинок.

— За что они их? — спросил Юрка.

— Не знаю точно, — ответил Х-Девятый, — но думаю, что маститые обнаружили в них отклонения от стандарта, не зря Матерь отослала Маститого № 3. В этих случаях он не соглашается убивать, то есть, отстаивает право личинок на жизнь.

— Пусть бы жили, что же в этом плохого! — сказал Юрка.

— Маститые боятся, как бы из нестандартных личинок не выросли муравьи с сильными личностными качествами. Такие муравьи в муравейнике — фактор беспокойства, а маститые предпочитают застой, рутину, понимаешь? Не любят они перемен.

— А нельзя ли выйти отсюда? Хочется на воздух, на солнышко.

— Наверное, можно. Иди за мной.

За первым же поворотом на Юрку налетел муравей-фуражир с куском розового мяса в жвалах. Юрка упал. Фуражир, не останавливаясь, перелез через упавшего, и помчался дальше, в кладовые. Юрка едва успел отползти в какую-то нишу, как мимо друг за дружкой промчалось еще несколько фуражиров с мясом.

— Прижимайся к правой стороне, прохода, — сказал Х-Девятый, — ишь как летят!

— Откуда они тащат мясо?

— Недалеко отсюда кукушонок выбросил из гнезда птенцов малиновки. Наши фуражиры и набрели на них.

Юрка опечалился. Он не сомневался, что это те самые птенцы, которых он водворил в гнездо, потеснив кукушонка. Он, может быть, впервые почувствовал бессилие в обстоятельствах, с которыми не хотела мириться душа. И это бессилие нагоняло тоску, требовало каких-то действий, в то время как разум утверждал, что любые действия в таких делах бесполезны, если не вредны.

Юрка попытался отвлечься от грустных мыслей, от печального настроения тем, что начал присматриваться к жизни муравейника. «Ну и ну! — подумал он. — Что здесь творится! Бедлам какой-то!» Одни бегут в недра, другие — наружу, третьи перестраивают обвалившиеся своды, четвертые прокладывают новый туннель, пятые уносят нечистоты, шестые перетаскивают куколок — и всё это в спешке, которая казалась бессмысленной. Но Юрка очень скоро почувствовал, что это не так. Никакой бессмысленности, все точно, четко, рационально, хоть и бездумно. Эффект невероятной деловитости был потрясающим.

— Послушай, друг, у вас бывают выходные дни или праздники? — спросил Юрка.

— Выходные? Праздники? О чем ты говоришь? — воскликнул X-Девятый. — Безделье — самое большое зло в муравейнике. Досуг исключен самим образом муравьиной жизни. Только работа! Ничего, кроме работы! У муравья три четверти суток приходится на работу, а четверть — на восстановление сил, тогда он впадает в полусон. Кстати, тебе не мешало бы, я думаю, подкрепиться. Хочешь мяса?

— Какого? — спросил Юрка.

— А вот этого, — показал X-Девятый на мчавшегося мимо них фуражира все с тем же мясом. — Птичьего.

Юрку тут же чуть не стошнило, он яростно замотал головой, приложив ладонь к горлу.

— Странно, — заметил X-Девятый, — оно ведь совсем свежее!

— Пожалуйста, — попросил Юрка, — не говори мне об этом мясе. Бедных птенцов я видел живыми. Они были очень хорошенькие и совсем беспомощные!

— О птенцах молчу, — заверил муравей, — но, в принципе, ты не вегетарианец?

— Да нет, я ем все, что мне дают, — сказал Юрка.

Х-Девятый, не мешкая, остановил фуражира, чей зобик прямо раздулся от груза пищи. Они обменялись прикосновениями усиков, после чего Х-Девятый подозвал Юрку. Фуражир, как только Юрка приблизился, приподнял переднюю часть туловища, между его жвалами показалась капелька тягучей прозрачной жидкости.

— Слизывай, только быстрее, — сказал Х-Девятый.

— А что это? — спросил Юрка, с недоверием посматривая на широко раскрытые жвалы фуражира.

— Ну… как тебе сказать, — замялся Х-Девятый, — я не стану раскрывать тебе химическую формулу этой жидкости, это долгое дело, а если в двух словах, так это тлиные какашки.

— Что?! — возмутился Юрка. — И ты хочешь накормить меня дерьмом?!

— Зачем же так грубо, Юрка! — воскликнул муравей. — Это очень вкусные, очень сладкие выделения тлей с чертополоха. На поляне было всего два чертополоха, но один кто-то срезал. Наши фуражиры спешно вывели стадо наших тлей на оставшееся растение… Если не хочешь, не надо. Пойдем дальше.

Фуражир в недоумении «пошевелил усиками и продолжил свой путь. Перепрыгивая с бревнышка на бревнышко, с валежины на валежину, стараясь уберечь глаза и не расшибить голову — острые колья торчали отовсюду, — Юрка вслед за X-Девятым выбрался из муравейника. Яркий солнечный свет хлестнул по глазам. Юрка на минуту зажмурился. Свежий воздух ворвался в легкие, закружилась голова. Юрке хотелось крикнуть: «Здравствуй, мой свободный, бесценный, любимый мир!»

— Быстрее уйдем отсюда! — сказал Х-Девятый. — Муравьи не выносят вида бездельников. Сказать о муравье, что он любуется хорошей погодой — значит обвинить его в самом большом смертном грехе… Быстрее спустимся!

Сначала они шли по расчищенной дорожке, а когда вершина муравейника скрылась вдали, свернули в заросли, взбежали на шершавый, распластанный по земле лист одуванчика.

Юрка бросился навзничь. Высокое небо голубело над ним. Высоко-высоко в поднебесье, на длинной стрелке, покачивался пушистый белый шар.

— Хочешь полетать на парашютике? — вдруг спросил муравей.

— А разве можно?

— Конечно, я часто летаю. Для моих собратьев это лишний повод считать меня чокнутым, ну да я давно уже не обращаю внимания на то, что обо мне думают.

X-Девятый полез вверх по зеленому гладкому стволу. Удивительно, думал Юрка, кто бы мог подумать, что по трубке одуванчика я буду карабкаться, как на высокое дерево!

Высоко вверху муравей уже достиг шара и теперь возился там, раскачивая зерно с тонкими длинными лучами парашюта. Когда оно вышло из гнезда, его подхватило дуновение ветра. Муравей в последнее мгновение уцепился за тонкий шест, на котором висело зерно, и взмыл высоко в воздух.

Юрка не с такой ловкостью, как муравей, но все же взобрался по стрелке, вытер обильный пот, струящийся по лицу, и начал выдергивать шесток с зерном, увенчанный сверкающими на солнце пушистыми полупрозрачными лучами. Обеими руками он взялся за шест, дернул его в последний раз и — оказался в небе. Юрка обхватил ногами длинное зернышко, посмотрел вниз.

Чувство полета восхитило его. «Лететь бы вот так и лететь, пока не прилечу домой!» — подумал он и понял, что дальше поляны не улететь. Поискал глазами своего приятеля. Его парашютик плыл далеко впереди, ниже Юркиного, и Юрка испугался, как бы их не раскидало в разные стороны. Ему не о чем было беспокоиться — их подхватил один и тот же ветерок, даже не ветерок, а его порыв. Как только ветер ослабел, парашютики пошли к земле, к высоким травам. Сначала приземлился X-Девятый. Мальчишка пролетел над ним, врезался в мохнатый лист медвежьего уха. Скатился вниз, поднялся на ноги и пошел отыскивать приятеля. По пути опасливо обошел огромное, точно колодец, пугающее чернотой отверстие норы тарантула, боясь, как бы тот не выскочил и не набросился на отчаянного воздухоплавателя.

Как говорится, остерегался волка, да угодил в берлогу с медведем. Юрка выбрался из зарослей на открытое место — это было старое кострище — и, радуясь, что идти стало свободнее, загляделся в небо. И тут он почувствовал, как земля ушла из-под ног. Он покатился по крутому сыпучему склону аккуратной воронки, на самом дне которой торчали два кривых острых рога. Они мгновенно разошлись в стороны и, как только Юрка оказался на дне, с силой сомкнулись, направленные остриями в Юркин живот. Не сознавая, что делает, Юрка в самый последний миг ухватился за рога, не позволяя им сомкнуться.

Мальчишка попал в западню муравьиного льва. Что тут началось!

Лев начал изо всех сил бить Юркой по осыпающимся склонам воронки, пытаясь освободиться от его цепких рук. Юрка догадывался, что его ждет, если он выпустит страшное оружие муравьиного льва, поэтому держался изо всех сил, удесятеренных ужасом. Он совсем ослеп глаза запорошило пылью. Голова гудела от ударов. Лев трепал его с неослабевающей яростью. «Все, — подумал Юрка, — дальше не выдержу…» Он закричал. Громкий возглас: «спасите!» был услышан Х-Девятым, который уже спешил навстречу Юрке. Муравей подбежал к зыбкому краю воронки, осторожно заглянул в нее. К этому времени муравьиный лев, по-видимому, устал, потому что вдруг успокоился. Юркины глаза очистились слезами.