Классические тексты дзэн - Маслов Алексей Александрович - Страница 19

Значительно более интересны «трактаты Бодхидхармы», созданные не раньше XI–XII вв. и которые действительно передают суть истинного учения Чань, хотя, естественно, многое зависело от конкретной школы, в рамках которой они создавались, хотя подавляющее большинство трактатов несомненно имеет чаньское происхождение. Наиболее интересными «трактатами Бодхидхармы» стали «Усинь лунь» («Об отсутствии сердца»), перевод которого приведен в этой книге, и «Цзюэгуань лунь» («О взирании на освобождение») [См. подробнее: 125, 114; 132, 10]. В них мы без труда можем заметить решающее влияние даосских концепций о «недеянии» (у вэй), «естественности» и «спонтанности проявлений жизни» (цзыжань) и ряда других.

Раннему учению Чань полнее всего соответствует трактат «Путидамо люэбянь дачэн жудао сысин» – «Общие рассуждения Бодхидхармы о четырех действиях, что ведут на путь Большой колесницы», кратко называемые «Рассуждения Бодхидхармы» («Дамо лунь») [82], где в лапидарной, но достаточно полной форме изложено ключевое учение Бодхидхармы о «двух проникновениях [в суть Чань]» (т. е. через духовный принцип и деяния) и четырех типах действий, необходимых для этого. Под «двумя проникновениями» подразумевались два параллельных пути, которыми человек достигает внутреннего очищения: через духовный принцип (ли), т. е. через созерцание, и через деяния (ши). Четыре типа действия включают «воздаяние за [творимые тобой] обстоятельства», «следование обстоятельствам», «отсутствие желаний» и «пребывание в соответствии с Дхармой». В предисловии к трактату, написанном монахом Танлинем, приводятся слова Бодхидхармы, кратко излагающие суть его учения: «Умиротворите свое сознание, предавайтесь практическим делам, пребывайте в соответствии с [естественным] порядком вещей, прибегайте к способам просветления, – все это и есть метод Большой колесницы, который ведет к умиротворению сознания и позволяет избежать любых ошибок».

«Умиротворение сознания», о котором говорится в этом отрывке, соответствует знаменитому чаньскому методу медитации – «созерцанию стены», т. е. сидя лицом к стене, как это делал сам Бодхидхарма в горах Суншань. «Созерцание стены» для успокоения сознания и очищения сердца становится основным способом самовоспитания среди всех последователей Бодхидхармы.

Трактат «Рассуждения Бодхидхармы» приобрел необычайную популярность, многократно комментировался, дополнялся высказываниями известных чаньских патриархов, и таким образом текст в две страницы разросся до обширного трактата в несколько цзюаней (свитков). Первоначально существовали лишь сами высказывания Бодхидхармы о принципе «двух проникновений» и «четырех деяний», но затем объем трактата увеличился, были дописаны некие «послания Бодхидхармы» своим ученикам, а затем и высказывания чаньских учителей разных школ. Естественно, что наибольшей популярностью среди последователей Чань, а позже и среди аристократических кругов пользовалась именно первая часть, непосредственно приписываемая Бодхидхарме, которая отдельно стала называться «О двух проникновениях» («Эр жу»). Упоминания об этом трактате и даже некоторые цитаты из него содержаться в известном тексте «Лэнце шицзы цзи» («Записи о наставниках и учениках [школы] Ланкаватары»), что указывает на то, что основная часть «Рассуждений Бодхидхармы» уже была завершена к VIII в.

Примечательно также, что многие пассажи в рассуждениях Бодхидхармы в трактате «О двух проникновениях», и в другом произведении – «Цзунцзи нлу» приписывается самому основателю Шаолиньского монастыря шраману Буддасанте (кит. Фото) [50, 942-944с]

Ряд японских исследователей высказывал мысль о том, что по своей сути «Рассуждения Бодхидхармы» отражают либо индийскую традицию Мадхьямики (или Праджняпарамиты), либо школы Йогачара. По существу это верно, поскольку даже китайские предания гласят о том, что первая проповедь Бодхидхармы базировалась на традиции Ланкаватара-сутры, принадлежащей к школе Йогачаре, и уделявшей пристальное внимание именно медитативной практике, а не молитве или чтению сутр.

И все же, исходя лишь из высказываний, приписываемых Бодхидхарме, трудно однозначно сказать, что он проповедовал именно «Ланкаватара-сутру» – это скорее вытекает из ряда его постулатов, нежели из прямых цитирований. А вот влияние «Вималакирти-нидреша-сутры» проглядывает куда более явственно. Кстати, не меньшее влияние этого трактата ощущается и в проповедях Хуэйнэна и Мацзу, где мы встречаем прямые цитирования.

Впрочем, следует заметить, что уже в самом начале формирования чаньской традиции многими учителями высказывались сомнения о том, насколько полно последователи Первопатриарха передали его школу. Во многом это было связано с тем, что в ранней версии истории Чань у Бодхидхармы существовал не один ученик Хуэйкэ, но еще, по крайней мере, один последователь Даоюй, а возможно и еще третий Даофу. И возможно истинное знание было передано Бодхидхармой не Хуэйкэ, а кому-то другому. Мнение об «обманном знании» оказалось распространено весьма широко вероятно уже с IX в., фактически с момента завершения формирования общих основ Чань. В частности, трактат «Чуань фабаоцзи» («Записи о передаче драгоценности Дхармы») именует «созерцание стены» и «четыре типа деяний» просто «временными и частными методами той эпохи», которые «ни в коей мере не соответствуют тому, что проповедовал Бодхидхарма» [176, 356]

Долгое время у того учения, что передал Бодхидхарма, даже не было самоназвания. Примечательно, что в «Стеле Хуэйкэ» монаха Фалиня, где впервые рассказывается о встрече Бодхидхармы со своим единственным продолжателем Хуэйкэ, речь идет о «школе Дхармы умиротворения сердца» (аньсинь фамэнь). В китайском варианте «Ланкаватара-сутры» просто говориться о «Школе единой колесницы с Юга Индии» [19, цз.4]. Кстати, именно так – «Школа единой колесницы» (Ичэн цзун) несколько раз именуется учение Чань в «Сутре Помоста Шестого патриарха», чем как бы подчеркивает то, что Чань уравнивает «Малую колесницу» (Хинаяну) и «Большую колесницу» (Махаяну).

Неграмотный патриарх Хуэйнэн

Наставник Хуэйнэн – центральная фигура всей чаньской традиции, учитывая, разумеется, и тот факт, что перед нами не столько биография и учение конкретного человека, сколько обобщенный образ целого направления Чань, его легенд, теории, форм практики, слившийся в отдельного человека. Вероятно, никто в истории чань-буддизма не может соперничать с Хуэйнэном по известности.

Если подходить к изучению источников чисто по количественному фактору, то в этом случае чаньский патриарх Хуэйнэн оказывается в явно «привилегированном» положении – практически не существует такой работы по историографии буддизма, где бы ни встречалось хотя бы краткого изложения его жизни. Вообще, рассказ о Хуэйнэне вошел в каноны агиографии не только китайского буддизма, но и большинства не-буддийских работ, повествующих о людях «свойств необычайных».

Несмотря на многочисленные биографии Хуэйнэна, порой оказывается весьма сложным восстановить его реальное жизнеописание и, прежде всего из-за того, что усилиями Шэньхуэя и его последователей Хуэйнэн оказался превращен в классического буддийского святого. И, как следствие, биографии Хуэйнэна повествуют именно об этом образе, лишь в малой степени описывая его как человека. Тем не менее, Хуэйнэн в этих историях – человек вполне живой, интересный, а «Сутра Помоста», содержащая его каноническую агиографию, не лишена увлекательности и в некоторых местах даже тяготеет к «авантюрным рассказам», характерным для народной среды и в основном посвященным народным разбойникам и героям.

Чисто теоретически можно очистить первоначальный вариант жизнеописания Хуэйнэна от последующих наслоений, выделить базовый компонент всех историй и проповедей, вернувшись к первоначальному виду агиографии чаньского патриарха. И все же, хотя такие попытки предпринимались неоднократно [157, 173–248; 139, 59–87], однако их трудно целиком признать успешными. Это объясняется, прежде всего, не отсутствием методологической глубины исследования, но колоссальной сложностью задачи.