Кольцо великого магистра - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 25

— Мужчины, спасайте нас! — вопили на улице женщины.

Со всех сторон слышался протяжный бабий вой.

Заливались яростным лаем собаки.

Распахнув дверь, в дом ворвалась служанка.

— Рыцари! — кричала она. — Немцы!

Раздался рев боевого рога. Трубил старейшина. Шум во дворе нарастал, делался громче, яростнее. Жрец услышал возгласы на чужом языке.» Жена и дочь спят в доме старейшины, — мелькнуло у него в голове. — Что делать?«

— Серсил, — задыхаясь, сказал он ученику, торопившемуся с мечом на улицу, — найди Анфису с дочкой. Они в доме старейшины. Защити их, пусть уходят вместе с тобой на Вильню. Все, что случилось, расскажи великому жрецу.

— А ты сам, господине?

— Боги приказывают мне убивать врагов.

Серсил склонил голову и бросился к дому старейшины.

У кенигсбергских стен Бутриму, глядя на врагов, приходилось сдерживать себя, но сейчас… Он поднял меч, и из его горла помимо воли вырвался грозный боевой клич.

Наступило серое утро, еще не взошло солнце, еще лежали в низинах тяжелые ночные туманы. На дворе вой, крики, плач.

Рыцарские наемники-кнехты без жалости рубили всех подряд. На земле лежали связанные молодые женщины. У дома старейшины рубились насмерть десятка два литовцев, разъяренных, как дикие кабаны.

Бутрим вместе с мужчинами, ночевавшими в Олельковом доме, стал пробиваться к ним.

Один из воинов бросился в соседнюю деревню за помощью.

— Крещеные собаки! — кричали литовцы, нанося страшные удары. — Горе вам!

Стучали мечи о щиты, звенело оружие.

Старик с окровавленной бородой открыл дверь конюшни и выводил лошадей. Из хлева женщины выгоняли коров и спешили спрятать в лесу. Испуганное ржание лошадей и мычание смешались.

Словно призраки, из серой мути рассвета появились высокие злые орденские жеребцы, покрытые бронью. Закованные в железо рыцари кололи пиками женщин. Остервеневшие рыцарские кони рвали желтыми зубами мясо живых людей.

В рыцарей летели копья, топоры, метательные дубинки.

К бронированному рыцарю трудно подступиться пешему воину с открытой грудью и с одним мечом в руках. Но литовцы делали невозможное. Безоружные, они вытаскивали из заборов колья и бросались на врага… Почти голый мужчина выбежал из дома. Увидев всадника в белом плаще, он прыгнул на спину лошади рыцаря и, сняв немцу шлем, сломал ему шею.

В другом месте широкоплечий литовец стащил рыцаря с лошади и раздавил его вместе с панцирем, как улитку.

Жители деревни защищались яростно. Женщины рубили тяжелыми топорами ноги рыцарских лошадей, стреляли из луков.

Подбадривая себя дикими воплями, стуча мечами в щиты, бежали на помощь мужчины из соседней деревни. Схватка возобновилась с новой силой.

Рыцарь с разбитой головой повис в седле. Другой, с птичьим хвостом на шлеме, став к оруженосцу спиной, отбивался от наседавших на него литовцев.

— Священный лес, спрячь нас! — молили женщины, пытаясь укрыться в густых зарослях. — Горе нам, нет князя Кейстута, некому заступиться!

Запылал дом старейшины, подожженный врагами. Пожар осветил поле боя. Рубя врагов, Бутрим увидел двоюродного брата, распростертого у своего крыльца. Двое кнехтов держали его, а орденский чиновник в сером плаще прижигал огненной головешкой под мышками и в паху. В одном из солдат Бутрим узнал Генриха Хаммера. С остервенением размахивая мечом, он стал пробиваться к нему, но кто-то захлестнул петлей шею, и Бутрим потерял сознание.

А рыцари всё прибывали. Начертав мечом крест перед собой, они с устрашающими криками бросались на литовцев, кололи и топтали лошадьми всякого, кто попадался на глаза.

Литовцы дали захватить себя врасплох, и это обошлось им дорого. Подожженная со всех сторон деревня ярко горела, огонь высоко поднимался к небу.

Еще одна жертва принесена пресвятой деве Марии.

—» Христос воскрес!«— запели победный гимн рыцари, увидев, что литовцы разбежались.

Гордые победой, христианские герои поздравляли друг друга. Знатный австрийский граф, подняв окровавленный меч, посвятил в рыцарство восемь благородных неопоясанных воинов.

Посредине поляны священники поставили походную церковь. Вокруг нее знаменосцы воткнули в землю древки хоругвей и знамен. Поставили шатры, зажгли костры. Возник огромный лагерь. Началось празднество. Слуги разносили благородным рыцарям вино в честь победы.

Однако ночь прошла не так весело. Разъяренные, горевшие местью литовцы всю ночь тревожили лагерь. Рыцари не видели в темноте врагов, но зато слышали их яростные вопли и чувствовали на себе удары долетавших из леса копий и палиц.

На сгоравшем литовском селище тоскливо выли оставшиеся в живых собаки.

Утром капелланы прочли погребальные молитвы. Несколько рыцарей и немало наемников не дожили до восхода солнца.

С рассветом под охраной полубратьев и наемной солдатни в Кенигсбергский замок двинулась толпа пленных. Среди них шел, понурив голову, Бутрим. Солдаты и рыцари смеялись, показывая пальцами на женщин, у которых к груди и к спине было привязано по ребенку.

В числе солдат, охранявших пленных, был саксонец Генрих Хаммер.

Весь день шли облавы на жителей, укрывшихся в лесу, весь день слышались стоны и плач. Не раз и не два из зарослей бросались на рыцарей хозяева лесов. Литовцы рубились топорами и сажали врагов на рогатины. Свистели в воздухе метательные дубинки.

Вечером иноземные рыцари и братья ордена снова затеяли веселый пир. Съели гору жареной птицы, баранов и говядины, выпили не одну бочку хмельного меда.

У многих иноземных рыцарей в шатрах оказались молодые полонянки.

Маршал Конрад Валленрод стал осторожней. Солдаты огородили лагерь деревянным забором. Вдоль городьбы всю ночь ходили дозорные. Копья и дубинки из леса не долетали к пирующим.

Две недели провели в литовских лесах братья ордена девы Марии и иностранные рыцари. Они охотились на язычников, точь-в-точь как на лисиц и зайцев.

Дым от сожженных деревень клубился в окрестных лесах. Пахло гарью и смрадом разложившихся трупов.

Много пленных отправили рыцари в свои замки. Разбежавшиеся по соседним селениям литовцы молили своих богов о мщении. Приносили обильные жертвы Перкуну и богу войны Кавасу. На ветвях священных деревьев появилось много ценных даров.

Литовские воины не раз собирались на совет.

А рыцари спокойно, как у себя дома, продолжали хозяйничать в лесу. Но запасы подходили к концу. Меньше стало изысканных блюд и тонких вин. Рыцарские жеребцы похудели и теряли резвость. Великому маршалу приходилось думать о животных ничуть не меньше, чем о самих рыцарях.

Пришло время возвращаться. Запела труба великого маршала, и рыцари построились в прежний порядок. Впереди реяло огромное знамя ордена. Под грохот барабанов войско двинулось. Отдых в Кенигсбергском замке не за горами. Рыцари мечтали снять тяжелые доспехи, смыть липкий пот. Даже строгий приказ великого маршала не мог остановить оживленные разговоры. До конца лесной дороги оставалось совсем немного.

Давно не пахли так крепко и сладко липы, обещая много душистого меда.

Неожиданно на землю упал темный предмет, похожий на короткий обрубок дерева. Там, где он упал, взвилось черное облако, и десятки тысяч рассерженных пчел набросились на лошадей.

Лошади, прядая ушами, испуганно заржали.

Вслед за первым ульем и с других деревьев свалилось еще несколько тяжелых чурбанов. Падая на землю, они раскалывались, пчелы взлетали в воздух и набрасывались на врагов. Сначала врагами были лошади, потом божья скотинка начала жалить и рыцарей. Пчелы больно кусали носы, губы, щеки. Рыцари поторопились надеть шлемы. Но пчелы проникали сквозь смотровые щели. Их раздражал запах, исходивший от рыцарей, пропитавшихся за две недели вонючим потом.

Ульи продолжали падать. Пользуясь смятением врага, литовцы, возникшие будто из-под земли, стали швырять свои страшные палицы.

Появились убитые и раненые рыцари и кнехты.

Прозвучала боевая труба великого маршала. От рыцаря к рыцарю передавался приказ скорее уходить из опасного места.