Кольцо великого магистра - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 16

В последний день пути архиепископ Бодзента был задумчив и разговаривал мало. Ему вспомнился Людовик, покойный король венгерский и польский, которому Бодзента был обязан своим теперешним положением. Архиепископ перебирал в памяти события, связанные с его смертью. Прежде чем умереть, король предусмотрительно созвал совет. На него приехали многие знатные поляки, и все, в том числе Бодзента, дали клятву верности его дочери Марии и тринадцатилетнему зятю короля — Сигизмунду Бранденбургскому.

Но в Польше не все соглашались признать королем Сигизмунда. Много несогласных было на великой Польше и Мазовии из числа мелкой шляхты.

А сколько неприятностей и волнений принесла архиепископу эта клятва! Он оказался в самом центре партийных распрей. И иные шляхтичи, противники Сигизмунда, обходились неласково даже с ним, польским первосвященником…

К коляске архиепископа, разбрызгивая грязь, подскакал всадник.

— Ваше священство, — вскричал он, осадив коня, — впереди виден крест главного серадзского костела.

— Так, так, — ответил архиепископ, — благодарю, сын мой. — Склонив голову, он снова закрыл глаза и стал думать.

Всадник повернул коня и поскакал обратно.

Странные звуки привлекли внимание архиепископа. Он поднял голову. Ян из Чернкова, сидевший напротив, открыл рот и, похрапывая, спал сном младенца.

«Тонкая штучка этот архидиакон… — пришло в голову Бодзенте. — Кем его считать — врагом или другом?»И решил доверяться ему с осторожностью.

«Гжемалиты и наленчи — вот главная опасность, — думал архиепископ. — Два могущественных рода, стоящие друг против друга, готовые схватиться насмерть». Он чувствовал себя между враждующими, как между молотом и наковальней. Надежда, что съезд в Вислице поддержит ставленника гжемалитов Сигизмунда, не сбылась. Архиепископ сжал кулаки, вспоминая Вислицу. Победу одержали наленчи. Они ратовали за венгерскую королеву, обязанную выбрать себе мужем поляка.

Польская земля бурлила, обильно лилась народная кровь.

Назревали новые столкновения, новые кровопролития. Возникла еще одна партия, поддержанная многочисленной польской шляхтой. Мелкие землевладельцы хотели видеть польским королем потомка древних Пястов — князя Зимовита Мазовецкого. «Посадить на польский престол поляка? Что ж, это совсем не плохо». Архиепископу пришелся по душе такой замысел.

Три враждующие партии сражаются теперь на польской земле: наленчи, желающие выдать замуж венгерскую королеву за поляка, шляхетская партия, выдвигавшая в короли, князя Мазовецкого, и гжемалиты, верные союзники Сигизмунда.

Коляска владыки обогнала многочисленный поезд богатого самовластного пана. Сопровождавшие пана копейщики, стоявшие по обочинам дороги, с почтением разглядывали герб на коляске Бодзенты.

Послышались звуки барабанов и труб. Архиепископ выглянул в оконце: навстречу двигалось много людей. Видные королевские советники, вельможные паны, духовенство и множество шляхты вышли встречать владыку.

Ныряя по ухабам, погружаясь по самые ступицы в грязь, архиепископская коляска под гудение труб и торжественный грохот барабанов подъехала к большому дому епископа Николая из ордена доминиканцев.

Ксендзы бережно вынули Бодзенту из коляски и под руки ввели, почти внесли в дом. Архиепископ не удивился, заметив среди встречающих князя Зимовита.

— Я хочу наедине кое о чем спросить вашу светлость, — сказал молодой Семко.

Владыка обещал аудиенцию.

После отдыха и сытного ужина Бодзента принял князя Зимовита в маленькой комнате, смежной со спальней.

— Что тебе надо от скромного слуги бога, сын мой? — спросил архиепископ, изучая юношу внимательным взглядом.

— У Польши за горами и за долами был король, — улыбаясь, ответил князь, — воздух Польши был вреден для него. Он любил немцев и был равнодушен к полякам…

Зимовит встал со скамьи и шагнул к Бодзенте. Он был могучего телосложения, с открытым, приятным лицом.

— Хотели бы вы, ваше священство, опять такого короля для Польши? — спросил Зимовит, сделавшись серьезным. — Короля, который ни одного слова не может сказать по-польски. Ответьте прямо.

Архиепископ задумался. Его бритое лицо с запекшимся румянцем на щеках стало строгим. Он думал, что междоусобица ослабит польское государство. Но не только боязнь за судьбу Польши волновала архиепископа, — его не меньше заботили дела церковные. Царственные чужестранцы всегда относились безразлично к костелу и часто нарушали его древние права.

— Потомок Пястов имеет право быть королем Польши, — сказал наконец архиепископ. — Я поддержу тебя, сын мой, но… при одном условии.

— При каком условии, ваше священство?

— Ты должен жениться на младшей дочери Людовика, королеве Ядвиге.

— Что ж, ваше священство, превосходная мысль, — рассмеялся юноша. — Одной стрелой вы убиваете двух белок. Если не входить в тонкости, то и клятва не будет нарушена… дочь Людовика сделается королевой Польши. Кстати, я холостяк.

Архиепископу понравился ответ князя.

— И еще, — он помедлил, — церковь должна быть уверена, что получит свою десятину только натурой, как было прежде.

Зимовит сразу согласился. Он знал, где зарыта собака: денежная десятина раз в двадцать меньше натуральной.

— Я никогда не нарушу древние права костела, — ответил он.

— Так, так, сын мой, — отозвался архиепископ.

— И королевская казна будет в сохранности, — продолжал князь. — Малопольские паны были бы рады навсегда остаться при одной королеве и доходы польского королевства класть себе в карман.

— Так, так, — сказал владыка. — Но, сын мой, деньги плохо держатся в твоих руках. Месяц назад ты заложил крестоносцам замок Визну.

Зимовит вспыхнул. Он не думал, что его денежные дела известны владыке.

— Ради святой борьбы за польскую корону я готов заложить самого себя, — нашелся он. — С крестоносцами договориться просто. Я превосходно изучил их повадки.

Однако не все было просто, как думал князь. Недаром хорошие отношения Зимовита с орденом и Литвой казались опасными венграм и малополякам. Нередко интересы Мазовии не совпадали с интересами малопольских вельмож.

— Что же касается Литвы, — продолжал Зимовит, — я думаю, Польша и Мазовия объединенными силами отучат разбойничать язычника Ягайлу. О малом его разуме всем достаточно известно. В прошлом году он подло расправился с родным дядей, трокским князем Кейстутом.

— Кейстут и Ольгерд братья от русской матери, княгини Ольги, — в задумчивости произнес архиепископ. Но литовские дела мало его волновали. У Польши было много своих важных дел.

— Долой немцев из Польши! — покраснев, вдруг выпалил Зимовит. — Очистим наши города от немецкого засилья. Поляки прежде всего, ваше священство.

— Так, так, — оживился архиепископ, — ты прав, сын мой, слишком много немцев в Польше. — Он думал, что грозные силы тевтонского ордена менее опасны, чем мирная немецкая волна, заливавшая польские земли. В городах главенствуют немцы, многие монастыри стали немецкими очагами. Особенно беспокоили архиепископа цистерские и францисканские монастыри: они отказались признавать польскую церковь и присоединялись к саксонской. Короли-чужестранцы часто назначали настоятелями приходов своих соплеменников, не умевших сказать слова по-польски.

Князь Зимовит почтительно внимал словам архиепископа. Он был спокоен: поддержка польского первосвященника равносильна победе. Он вспомнил слова своего духовника, повторяемые им чуть ли не каждый день: «Как желток не может быть в яйце без белка, так не могут существовать друг без друга светские и духовные господа. Ибо ксендзы управляют шляхтою, и шляхтичи, если бы ксендзы не давали советов и не приказывали, что делать, были бы как неразумные твари».

Назидательные слова духовника князь запомнил на всю жизнь.

— Ты согласен, сын мой? — спросил, помолчав, архиепископ.

— Согласен, ваша святость, — наклонил голову князь.

— Поклянись, что выполнишь свои обещания. — Бодзента положил перед князем Евангелие.