Ярость рвет цепи - Романовский Александр Георгиевич - Страница 37

Первое, что он увидел, была девственно-белая известь потолка. Откуда-то со стороны доносился тихий монотонный шум каких-то приборов. Обоняние восприняло знакомые больничные запахи. Не утруждая себя ощупыванием, он понял, что все конечности на месте, ничего не болит, не затрудняет движений. Он отлично себя чувствовал — отдохнувшим и свежим.

Внутренний хронометр утверждал, что прошло не более четырех часов. И все-таки Курт, потянувшись к штанам, достал из кармана часы. Прошло три часа и сорок минут. Для здорового молодого волка этого было достаточно, чтобы восстановить силы после долгого ночного марафона.

Курт привстал и поглядел в сторону большого аппарата, под которым лежала волчица. Разноцветные сполохи продолжали выбиваться изнутри.

Доктор обнаружился неподалеку, полулежащим в кожаном кресле. Здоровый глаз был закрыт, оптический имплантант безжизненно чернел. Тонкие губы чуть раскрыты, будто ловушка для доверчивых насекомых. Приподнявшись еще, Курт увидел лежавший на полу многоразовый инъектор — аккурат под свисавшей с подлокотника рукой. Рукав был закатан.

За тонированными окнами заметно посветлело. Рассвет занимался кровавым пожаром — где-то на далеком горизонте. Волк не видел этого зрелища ни разу и все-таки не торопился. Во-первых, встающее светило было скрыто нагромождениями зданий, а также махинами Ульев. Во-вторых, Курт помнил и более красивую зарю — по телевизионным программам и стим-конструктам.

Откинувшись на подушку, он задумался.

Судя по всему, времени оставалось предостаточно. Не вполне лишь было ясно, куда это время девать. Лечение Джейн отнимет еще много часов, не говоря уж о восстановлении сил — как доктор и предупреждал. Можно было оставаться тут, сидеть и ждать, а можно было…

Курт чувствовал, как в душе поднималось раскаяние.

Вчера он был слишком жесток — со своими же сородичами. Вероятно, ему следовало бы самому явиться в убежище, прежде чем его отыщут другие волки. Старейшина наверняка докопался до истины. Все в стае узнали, что молодой Курт пролил кровь этой ночью.

Но Курт беспокоился не о себе. Ему следовало рассказать Совету всю историю, покаяться, а заодно выяснить, что же будет дальше. Для него, конечно, исход очевиден, но стая не может отвернуться от волчицы. Она здесь была ни при чем.

С одной стороны, Курт желал остаться возле сестры, дабы исключить всякого рода неожиданности. С другой же, неизвестно, когда доктор проснется, переживет “отходняк” и будет в состоянии вновь приступить к непосредственным обязанностям. Тогда как вопросы с Советом требовалось решить как можно скорее.

Волк поставил ноги на пол, ощутив ступнями прохладу гладких белоснежных кафельных плит. Незамысловатый ужин неспешно варился под диафрагмой, перемещался по тракту и тихо урчал.

Одеваясь, Курт то и дело поглядывал в сторону Джейн.

Здесь надежно, твердил он себе. Доктор не посмеет причинить ей какой-либо вред, опасаясь возвращения брата. Даже в том случае, если Курт окажется в убежище под арестом, за волчицей обязательно придут. Сородичи заметут следы, заберут Джейн домой — конечно же, дождавшись полного ее выздоровления. (Имейся у Курта малейшие сомнения на этот счет, он остался бы в клинике, наплевав на Совет, убежище и все остальное) А также, возможно, им придется забрать жизнь безволосого. Или, что тоже не исключалось, выполнить обязательства молодого волка. Все зависело от решения старейшины. А от него можно было ждать чего угодно.

Сострадание к доктору ушло на задний план, оттесненное другим, более сильным чувством. Курт подумал, что, возможно, видит сестру в последний раз. Ему могли стереть всю память об убежище, а затем вывести в “буфер”, завязав предварительно глаза, уши и ноздри. Последние, кстати, смоченной в хлорке тряпицей.

Он обулся и раздвинул прозрачную занавеску. Ноги сами понесли его к громоздкому аппарату, опутанному разноцветными лианами проводов. Он видел мохнатые ноги волчицы, торчавшие из-под простыни. Голова и плечи все так же были скрыты от посторонних глаз. Курт не был посторонним, но это ничего не меняло.

Остановившись в нерешительности, он поднял было лапу, протянул к исхудавшему плечу. Пальцы сжались в кулак, не дойдя нескольких сантиметров до цели. В конце концов волк лишь поправил простыню и отступил назад.

Навязчивая мысль не давала покоя. Ведь в самом деле было не только не исключено, но и вполне вероятно, что он видел Джейн, единственное существо на всем свете, в чьих жилах текла такая же кровь, как у него, в последний раз. Ему хотелось отбросить в сторону мерцающий саркофаг, чтобы увидеть родное лицо, но делать этого ни в коем случае было нельзя.

Стиснув кулаки так, что когти больно впились в ладони, Курт развернулся и пошел к выходу, Приблизительно на полпути он миновал, словно верстовой столб, безволосого доктора. Тот по-прежнему расплывался по креслу, в облике — ни единого признака жизни.

Скрипнув зубами, волк свернул под прямым углом. Остановился, пару секунд прислушивался, не уловив ни дыхания, ни чего-либо еще. Нагнулся и внимательно изучил глаза. Оптический имплантант зиял черным бриллиантом. Левый глаз даже с оттянутым веком выглядел не слишком привлекательно. А кроме того, Курт понятия не имел, что именно должен там разглядеть. Но, по всей видимости, коготь задел яблоко, и веко быстро моргнуло.

Волк отдернул лапу, облегченно вздохнул. И все-таки, для проформы, без церемоний поправил голову, стараясь не прикасаться к имплантанту, и нащупал пульс на тощей шее. Удалось только со второй попытки — тонкая алая нить едва заметно пульсировала.

Стало быть, все в порядке. Курт выпрямился и отошел от кресла, испытывая уникальное, ни на что не похожее чувство выполненного долга. Получилось бы, мягко говоря, весьма некрасиво, если бы безволосый покончил жизнь самоубийством, расстреляв собственный мозг из многоразового инъектора. Курт на секунду представил себе такую ситуацию, и у него на мгновение помутнело в глазах.

По мере приближения к стеклянным дверям его начала беспокоить другая проблема. Прежде чем выйти наружу, в Запретный город, ему следовало каким-то образом преодолеть две бронированные двери, которые образовывали тамбур на первом этаже. После этого кто-то должен закрыть эти самые двери, потому как в противном случае волк не мог оставить сестру.