Ярость on-line - Романовский Александр Георгиевич - Страница 25

Безволосые бросились врассыпную. На неуловимое мгновение Курту открылось то, что находилось посреди танцплощадки. Расколотый шар, кровь, разбитые тела.

Хиросима в миниатюре.

Как всегда в подобных случаях, эти люди погибли просто потому, что оказались в неподходящем месте в неподходящий час — в геометрическом центре клуба, избранного Орденом Черепа для погрома. Сегодняшней ночью. Какие-то секунды назад.

Волк, оскалившись, с ненавистью посмотрел на гангстера. Тот продолжал улыбаться. Похожую ухмылку — самодовольную, почти торжественную — можно увидеть на лице профессионального игрока в кегельбан, прочитавшего на табло заветное «Strike!».

Курт был в растерянности. Одно из тех редких мгновений, когда он просто не знал, что ему делать. Больше всего, конечно, хотелось наброситься на Черепа, разорвать белую (как брюхо у какого-нибудь глубоководного гада) глотку… Но к чему, в конечном итоге, это приведет? Ядерная субмарина взорвется, перечеркнув одним-единственным инсультом все планы, надежды, перспективы. Это не годится.

Имеет смысл подождать.

Раздумья и сомнения компактно уместились в одном непродолжительном мгновении. А потом — динамики заглохли (ди-джей наконец-то сообразил вырубить музыку); Череп поднял стволы над головой и выстрелил в потолок. Погром начался.

Вокруг разверзся кромешный хаос. (Как говорилось бы в какой-нибудь саге, «…его темная, первозданная энергия проникала в стены реальности, разъеденные энтропией, и воспламеняла людские души — пешки на шахматной доске неведомых сил, — необузданными страстями…») Казалось, многие сотни вещей происходили одновременно. Кто-то кричал, куда-то бежал, кого-то топтал… На Волка рухнуло безумие.

«Черепа», не сговариваясь, принялись громить столы, оказавшиеся в непосредственной близости. К этому занятию бандиты подошли с ответственностью и известной долей воодушевления. Проявленной же методичности позавидовал бы любой физик-атомщик. Электросхемы, чипы и стекло с треском разлетались во все стороны, когда их дубинки попадали на сенсорные панели (предназначавшиеся исключительно для нежных прикосновений клиентов, желающих заказать тот либо иной пункт меню). Посетители, еще не сообразившие убраться подальше, извлекались из насиженных мест и вразумлялись «вручную». Неизвестный погромщик (его подвиг останется в истории) расстрелял бар над головой у шокированного бармена. Резиновые пули разбивали бутылки ничуть не хуже настоящих. Разноградусный алкоголь, смешиваясь в невообразимо-уникальные коктейли, стекал ручьями на пол.

Сотни безволосых ломились с данспола к единственному выходу. Сказать, что при этом возникла некоторая давка, означало не больше, чем сказать, что в мясорубке мясо перестает быть бифштексом. Некоторые шагали в буквальном смысле по головам. Большинство еще не понимало, что случилось, но стадный инстинкт подсказал верное направление. Падение шара, отсутствие привычного звукового фона… Особенно подверженные панике заражали своим страхом остальных. Пошла цепная реакция наподобие той, что имеет место в электрической цепи. Если бегут все, то как можно сомневаться в обоснованности этих действий? Те же немногочисленные особи, что были способны проявить остатки индивидуальности, бежали вровень с общей массой, дабы не оказаться затоптанными насмерть. Первобытный ужас поднимался из кишок (недаром он назывался «животным»), карабкался по пищеводу и проникал в мозг. Остальное — дело конечностей.

Погромщики охотно подсыпали селитры в огонь. У кого-то с собой — что за предусмотрительность! — оказались баллоны со слезоточивым газом. Стоило произойти этому открытию, и над дансполом взметнулись столбы белого едкого дыма.

Уши Курта были по-прежнему заложены от пальбы Черепа, но вопли безволосых без труда протискивались в череп, бились стаей летучих мышей. От неистового топота содрогался фундамент — точно стадо бронтозавров спешило на водопой.

Гангстеры играли роль загонщиков. Теперь Курт понимал, с какой целью «тевтонская свинья» (она же — «клин» и «ледокол») преодолела столь долгий путь в глубь «Лавины». Ответ становился очевидным, стоило взглянуть на взбесившееся безволосое стадо, рвущееся к выходу. Боевики Ордена заблаговременно ушли с маршрута толпы, благодаря чему теперь могли не опасаться, что их сметут с дороги.

Когда некоторые тусовщики выбивались из нестройных рядов — не с целью проявить индивидуальность, а потому что их подталкивали сзади, — гангстеры дубинками загоняли бедолаг обратно. Многие, побывав в эпицентре едкого газа, беспрестанно кашляли и практически ничего не видели. Когда же на них ни с того ни с сего обрушивались удары, это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Бандиты не церемонились — колотили почем зря представителей обоих полов (девушек, возможно, с меньшим энтузиазмом). Клочья дорогой нарядной одежды летали бабочками.

Неожиданно Курт сообразил, где он видел подобное. По головизору, на полицейском канале, в репортажах о столкновениях футбольных фанатов с полицией. Над разгромленными стадионами тоже поднимались столбы дыма: легавые вовсю расшвыривали те же баллоны, что и «черепа», а фэны жгли пластмассовые стулья… Разница состояла в том, что в «Лавине» не проводилось даже бильярдных турниров, не говоря о футболе. Впрочем, сыщись у «Всадников» свой стадион…

Вообразить это экспромтом не вышло.

Череп свирепствовал в самой гуще, с позволения сказать, сражения. Труба в его руках порхала, будто тростинка. От металлического обрезка, когда гангстер размахивался, исходили явственные колебания (как в японских мультфильмах), без труда различимые невооруженным взглядом. Если бы не заложенные грохотом уши, Курт наверняка расслышал бы яростный вой — это воздух пел в полости трубы. (Так, должно быть, тысячи лет назад легендарный Буревестник подвывал красноглазому Эльрику.)

Тусовщики разлетались под мощными ударами. Бандит орудовал грубым, непрактичным орудием со знанием дела и с очевидным удовольствием. Единственный его удар мог запросто размозжить хлипкий череп, содержимое которого размякло от праздных мыслей, наркотиков и никчемной музыки. Но Череп, судя по всему, не переменил первоначального решения насчет лишних жертв. Обрезок трубы обнаруживал поразительное милосердие, несвойственное бездушной стали.