Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич - Страница 6

Трезубец и мечи, медленно вращаясь в руках гладиаторов, гнали воздух в сторону Курта. Его чувствительные рецепторы улавливали самые незначительные нюансы и оттенки. Мускусная вонь пота, как ни старалась, не могла перекрыть остальное. Все четверо гладиаторов позавтракали борщом с чесночными пампушками, прикасались к неким домашним животным, а один освежил лицо лосьоном “Kill with power”.

Толпа безволосых, озабоченная непонятной задержкой, начинала возмущенно роптать.

Курт поднял голову и взглянул на Хэнка Тарана, ни на мгновение не выпуская четверку из виду. С учетом капюшона это было не так уж и просто, но вполне осуществимо. Под плотной тканью, а также под природным мехом было ужасно жарко…

Волку хотелось поскорее выбраться наружу.

Таран, судя по всему, тоже это понял. Он поднял над головой правую руку, в которой сжимал стартовый пистолет. Толпа мгновенно притихла, хотя выстрел мог без труда перекрыть ее возню. Все, как один, уставились на самое дно, где стояли четверо против одного.

Курт невольно присел. Тело его готовилось сорваться с места и непроизвольно избрало подходящую позицию. Когти сжались, а затем распрямились. В сетчатке глаз, казалось, отпечатались малейшие детали окружающего — песчинки на полу арены, завороженный блеск десятков глаз, напряженная дрожь указательного пальца Тарана на крючке, блеск стальных лезвий…

Выстрел вспорол тишину…

Толпа взревела.

События устремились вскачь, однако время, как ни странно, замедлилось. Волк чувствовал каждую секунду так, будто она не могла скатиться в вечность без дозволения его когтистой лапы. Ни одно мгновение не могло унести с собой что бы то ни было, прежде чем Волк это досмотрит или отметит для себя.

… И тишина взорвалась звонким хрусталем.

Перво-наперво Курт с силой развел лапы в разные стороны. Пластиковые звенья упали на песок к его ногам. Цепь порвалась одновременно в двух-трех местах.

Так действует ярость.

Курт поднял лапы и развел “створки” балахона в стороны. Металлические крючки послушно соскользнули с зажимов. Волк нагнул голову, просунул лапы в отверстие и вырвался наружу. Толпа охнула (вернее, этот гулкий звук длился с того самого момента, как “стальная” цепь порвалась в руках новичка, словно игрушечная).

Гладиаторы уже мчались вперед. Каждый успел сделать не более трех или четырех шагов, пока Волк освобождался от театральных излишков. В следующую секунду, полетевшую в вечность бильярдным шаром с порядковым номером, ноги Курта оттолкнулись от земли.

Он взмыл вверх мохнатым болидом. Безволосые невольно замедлили темп, что стало их первой ошибкой. Курт ухитрялся держать в поле зрения всех четверых, фиксировать каждое движение. Особенно его интересовал гладиатор с правого фланга, вырвавшийся дальше остальных. В руке у него матово сверкал короткий “гладиус”.

“…добудет в бою, как я его учил…”

На пути к этой цели Волку пришлось сделать остановку, больше напоминавшую прикосновение теннисного мяча к поверхности корта. На этот раз ему по инерции удалось подскочить еще выше. Безволосые практически замерли на дне Ямы.

Курт приближался к выбранной цели. Гладиатор пытался отмахнуться своим мечом, но его движения казались Курту столь медленными и неторопливыми, что уклониться не составляло никакого труда. Он протянул лапу и, оттолкнувшись от стриженой головы гладиатора, приобрел необходимое ускорение. Другая его лапа тем временем обхватила запястье безволосого — легко, почти небрежно отмахнувшись от меча, — и с силой потянула. Раздался вопль и тихий хруст. Волк разжал ладонь. В нее словно сама собой скользнула рукоять короткого “гладиуса”.

Мгновение спустя земля стукнула в подошвы.

Волк развернулся и принял боевую стойку. В руке у него был боевой клинок.

“…как я его учил…”

Говоря по правде, Таран ничему подобному его не учил. Однако все предыдущие уроки предполагали не менее запутанные трюки. Хэнку удалось заполучить тот уникальный материал, о котором любой другой представитель его профессии мог лишь мечтать. У него появилась возможность реализовать те самые тренерские амбиции, на полдороге к которым простые люди уже начинали кряхтеть и жаловаться на закон всемирной гравитации. Для Курта Страйкера же такого закона не существовало — по крайней мере отчасти…

Еще у Волка, по сути, не было особой нужды в прямой, заточенной по обе стороны железке. До знакомства с Тараном он обходился собственными лапами. Хэнк же доказал, что их эффективность можно усилить, призвав на помощь доисторический “железный век”. “Представь, — твердил Таран, — что меч — это продолжение твоей собственной лапы…” Курт никак не мог взять в толк, зачем ЕМУ это нужно, покуда не представил, что меч — это новый металлический коготь. И тогда все стало на свои места. Таран просто-напросто выбрал неверную метафору.

Гладиатор со сломанной рукой и обезображенным яростью лицом начал разворачиваться, чтобы поглядеть на противника. Он лишился оружия и не мог орудовать правой рукой, однако это еще не значило, что его следовало сбрасывать со счетов. Хэнк учил, что даже калека с голыми руками может быть смертельно опасен.

Курт резко выбросил лапу вперед. Клинок вонзился в бок гладиатора, где находилась печень, и вышел с другой стороны. Парень издал еще более истошный вопль, нежели прежде. Ранение было смертельным — Курт не выбирал траектории, действуя инстинктивно. Чтобы выжить, гладиатору требовалась немедленная медицинская помощь. Однако у Волка не было ни времени, ни стимулов для подобной заботы.

Он выдернул клинок — из раны хлынула тугая струя.

— Безволосый, пошатнувшись, рухнул на песок. Толпа роптала — то ли восторженно, то ли возмущенно. Кое-кто издавал ликующие вопли, радуясь победе Курта, как своей собственной (и подсчитывая, вероятно, прибыль от заключенных с риском пари).

Но оставались еще трое. Которые по-прежнему желали разорвать Страйкера на куски.

Один — с трезубцем и в шлеме; двое — с “гладиусами”, с шипами и в пластинчатой броне. Последние двое разошлись в стороны, медленно и осторожно, не спуская с Волка глаз. В центре остался здоровяк с диковинным трезубым оружием. И все трое, похоже, уже успели понять, что с этим волосатым парнем лучше не шутить. Это читалось в их глазах. Они еще до конца не верили, что против них выставили мифического Волка, но бой следовало продолжать, веришь ты или же нет.

Гладиаторы начали с опаской продвигаться вперед. Мечники постепенно забирали в стороны, а обладатель трезубца шел прямо на Курта, но в слегка замедленном темпе. Нехитрый план смог бы разгадать даже человек, не знакомый не только с основами фехтования, но и с заурядной уличной дракой. Курта же Таран натаскивал с особым рвением, не щадя ни волчьей, ни, тем более, безволосых шкур всех прочих “воспитанников”. И посему Волку не составляло труда определить, что его собираются зажать в обычные, но весьма эффективные “клещи”. Эти гладиаторы, похоже, привыкли работать парами и тройками. Мечники с флангов отвлекали бы Курта, тогда как парень в шлеме, вероятно, нанес бы главный удар.

У Волка было время все это скрупулезно обдумать. Секунды по-прежнему никуда не спешили, а с готовностью кружили вокруг, один порядковый номер за другим. Если бы потребовалось, Курт смог бы менять эти шары местами, переставляя из одной части вереницы в другую…

Обладатель трезубца продолжал двигаться вперед.

Лезвия с тихим свистом резали воздух.

Безволосые с флангов метнулись к Курту, без предупреждения, без какого-либо согласования действий, очевидного для непосвященного. “Гладиусы” в их руках мрачно блестели. Волк понятия не имел, насколько хороши они в паре, но и проверять не собирался.

Он встретил первого грудь в грудь. Клинки скрестились и отскочили. Удар Курта был гораздо сильнее, — это ощущалось в гримасе, сковавшей на мгновение физиономию противника. Его клинок отлетел далеко вправо, благодаря чему Курт смог уделить внимание второму мечнику. Тот коварно зашел со спины, но Волк узнал бы о его нахождении и с закрытыми глазами — от него несло дешевым парфюмом.