Тайна лорда Моргана - Романова Галина Львовна - Страница 38

Грозная завуч, уже вскочившая с места, чтобы поставить зелейника на место, вдруг побледнела, как полотно, и рухнула обратно в кресло. Черный же Вэл, не дожидаясь ответа, раскланялся и удалился в свой угол.

Я тоже сел, чувствуя, как дрожат колени.

Собрание закончилось сумбурно. Дама Морана больше не произнесла ни слова, и вести его пришлось мессиру Леонарду. Он ограничился тем, что заставил Даниила просить прощения у дамы Лилиты и взял с него клятву больше не хулиганить, иначе его все-таки переведут в особый интернат для трудновоспитуемых магов. Только Клад Мельхиор не выдержал и прочитал племяннику лекцию о том, какая он неблагодарная свинья, после чего все разошлись.

И вот уже несколько дней в школе царила подозрительная тишина. Малышня по-прежнему бегала на переменах, вечно где-то застревала, иногда случались драки и девчачьи разборки, но в остальном школа затаила дыхание. О головомойке, устроенной преподами Даниилу, стало известно всем и каждому.

В четверг, на другой день после собрания, первый урок у меня был как раз в одном из третьих классов. Я вел свой предмет в каждом классе третьего курса, встречаясь с ними по одному разу в неделю. Ребята — пятнадцать мальчишек — смотрели на меня во все глаза. Я сразу догадался, что их мысли бродят далеко от новой темы, и не удивился, когда вверх взметнулась рука.

— Мастер Мортон, а что будет с Дэном? — дрожащим от смелости голосом промолвил пухлый мальчик со светлыми волосами.

— Его выгонят из школы, да? — поддержал его другой.

— Нет. Не выгонят.

— А что с ним будет?

— Не знаю. Пока будут следить за его поведением. И если все повторится, вот тогда… Магия вуду — это серьезно.

— А почему?

— Хм… — Я задумался. — Дело в том, что в Европе наши предки не практиковали такой вид магии. Он был распространен в Африке, в самой ее глубине, гораздо южнее Египта. Эта магия вся основана на смерти — смерти чувств, желаний, воли, сознания, тела, наконец. Колдун-вуду может излечить болезнь, но, в отличие от наших магов, он не изгоняет ее, а убивает. То есть все равно сеет смерть. Мир наш состоит из трех основных частей — верхнего, где живут боги и куда могут попасть лишь избранные из нас, где Сила и Мощь — одно. Среднего, где обитаем мы и простые смертные, лишенные магии люди. Здесь Сила и Мощь равны. И нижнего мира, где царствует смерть и где власть Мощи. Мы, маги, пользуемся Силой. А магам-вуду по душе Мощь. Им помогают свои боги. У нас, в Европе, другие боги, и боги вуду не могут понять и помочь нам. Нам просто невозможно правильно пользоваться магией вуду. Мы на это неспособны. И тот, кто, несмотря на это, практикует сию магию, как правило, губит и себя, и все вокруг. А вообще-то я не специалист в этой области, и лучше, если этот вопрос вы зададите леди Ульфриде. Или самой даме Лилите.

— Да ну ее! — заныли мальчишки. — Она нас уже достала! «Магия начал — самая главная магия в мире!» В общем, Дэн правильно в нее знаком кинул. Пусть не выделывается!

— Это что еще такое? — не выдержал я. — Кто дал вам право обсуждать учителей?

— А чего? — набычился класс. — Сама виновата!

Но они уже поняли, что хватили лишку. Я хоть и был для многих ребят слишком молод для авторитета, но все-таки являлся учителем, а школьники побаиваются учителей. Это я помнил по своим школьным годам, когда дрожал от страха, слыша звонок. Пожалуй, когда он прозвенел для меня в последний раз, я не испытывал ничего, кроме облегчения.

И вот прошло несколько дней. Школа успела немного отойти от инцидента, но я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке, входя в учительскую. Еще бы! Я осмелился защищать ученика, напавшего на учителя! И не раскаялся в этом! Лыбедь и Маска все эти дни подчеркнуто игнорировали меня, Лилита — так вообще отворачивалась, стоило мне показаться на пороге, а Спурий как-то подошел и спросил, ношу ли я все еще пояс-оберег от нападения оборотней. Дама Морана не упускала случая, чтобы не подпустить шпильку в мой адрес, и уже трижды вызывала меня на ковер для беседы. Чувствуя, что этот разговор не принесет мне ничего хорошего, я старательно избегал ее, находя тысячу поводов, чтобы не появляться в районе учительской и кабинета завучей.

Так и получилось, что я оказался в одиночестве и мало-помалу привык коротать вечера в живом уголке или среди фолиантов библиотеки. В хранилище нашлось много старых изданий, потрепанных, кое-где с мятыми страницами, но от этого не потерявших своей ценности, и я часами просиживал где-нибудь в уголке, склонившись над толстым томом.

В субботу библиотека закрывалась в четыре часа дня, поэтому я возвращался к себе не спеша. Впереди был долгий вечер, который как-то надо было убить. Самое время сесть и начать готовиться к занятиям на новой неделе, но с некоторых пор учебники у меня вызывали раздражение.

Во второй половине субботы дети уже не учатся и даже на факультативы никто не ходит. Поэтому четвертый и пятый этажи к тому времени опустели. Только в учительской и кабинете директора кипела жизнь, но я нарочно стороной обходил это место.

Подходя к своему кабинету, я заметил у стены невысокую фигурку. Мальчик стоял в тени, и мне пришлось подойти ближе, чтобы узнать Даниила Мельхиора. Он был один, без своих приятелей-телохранителей.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

— Вас жду, — шепотом ответил он.

— Давно?

— Уже часа три.

— Проходи. — Я отпер дверь и впустил мальчика в тамбур. Зажег лампу, скинул и повесил на вешалку мантию, в которой ходил по школе. Из тамбура открывались три двери — одна вела в живой уголок, другая — в мою комнату, а третья через зал для практических занятий выводила в лекционную аудиторию. Чтобы школьники не толпились практически у меня в прихожей, в лекционную аудиторию был и второй вход, а зал для практических занятий вообще устроили проходным. Я провел Даниила в зал практических занятий.

Там вдоль стен стояли двадцать конторок и еще несколько откидных столов, заставленных реактивами. Возле каждой было по вращающемуся табурету, сверху нависала лампа. У окна находилась кафедра учителя, и часть стены была освобождена для того, чтобы возле нее ставить крупных животных. Несколько полок с клетками и четыре шкафа по углам довершали обстановку.