Странствия Властимира - Романова Галина Львовна - Страница 14

Под лапами зверей зашуршали камыши и тростник. Явор вырвался вперед, ломая их строй, а за ним пробирался Ярок, несший Властимира. Звери вломились в прибрежные заросли, шлепая лапами и поднимая брызги, перебрались на другой берег неширокой мелкой речушки с темной теплой водой.

— Слезай, князь, — молвил Ярок, останавливаясь, — прибыли!

Властимир ступил на жесткую траву, его подхватил Явор. Руки князя коснулась волчья шерсть, потом она растаяла, как снег в кулаке, и вместо нее в ладони осталась человечья рука. Вторую руку князя принял, как уже было у них заведено, Ярок.

Властимир сделал несколько шагов прочь от берега реки. Над ними зашелестели ветви берез: щеки князя коснулся листок, и он признал родное дерево по запаху.

Сквозь шепот леса и пение птах он различил новые звуки, от которых успел отвыкнуть слух: мыкнул теленок, заклохтала курица. Ноздри уловили запах дыма из печной трубы — то ли варили что, то ли баню протапливали.

— Где мы? — Голос Властимира чуть дрогнул — он хотел и боялся услышать знакомые голоса: грудной голос Веденеи, басистый заливистый рев сына. Он закрыл глаза, внезапно испугавшись, что жена может увидеть его слепым — забыл на миг, что ни она, ни он не смогут уже увидеть друг друга никогда.

Юноши сжали его руки, ободряя.

— Я проберусь, гляну, что там, — молвил Явор. — Пойду погляжу, а потом расскажу. Голосов много, может, там тот, кто нужен нам.

— Будь осторожен, — напутствовал его Ярок.

Юноша выпустил руку Властимира и, раньше чем тот смог его окликнуть, исчез.

Князь не слышал шелеста распрямляющейся травы. Явор пропал, будто был тенью бесплотной. С Властимиром остался Ярок, что держал его за руку. Сейчас только эта рука связывала его с миром, и, волнуясь, князь до боли сдавил пальцы юноши.

Тишину нарушил громкий лай двух или трех псов, Ярок чуть слышно вздохнул и прошептал что-то невнятное. Лай захлебнулся, прервавшись визгом и грозным окриком, — и все стихло.

Властимир терялся в догадках, а Ярок наблюдал, как Явор, пригибаясь, подбежал к высокому частому тыну, что ощетинился остриями колий на вершине холма, огораживая дом и надворные пристройки. Холм с высокими скатами возвышался над огибавшей его речкой. Со всех сторон его окружали другие холмы, покрытые лесом. Властимир с Яроком стояли под пологом деревьев на опушке у самого подножия холма, с той стороны, где мелкий редкий кустарник позволял на несколько шагов ближе подобраться незамеченными. Острый глаз Ярока видел и телка на приколе, и корову неподалеку. Та внимательно смотрела в их сторону, чуя волков.

Одинокая заимка, к которой даже не шло приметной тропки до ворот, рубленных узко, под одного всадника, ровно и не заметила крадущегося к ней Явора. Юноша подбежал, одним махом вскочил на тын и замер на нем, пригибаясь, как рысь. Приметившие его собаки залились лаем, а он побежал по тыну совсем по-кошачьи, цепляясь за колья руками и босыми ногами. В доме на лай собак стукнула калитка, чей-то голос смирил псов, и Явор легко соскочил во двор.

Напрягая слух, Ярок пытался разобрать разговор, но из-за тына не мог понять, с кем говорит Явор.

— Не ошиблись мы, — шепнул он князю через минуту. — Вовремя пришли!

— Кто там? — отозвался Властимир, как выдохнул. — Друзья.

Юноша тихо потянул за собой князя на свет. За тыном и правда были друзья: иначе Явор успел бы подать сигнал брату об опасности.

Голоса зазвучали громче, быстрее. Распахнулась настежь воротина, и из них выскочили двое. Явор — первым, указывая путь, потом его обогнал житель дома, увидев князя и Ярока внизу под холмом. С криком он бросился бегом навстречу им.

Властимир слышал, как заскрипела створка ворот, как послышался голос Явора: «Вот он!» Затем до его слуха донесся знакомый вскрик, человек подбежал к нему и резко остановился.

Ярок отступил, выпуская руку князя, и тот остался один на один с незнакомцем. Незнакомец молчал, и Властимир не знал, кто перед ним. Он протянул руку и промолвил:

— Прости…

— О боги, да за что же! — воскликнул человек знакомым красивым голосом новгородского гусляра-изгоя.

Он бросился к князю, схватил его за руки, притянул к себе, и Властимир оказался в объятиях друга, ткнулся ему лицом в плечо и почувствовал, как сильные уверенные руки поддерживают его.

— Буян? — выдохнул князь, не разжимая рук.

— Я, Властимир, я, — отозвалось ему в шею горячим дыханием, и гусляр огладил его по плечу — Я с тобой и больше тебя не брошу. Все прошло, мы вместе!

Буян хотел было отстраниться, заглянуть в лицо другу, но князь догадался о намерениях гусляра и крепче сжал его плечи, отворачиваясь.

— Не надо смотреть на меня, друг, — промолвил он глухо. — Я теперь…

— Молчи, не говори ничего, — успокоил его Буян. — Мне уже все поведали, а что упустили, того мне и знать не надобно. Идем домой, все кончилось.

Обхватив его за плечи и поддерживая, он потащил князя вверх по склону, заботливо, как мог только он, голосом направляя его путь.

Ворота так и остались распахнутыми настежь, и два крупных сторожевых пса с широкими мордами и злобным взглядом, смирившись с пришельцами, стояли, опустив головы, и только глухо зарычали, когда мимо них, крадучись, прошли близнецы. Впустив оборотней, псы оставили ворота в покое и последовали за братьями, считая их крайне опасными гостями.

Из избы выскочил коренастый юноша, ровесник близнецов, с льняными кудрями и огромными синими глазами. Увидев Буяна и ведомого им князя, он ахнул и бросился на помощь, подхватывая гостя с другой стороны и заводя его в дом.

Некоторое время спустя, отпаренный в свежезатопленной бане и переодетый во все чистое, Властимир сидел на лавке у стола, слушая шум голосов вокруг.

Это был не дом Буяна, как он подумал вначале, услышав, каким тоном распоряжается здесь гусляр. Они оказались на заимке Чистомысла, о котором Властимир когда-то слышал от Веденеи и которого мельком видел в подземельях несколько лет назад. Самого волхва[12] дома не случилось — с весны, как только сошла большая вода и можно было уже проехать верхом, он исчез, не сказав куда. Постоянно здесь проживали трое — жена Чистомысла, Потвора, его сын Мечислав и пятилетняя дочка Забава. Буян жил далеко вместе с Прогневой, но и он оставил ее ради какого-то дела, о котором важно было знать волхву, и никому более. Он прискакал сюда три дня назад и намеревался дождаться Чистомысла во что бы то ни стало.

Жизнь текла мимо Властимира. Хозяйка, что парила его в бане, хлопотала у печи, собирая ужин. Буян сидел рядом и что-то тихо рассказывал, порой по привычке переходя на стихи. Мечислав то и дело выходил из дома; он вообще не сидел на месте — устраивал гостей: уже вечерело и надо было думать об ужине и отдыхе. Из подростка, каким помнил его Буян, он превратился в статного юношу семнадцати лет. Немногословный и не по возрасту суровый, Мечислав почти не встревал в разговоры.

Близнецы сидели на полу около двери, отмахиваясь от настойчивых приглашений пройти в горницу. Вытягивая шеи, они следили за всеми, но с места не трогались. В избе им было непривычно, но уйти на двор они не могли из-за собак, что неустанно бродили вокруг дома, поджидая их.

По горнице катался комок — Забава, обрадованная суматохой и неожиданными гостями, мешалась у всех под ногами и лезла на руки, как маленькая. Матери и брату было некогда — следовало позаботиться о Властимире; двух юношей у порога девочка чуть побаивалась, как и они ее, но гости были совсем иное дело.

Властимир почувствовал, как она наткнулась на него и потянула за руку, привлекая внимание.

— Дядя, — позвала девочка, — а дядя…

Чуть улыбнувшись, Властимир протянул к ней руки, и она сама забралась к нему на колени, устраиваясь поудобнее. Князь подхватил Забаву, придерживая, чтобы не соскользнула. Девочка внимательно рассматривала его лицо.