Нелюбимый мной, нелюбящий меня (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 83

Конечно, Киргам не был дураком. Он ожидал нападения с тех пор, как войска Владыки вежливо попросили королевские отряды покинуть герцогство. Но одно дело — предвидеть, а другое — иметь возможность что-либо предпринять. Киргам мог лишь уберечь ценности и документы, спрятав их вне особняка. Он не мог покинуть поместье, не мог усилить охрану дома и тем самым продемонстрировать монарху даже намек на подозрение. Это неизбежно повлекло бы за собой такие неприятности, по сравнению с которыми произошедшее было воистину мелочью. Кстати, Артемий взял на себя труд написать Кириасу о 'разбойничьем произволе' и отправленных в баронство для 'обеспечения порядка' отрядах. Об этом мы узнали позже из письма Майанис. То есть, по сути, король захватил власть, формально оставив хозяином земель барона иль Варда. Неужели монарх всерьез рассчитывал выманить Кириаса и обеспечить себе рычаги давления на Нэймара?

Воины Киргама, к счастью, не встретились с официальными войсками короля, оставив поместье в тот же день. Всю неделю Киргам опасался нового нападения. И не зря. Через три дня отряд попал в засаду. Сэра иль Варда пытались взять живым. Королю нужен был заложник как средство шантажа. Отбиться удалось, но Киргам потерял четверых убитыми и десяток ранеными и получил то ранение, которое чуть не стоило ему жизни.

Воины закончили свой скупой рассказ раньше, чем мы с Йоллой успели обработать все раны Киргама. Нэймар заглянул к нам в комнату на минутку узнать, как дела, и сообщить новости. Лучше бы это этого не делал. Короткие емкие фразы эхом отдавались в голове, когда я пыталась собрать разбитую кость. Картины, яркие образы мелькали перед глазами, когда я зашивала глубокий порез на груди.

Я была ужасно напугана. Вдруг осознала, что для меня война будет лишь заботой о раненых и вымораживающим душу постоянным ожиданием того, что следующим, принесенным с поля боя, может оказаться Нэймар. Я была в бешенстве. Во мне проснулась та отчаянная, особая ярость загнанного в угол существа, не собирающегося сдаваться без боя. И я ненавидела. В жизни никогда не испытывала такой чистой незамутненной ненависти. Я всем сердцем желала, чтобы ни подлого Артемия, ни наглой Серины, ни корыстолюбивой Камиллы не существовало. Чтобы их просто не было!

Йолла вдруг схватила меня за руку и дернула, заставляя на себя посмотреть. Расширенные глаза, бледное лицо, побелевшие губы. Ужас принцессы передался мне, он был такой яркий, что задрожали колени, пробрало холодом до самых костей.

— Что ты делаешь? — шепотом спросила Йолла.

— А что я делаю? — выдавила я.

— Ты убиваешь. Ты сейчас убиваешь троих.

Я отшатнулась.

— Что?

— Не говори, что не знала! — выпалила ведара. — Это нельзя не чувствовать!

— Йолла, клянусь небом… Я не знала даже, что такое возможно!

Она впилась в меня взглядом, и я, как и в Черных горах, не могла прервать эту связь. Темные всепоглощающие глаза ведары теперь показались мне воротами в Вечность, таким холодом обдало ее недоверие. Передо мной замелькали фигуры, словно Йолла искала в моей памяти тех, кого я… подумать страшно… убивала. Между мной и принцессой, повинуясь ее магии, встали трое. Размытые, расплывчатые, но безошибочно угадывающиеся фигуры.

— Кто это? — голос ведары был гулким и подчиняющим.

— Король Артемий, Камилла О'Нори, его фаворитка, и Серина де Марсо, маркиза, — услышала я свой голос до того, как успела даже задуматься над ответом.

— Почему именно они?

— Камилла хочет быть герцогиней, король пытался прибрать к рукам Аверсой ради нее. Если раньше это была прихоть фаворитки, то теперь заключение союза с Владыкой зацепил самого короля. Он не может отпустить большой кусок земли так легко.

Снова мой ответ прозвучал раньше, чем я сообразила, что говорю.

— То есть, это они во всем виноваты?

— Да.

Ведара не сводила с меня глаз. На ее невысказанные вслух вопросы отзывались мои страх, ярость, гнев, боль. Вспыхнула алым фраза 'Чтобы они не существовали!'. Мне не было за нее стыдно. Но общее чувство было неприятным, почти болезненным от того, что ведара не просто видела все мои мысли и эмоции, но и могла проверить их подлинность, коснувшись той или иной струны, как на арфе.

Наконец, Йолла прикрыла глаза и прервала связь между нами. Я с облегчением выдохнула.

— Прости, — тихо, но уже спокойно сказала ведара. — Прости. Я испугалась и действовала… грубо. Дело в том, что за то, что ты чуть по незнанию не сделала, Великая наказывает. Очень сильно и жестоко.

Я не отвечала, стараясь собраться с мыслями. Такой допрос меня истощил, волной накатила слабость. Хорошо, что с Киргамом мы к тому моменту почти закончили. Потому что даже думать получалось с трудом. Я обессилено опустилась на стул у кровати раненого.

— Я не могла поверить, что ты не знаешь, что делаешь, — продолжала оправдываться Йолла. — Я и сама не сразу поняла, что происходит. Ведь ты не владеешь даром. Я не ожидала, что ты можешь использовать такое волшебство.

Она отвернулась, снова занялась Киргамом, рассуждая вслух:

— И ты зашивала рану, была занята… А Запретное требует абсолютной сосредоточенности. Как можно не почувствовать такую растрату магии? Но ты не почувствовала… почему-то… И, — она бросила на меня задумчивый взгляд, нахмурилась. — Ты вообще ничего не потратила. Только то, что я взяла на Чтение.

Йолла повела головой и отвела глаза. Повисло напряженное молчание.

— Ты можешь сказать, что я сделала им? — с опаской спросила я. Навлекать на себя гнев Великой в дополнение ко всем остальным неприятностям не хотелось, и я надеялась исправить или сгладить совершенное.

— Могу, — тихо ответила ведара. — Тут закончим и будем разбираться с твоим даром.

Поручив Киргама заботам Мелли и наказав ей бежать к нам, если хоть что-то в состоянии юноши изменится, мы пошли в комнаты Йоллы, находившиеся в торце того же коридора. Плотно прикрыв за нами дверь в кабинет, ведара жестом велела мне сесть в кресло у окна и подошла к большому сундуку, стоящему у рабочего стола. Подняв украшенную перламутром крышку, принцесса начала выкладывать на стол необходимые вещи. Свечи, небольшой резной ларчик, бархатный мешочек с костяшками, еще один мешочек с кристаллами, два кубка, серебряный и стеклянный… Эти приготовления напомнили ларец лорда Кадруима с ингредиентами, снова вернув меня в Бербург, в ночь, когда нас пытались отравить. Наверное, нельзя так говорить, но с собой надо быть честной. Если бы не гнев Эреи, я была бы рада избавиться от короля, Серины и Камиллы, убить их так, как чуть не сделала. И мне не было их жаль, ни капли.

Ведара тем временем расставила на столе свечи, зажгла их, задернула шторы.

— Я вначале посмотрю, чем закончилось твое колдовство для этих троих, — запуская руку в мешочек с костяшками, сказала Йолла. Я не возражала.

Руны послушно ложились аккуратным полукругом, лицо ведары с каждой уложенной костяшкой становилось все светлей.

— Она благоволит тебе, — улыбнулась женщина. — Ты очень сильно напугала этих людей. У нас есть хороший шанс обратить это в свою пользу. Тебе нужно будет Появиться перед ними и объяснить, что сегодняшняя боль — лишь предупреждение. Руны говорят, что в таком случае люди на Аверсой не нападут.

— Хвала Эрее, — выдохнула я. Испытанное облегчение трудно передать словами. В тот момент я могла только возносить молитву Великой.

— Расклад трогать не буду, мы еще к нему вернемся сегодня, — предупредила Йолла. — Как Появляться, ты уже знаешь. Но сейчас ты будешь Появляться перед чужими, а не перед Истинным, поэтому тебе нужна будет помощь кристаллов.

Она вынула из мешочка два гладких овальных кристалла. Первый кристалл, который дала мне ведара, был молочно-белым, как застывший туман. Он уютно ложился в ладонь и чем-то напомнил мой меч. Второй, бирюзовый с яркими зелеными прожилками, сам казался сгустком магии. Как потом оказалось, я была недалека от истины. Этот кристалл был неким подобием Стержня и содержал в себе частичку волшебства давно умершего ведара.