Гарики предпоследние - Губерман Игорь Миронович - Страница 17

и мой стишок прочтёт дебилке.

702

Я писал, как видел, и пардон,

если я задел кого мотивом,

только даже порванный гандон

я именовал презервативом.

703

Оды, гимны, панегирики,

песнопенья с дифирамбами —

вдохновенно пишут лирики,

если есть торговля ямбами.

704

Зря пузырится он так пенисто,

журчит напрасно там и тут,

на пальме подлинного первенства

бананы славы не растут.

705

Цель темна у чтенья моего,

с возрастом ничто не прояснилось,

я читаю в поисках того,

что пока никем не сочинилось.

706

Из шуток, мыслей, книг и снов,

из чуши, что несут,

я подбираю крошки слов,

замешивая в суп.

707

Нет, я не бездарь, не простак,

но близ талантов горемычных

себя я стыдно вижу, как

пивной сосуд меж ваз античных.

708

Заметил я, что к некоему времени

за творческие муки и отличия

заслуживаем мы у Бога премии —

удачу или манию величия.

709

Дерзайте и множьтесь, педанты,

культурным зачатые семенем,

вы задним числом секунданты

в дуэли таланта со временем.

710

Давно была во мне готовность

культуре духа наловчиться,

а нынче мне с утра духовность

из телевизора сочится.

711

Хоть лестна слава бедному еврею,

но горек упоения экстаз:

я так неудержимо бронзовею,

что звякаю, садясь на унитаз.

712

На север и запад, на юг и восток,

меняя лишь рейсов названия,

мотаюсь по миру – осенний листок

с российского древа познания.

713

Блажен ведущий дневники,

интимной жизни ахи-охи,

ползёт из-под его руки

бесценная херня эпохи.

714

Я не мог на провинцию злиться —

дескать, я для столицы гожусь,

ибо всюду считал, что столица —

это место, где я нахожусь.

715

Весь век я с упоением читал,

мой разум до краёв уже загружен,

а собранный духовный капитал —

прекрасен и настолько же не нужен.

716

Похожа на утехи рыболова

игра моя, затеянная встарь,

и музыкой прихваченное слово

трепещет, как отловленный пескарь.

717

Зря поэт с повадкой шустрой

ищет быстрое признание,

мир научен Заратустрой:

не плати блядям заранее.

718

Мне сочинить с утра стишок,

с души сгоняя тень, —

что в детстве сбегать на горшок, —

и светел новый день.

719

Когда горжусь, как вышла строчка,

или блаженствую ночами,

в аду смолой исходит бочка,

скрипя тугими обручами.

720

Где жили поэты, и каждый писал

гораздо, чем каждый другой, —

я в этом квартале на угол поссал

и больше туда ни ногой.

721

Страсть к телесной чистоте

зря людьми так ценится:

часто моются лишь те,

кто чесаться ленится.

722

Был мой умишко недалёк

и не пылал высоким светом,

однако некий уголёк

упрямо тлел в сосуде этом.

723

Век меня хотя и сгорбил,

и унял повадку резвую,

лирой пафоса и скорби

я с почтительностью брезгую.

724

В радужных не плаваю видениях —

я не с литераторской скамьи,

ценное в моих произведениях —

только прокормление семьи.

725

Время всё стирает начисто,

оставляя на листе

только личное чудачество

в ноте, слове и холсте.

726

Впадали дамы в упоение,

и было жутко жаль порой,

что я еблив гораздо менее,

чем мой лирический герой.

727

Приметой, у многих похожей

(кивнув, я спешу удалиться), —

недоданность милости Божьей

с годами ложится на лица.

728

У сытого, обутого, одетого

является заноза, что несчастен,

поскольку он хотел совсем не этого

и должен быть искусству сопричастен.

729

Полезности ничто не лишено,

повсюду и на всём есть Божий луч,

и ценного познания пшено

клевал я из больших навозных куч.

730

Мы пишем ради радости связать

всё виденное в жизненной игре;

и пылкое желанье досказать

на смертном даже теплится одре.

731

Хотя поэт на ладан дышит,

его натура так порочна,

что он подругам письма пишет,

их нежно трахая заочно.

732

Будет камнем земля, будет пухом ли —

всё равно я на небо не вхож,

а портрет мой, засиженный слухами, —

он уже на меня не похож.

733

Всё было в нём весьма обыкновенное,

но что-нибудь нас вечно выдаёт:

лицо имел такое вдохновенное,

что ясно было – полный идиот.

734

В организме какие-то сдвиги

изменяют душевный настрой,

и мои погрустневшие книги

пахнут прелой осенней листвой.

735

Мечта сбылась: мои тома,

где я воспел закалку стали,

у всех украсили дома,

и все читать их перестали.

736

Я в тексты скрылся, впал и влез,

и строчки вьются, как тесьма,

но если жизнь моя – процесс,

то затухающий весьма.

737

Смешно подведенье итога,

я был и остался никто,

но солнечных зайчиков много

успел наловить я зато.

738

Господь вот-вот меня погасит,

зовя к ответу,

и понесусь я на Пегасе

с Парнаса в Лету.

739

В пыльных рукописьменных просторах

где-то есть хоть лист из манускрипта

с текстом о еврейских бурных спорах,

как им обустроить жизнь Египта.

740

Евреев выведя из рабства,

Творец покончил с чудесами,

и путь из пошлого похабства

искать мы вынуждены сами.

741

Да, искромётностью ума

по праву славен мой народ,

но и по мерзости дерьма

мы всем дадим очко вперёд.

742

С банальной быстротечностью

хотя мы все умрём,

еврейство слиплось с вечностью,

как муха – с янтарём.

743

Что ты мечешься, Циля, без толку,

позабыв о шитье и о штопке?

Если ты потеряла иголку,

посмотри у себя её в попке.

744

Мы вовсе не стали похожи,

но век нас узлом завязал,

и с толком еврей только может

устроить славянский базар.

745

Нас мелочь каждая тревожит,

и мы не зря в покой не верим:

еврею мир простить не может

того, что делал он с евреем.

746