Последняя ночь с принцем - Романова Галина Владимировна - Страница 16

– Второй будет женщина? – вкрадчиво поинтересовалась кухарка, недовольно отворачиваясь.

– Нет, вторым будет мужчина. Наверняка не избалованный изысками и, скорее всего, голодный. Сильно не мудри. Главное, чтобы сытно и много. Всем пока…

Весь день Баловнев лопатил бумаги с усердием портового грузчика. Такой работоспособности он сам от себя не ожидал. Не забыл позвонить Ивану и пригласить его на ужин для разговора. Так и сказал, понизив голос до интимного, – «для разговора». Сыщик клюнул мгновенно, тут же пообещав быть к восьми живым или мертвым. Потом Роман снова позвонил и долго ждал, когда ему ответят. Даже занервничал, когда пришлось перезванивать снова и снова. И когда ему ответили, он обрадованно произнес:

– У меня все в норме!

– Да? Ну, вот видишь… Никто и не сомневался… Ты же большой мальчик, ты справишься. И вот еще… – Пауза повисла минуты на две, никак не больше, но и она заставила Баловнева сильно занервничать. Слова, прозвучавшие потом, не обманули его ожиданий. – Ты не звони мне больше… Все происходящее – это только твои проблемы, и ничьи больше. Ты знал об этом, так что… Не звони мне больше…

Роман психанул так, что едва не сломал трубку, что сжимал в руке. Потом передумал и аккуратно уложил ее на аппарат в своем кабинете.

Что же… Так пусть будет так… Он все равно справится. Он со всем справится, и тогда мечта всей его жизни обретет реальные очертания, и он будет свободен. Свободен и окончательно счастлив. А для начала нужно поговорить с этим худосочным Иваном. Глядишь, что-нибудь да прояснится…

Иван ел с жадностью узника замка Иф. Виновато поглядывая на примолкнувшего хозяина, он подкладывал себе снова и снова, перепробовав почти все блюда, выставленные на большом столе в большой столовой.

– Вкусно, – извиняющимся тоном пробормотал он, алчно поглядывая на недоеденный кусок свиной рульки, обложенной запеченными овощами. – Мне не всегда удается так вкусно покушать.

– Жена не готовит? – без интереса спросил Роман, не зная, как удобнее подступиться к главной теме сегодняшнего вечера.

– Я не женат, тьфу-тьфу, – притворно ужаснулся Ваня и даже постучал веснушчатым кулаком по столешнице.

– Понятно… Жены нет, случайные подружки не готовят, в квартире сквозняки… – рассеянно пробормотал Баловнев, подливая себе и Ивану кагора.

– Почти угадали, только не в квартире, а в общаге. У меня там комната. Но все так: сквозняки, пыльно, холодно. А на случайных подружек почти совсем нет времени. – Иван пить не стал, поигрывая ножкой бокала. – Но хорошую еду уважаю, иногда позволяю себе поужинать в ресторане. Пельмени в пачках – они ведь тоже приедаются.

– Все приедается, Ваня. Поверь мне, все. Мне вот сейчас, например, приелось страдать и бояться, и я очень хочу найти эту мразь. Ты понимаешь, о ком я? – Баловнев откинулся на спинку стула и выжидательно уставился на гостя.

Иван напрягся, что не прошло незамеченным хозяином, и немного поскучнел. Несколько раз глянул на часы, наморщил лоб, словно пытался вспомнить о запланированных и на время отложенных делах. Потом осторожно поинтересовался:

– Не понимаю, а при чем тут я?

– Когда начиналось следствие, ты задавал мне очень интересные и весьма неординарные вопросы. Вот я и подумал… – Баловнев нарочно сделал паузу, давая время смутившемуся Ване хорошо подумать, потом закончил со значением: – Может быть, тебе что-то известно, что неизвестно мне, Ваня?

– А что мне может быть известно?! Что такого я могу знать, если я вообще приезжий?! Если вы сами чего-то о себе не знаете, то уж я!..

– Ваня! Посмотри на меня, дорогой. – Баловнев перегнулся к нему через стол и, вдруг выбросив руку вперед, поймал парня за измятый воротник несвежей рубашки. – Я ведь могу быть очень благодарным, а могу и не очень… Ты же молод, неискушен, тебе трудно понять что-то в этом страшном алчном мире, хотя у нас с тобой не такая уж огромная возрастная разница. Но, поверь мне, я много знаю об этой жизни. Очень много! И знаю, как становятся баловнями судьбы, и наоборот. Ты что же, хочешь всю свою жизнь прожить в холостяцкой общаге?

Ваня судорожно дернул шеей и отчаянно замотал светло-русой головой.

– Вот видишь, умница! А другого пути к финансовому процветанию, как помощь ближним, у вашего брата милиционера нет. Либо оборотни в погонах, либо побирушки, облеченные властью и совестью, либо люди с понятием. Я не прошу тебя изменять своему долгу. Я просто прошу помочь. Тебе же что-то известно, так?

Иван кивнул, соглашаясь. Отстранился настолько, чтобы рука Баловнева безвольно соскользнула на накрахмаленную скатерть, и пробубнил:

– Что я знаю… Что я знаю, известно всем… Это так, сплетни… Глупые бабьи домыслы, правды в которых один к сорока.

– И все же!

– Ну… не соображу, стоит ли даже говорить об этом…

Иван все еще колебался, все еще боролся с желанием выскользнуть из-за стола, раствориться в вечерних сумерках и забыть и о Баловневе, и о его просьбе. Правда, просьба мало таковую напоминала, больше походя на требование. Но… Но упоминание о возможной помощи со стороны Романа Ивановича не могло не воодушевлять.

Суть просьбы-то была пустяковой на первый взгляд. Ну поделится он с Баловневым тем, что ему стало известно, и что с того? Он же – Баловнев-то этот – не может знать или догадываться, что Ивану пришлось нарушить некоторые правила и покопаться в архиве и еще снять ксерокопии некоторых документов. Не знает! И совсем не догадывается, зачем Ваня все это проделывал. И не узнает никогда… может быть. Нет, точно не узнает. На него собирать досье Иван уж точно не станет. Так, кое-какие мелочи приберег до случая. Вот он и представился, случай-то…

– Вы должны были помнить, км-мм… – Ваня вдруг закашлялся под тяжелым проницательным взглядом Баловнева. – Ну, может, и не должны, но помните… Два года назад глубокой ночью неизвестным был совершен наезд на молоденькую девушку. Ей было… было ей, кажется, шестнадцать лет.

– Вопрос! – Роман поднял правую руку, будто школьник. – Что делала шестнадцатилетняя девушка глубокой ночью на улице?

– А вот этого я не знаю! И теперь уже, наверное, никто этого не узнает никогда.

– Почему?

– Да потому, что она умерла. Два года после этого ДТП она пролежала в коме или парализованная, точно не могу сказать. А не так давно умерла.

– Та-ак… – Баловнев ненадолго задумался, теребя подбородок. – Стало быть, девушка?

– Ага!

– Шестнадцатилетняя?

– Точно!

– Нет, я не в курсе, Ваня. Даже и не слышал. – Баловнев со вздохом развел руки в стороны. – Ни про девушку, ни про глубокую ночь, ни про наезд той ночью. Ничего мне об этом неизвестно!

– А ведь должно быть известно. – Иван вкрадчиво улыбнулся. – Потому что, по слухам, это были вы.

– Что – я? – Баловнев даже не сразу понял, до него совсем не дошел смысл оброненной как бы вскользь простенькой короткой фразы. – Что я, не понял?

– По слухам, это вы ее переехали. Переехали и скрылись с места происшествия, Роман Иванович. – Иван будто бы опустил глаза, но, следуя заложенным природой навыкам, исподтишка наблюдал за хозяином дома.

– Что??? Я??? Да ты с ума сошел???

Изумление было вполне искренним. И тянуло на пять баллов. Даже на пять с плюсом тянуло. Но Иван, хоть и отработал в органах не так много, повидал немало таких вот искренних, изумленных и несведущих: видеть не видел, вроде бы знать не знаю. А пальчики нашлись. И след от протекторов тоже. И даже краска автомобильная была идентифицирована. Но… Но, как известно, чего нельзя купить за большие деньги, можно купить за очень большие деньги, и чего нельзя купить за очень больше деньги, можно купить за… ну, и так далее.

По слухам, Баловнев купил следствие. Иван этим слухам не удивился. Чему было удивляться, он и сам сейчас занимался не совсем правомерными действиями. Жить всем хочется. И по возможности не в общежитии, а где-то еще. Следователя, что вел дело, Ваня пробил. И почти не удивился тому, что тот купил себе квартирку спустя полгода после закрытия дела и сдачи его в архив. Все там было гладко и профессионально. И всему нашлось объяснение. В нашем продажном мире нет ничего невозможного, это Ваня знал тоже. Единственное, в чем его уверенность не могла поколебаться относительно неподкупности, так это то, что ни за какие деньги нельзя купить бессмертие. Никто и никогда себе еще этого позволить не смог. Никто! Купить девушке жизнь Баловневу не удалось. Себе свободу он выкупил. Причем выкупил на выгодных для себя условиях: никакой огласки, никаких преследований властей, никаких претензий со стороны пострадавших. Но…