Ничто не вечно под луной - Романова Галина Владимировна - Страница 5

Глава 4

Верочка стояла у кухонного стола и осторожными движениями замешивала тесто на пирожки. Начинка, правда, еще не была готова, но это не беда. Пока еще тесто подойдет. Она к тому времени и яблок нарежет, и капусты натушить успеет. Сенечка как раз из гаража вернется.

Но тот пришел раньше положенного времени. Зло запустив бейсболкой в черного кота, тут же обвившего ему ноги, он тяжело опустился на табуретку возле стола и молча уставился на жену.

– Что так рано? – машинально спросила она, потому что должна была о чем-то спросить. – Хотя сегодня суббота...

– К черту! – выпалил он и угрюмо насупился. – Все брошу к черту!

– Что-то случилось? – не меняя интонации, спросила Верочка. – Ты вроде не в себе?

– Будешь тут не в себе!

Последняя командировка закончилась еще более плачевно, чем две предыдущие. Мало того, что он забыл накрыть на ночь тентом кузов, и в результате большая половина груза была испорчена, так он ухитрился еще и обматерить клиентов, не желающих, видите ли, подпорченный товар у него принимать. А те в отместку за его грубость отказались регистрировать его командировочное удостоверение, и пойди теперь докажи этой кудлатой стерве, где он был и что делал...

– Сенечка. – Верочка задумчиво посмотрела на супруга. – А почему ты не накрыл машину? Дожди передавали повсеместно. Ты и сам говорил, когда в дорогу собирался. Как же так?

– А черт его знает! – Он озадаченно потер затылок и виновато буркнул: – Уснул я... Только-только кофе выпил, что ты мне в дорогу дала, и тут же полнейший провал. Понимаешь?

– Нет, если честно. Кофе готовила тебе я. Мой кофе способен мертвого из могилы поднять, а не усыпить живого здорового мужика. Ты мне чего-то не договариваешь. – Она в сердцах швырнула тряпку, которой вытирала до этого руки, и пошла прочь из комнаты. – Когда решишь в следующий раз мне соврать, то придумай историю поубедительнее, я буду в огороде...

Верочка, его покладистая милая Верочка, ушла, громко шарахнув дверью. А за что, собственно, обижается? За то, что последнее время у него все идет наперекосяк? Так у каждого человека бывают черные полосы в жизни. Видимо, у него как раз сейчас эта самая полоса и заполонила все, застит белый свет. Сенька обхватил голову руками.

Правду ей сказать! А какую ей правду говорить? Ту, что она сочтет за бредни сумасшедшего, или ту, что ввергнет ее в панику и лишит покоя? Не-ет! Он не такой дурак, чтобы волновать свою беременную женушку. Это удел слабовольных идиотов, ищущих утешения в бабских подолах. Он, Сенька, не из таких. Он и в одиночку справится со всем. Лишь бы эта стервозина ему не мешала. При воспоминании об Алевтине у него задергалось веко на левом глазу. Вот допусти бабу до власти, что из этого получится? Бардак полнейший получится! Что она может своим куриным умом понять? Он, может быть, и рассказал бы ей все по-человечески и про тот отрезок пути, где в кювет улетел, и про номер машины, подрезавшей его, он даже номер случайного свидетеля запомнил, если уж на то пошло. Так она слушать с самого начала не захотела. Глазищи свои немигающие уставила на него и зашипела по-змеиному, стоило ему в кабинет к ней войти.

– С-сс-ука, – едва ли не с отвращением выдавил Сенька еле слышно. – Из-за нее все! И что Денис в ней нашел?!

Дениса ему было особенно жалко. Парится мужик на нарах, а все опять же из-за кого? Опять же из-за бабы! Все зло от них...

– С-сс-ука, – снова прошипел Сенька, скрипнув зубами и едва не подпрыгнул от неожиданности, услышав осторожный шепот над головой.

– Ты звал меня, дорогой товарищ? Вот я и пришла... – Алевтина стояла перед ним, сунув руки в карманы плаща, и вызывающе улыбалась. – Сука, надо полагать, это я? И чем же вызвано столь лестное обращение? Уж ни тем ли, что ты опять нагадил нам в карман? А может быть, это сугубо личностный интерес? Так ты скажи. Я проникнусь. К чему же фирме свинью за свиньей подкладывать!

– Начинается! – обреченно выдохнул Сенька и кинул взгляд за ее спину. Слава богу, что хоть Верки нет в доме, а то двойного наезда ему не выдержать.

– Нет ее, – понимающе кивнула Аля и, по-хозяйски прошествовав по кухне, уселась за обеденный стол. – Я специально дождалась, пока она в огород уйдет. Не к чему ее расстраивать. А вот тебе... Тебе мне основательно хочется портрет лица подпортить. Ты что же, гад, творишь?! Третья ходка нам в убыток! Если это не вредительство, то как ты это назовешь?

– Злой рок, – торжественно изрек Сенька, вспомнив коронную фразу одного из киногероев-неудачников. – Или судьба. Назови, как хочешь, но я и сам не пойму, в чем дело...

– Только не темни со мной, – Аля постучала указательным пальцем по столешнице. – Мне дерьма без тебя хватает разгребать в этой долбаной фирме. Все будто сговорились: то сырье на брак пустят, то установку разгерметизируют, а это сотни и сотни тысяч рублей, так тут ты еще! Ты хотя бы знаешь, мудак, каких сил нам стоило произвести этот препарат? Представляешь, какие это бабки?! Что я Ваньке скажу?! Я и так тебя покрывала два предыдущих раза!

– Спасибо, – буркнул Сенька. Хотелось ему того или нет, но чувство вины потихоньку начало глодать его изнутри.

– Жене своей спасибо скажи! – отрезала Аля, не смягчая тона. – Только и милосердствую из-за нее. Правду говорят: скажи мне – кто твой друг, и я скажу – кто ты...

Она совсем не это хотела сказать, но удивительно дело, произнеся это, совсем не раскаивалась. Былая сдержанность и разборчивость в выражениях канули в Лету вместе со спокойной и безоблачной жизнью. И какого черта?! Кто церемонится с ней?! Кто постарался оградить ее от всех, мягко говоря, неприятностей?! Все только валят и валят на ее бедную голову все новые и новые проблемы, не удосужившись поинтересоваться: а каково ей самой?

– Ну! Что скажешь? – зло уставилась она на Сеньку и, к удивлению своему и стыду, обнаружила, что последняя ее фраза, не совсем удачно позаимствованная из народного фольклора, сразила его наповал.

Сенька сжался как-то сразу, словно из него, как из надувного шарика, выпустили весь воздух. Цвет его лица приобрел окрас уличной пыли, скрыв под пепельной серостью россыпь его веснушек. А глаза! Боже правый! Надо было видеть его глаза. И страх, и боль, и недоумение, и растерянность, короче, целая гамма чувств, обозначавших все, что угодно, но только не озлобленность и не вызов всем и вся, а ей в первую очередь.

Алевтина была озадачена. Она, если честно, ожидала увидеть все, что угодно, но только не раздавленного испугом мужика.

– Что скажешь? – осторожно подтолкнула она его на откровение.

– Ты знаешь... – Сенька прокашлялся, прочищая горло, и как-то жалко улыбнулся. – Ты, наверное, права... За все в этой жизни нужно платить... Он погиб страшной смертью, а мы с Веркой счастливы...

– И что? – не сразу поняла Аля.

– Вот бог нас и наказывает...

– Ну а меня-то за что наказывать, по-твоему? – Она скептически приподняла бровь, не веря ни одному его слову. – Каким таким счастьем меня одарил всевышний? Мужа-убийцу послал? Или заведомо убыточное дело вложил в руки, от которого у меня чес идет по всему телу...

– Как это?

– А так! – Она вновь повысила голос и, встав, направилась к выходу. – Что послать все к чертовой матери хочется!

– Так и пошли, – миролюбиво предложил Сенька. – Кто тебя от этого удерживает?

– Да не могу! Идиотское чувство долга и привязанности не позволяют мне это сделать! Понимаешь? Не могу бросить все на произвол судьбы! Не могу бросить этого жалкого старика, раздавленного инфарктом. Не могу выбросить из головы Дениса, хотя он заслужил того, чтобы о нем вспоминали только в преисподней. Даже тебя, дурака, не могу выбросить за ворота. И знаешь почему? – Неожиданная мысль, посетившая ее в процессе столь пафосного монолога, должна была иметь продолжение, и Аля таинственно закончила: – Потому что ты мне что-то не договариваешь... Что-то скрываешь ты, Сеня... То ли боишься кого-то. То ли боишься, что тебя неправильно поймут. То ли затеял какую-то двойную игру...