Ничто не вечно под луной - Романова Галина Владимировна - Страница 31

– Скрываешься, что ли? – недоверчиво поинтересовалась она, пытаясь попасть в лямку бюстгальтера. – Так я-то тебя не знаю...

– Да?! Ты уверена?! А ты приглядись получше, сучка, может, и вспомнишь.

Иван протянул руку, щелкнул выключателем, почти тут же снял очки и, схватив ее за затылок, притянул к своему лицу.

– Смотри! Только хорошо смотри! Вижу, не узнала. Да и где узнать – виделись редко... А может, вспомнишь все же?..

Он все говорил и говорил загадками, смотря на нее безумными черными глазами, а ей в этот момент захотелось умереть. Да, да, действительно! Свернуться клубочком и умереть, потому что тот, кого она видела перед собой, и был этим самым вестником смерти. Только не той смерти, о которой она мечтала: тихой и безболезненной, а смерти страшной – мучительной и долгой, с изнуряющей душу и тело агонией...

– Ты?! – не слыша себя, выдавила с трудом Лидия. – Ты жив?! Но этого не может быть?!

– Узнала, – парень довольно ухмыльнулся и слегка оттолкнул ее от себя. Вернее, это ему показалось, что слегка, Лида-то отлетела от него с порядочной скоростью, больно стукнувшись при этом головой. – И чего ты хочешь от меня?! – она теперь уже не скрывала страха, натягивая трясущимися руками одежду. – Ты же не просто так набрел на меня в баре? Следил, что ли?

– Ишь ты, догадливая какая. – Он нарочито медленно застегнул джинсы. С хрустом потянулся и больно щелкнул ее по носу. – Я за вами за всеми слежу. Давно... Думаю, пора поднять занавес. А? Как думаешь, Лидка?!

– Н-не знаю. Зачем тебе это? Что ты от всего этого получишь?

– А все! И всех! Я получу вас всех! А сейчас поехали, есть дело...

Глава 23

Аля смотрела пустыми глазами прямо перед собой, старательно делая вид, что не замечает суетящихся вокруг нее людей. Ну что им всем от нее нужно? Что?! Ну не хочет она ни есть, ни пить. Неужели это так трудно понять? Ей не хочется ничего, как совершенно не хочется жить. Все громкие слова, сказанные терпеливым Скоропуповым о долге перед людьми, оставленными ею на произвол судьбы, о долге перед покойными Иваном (имя Дениса упорно не называлось), она оставляла без внимания. К чему суета? К чему вообще эта говенная жизнь, если весь смысл ее заключается в том, чтобы рано или поздно умереть? Так уж лучше пораньше, чем продолжать жить дальше, не замечая череды текущих дней. Она вообще перестала их замечать. День ли ночь – ей все равно...

– Аленька, девочка, нельзя так. – Валентин Иванович потер усталые от бессонницы глаза. – Если нет жалости к самой себе, пожалей хотя бы меня.

Он почти не спал все это время, боясь, как бы она не натворила глупостей и не сунула голову в петлю. Скоропупов осунулся, зарос едва ли не по самые глаза щетиной, руки его подрагивали то ли от возраста, то ли от переутомления. Но удивительно, даже к нему она не испытывала сострадания. Все умерло: ни ненависти, ни злобы – полнейший вакуум.

– Простите, – она нашла все же в себе силы ответить ему минут десять спустя, хотя раскаяния не было. – Езжайте назад... Домой, в деревню. Там у вас хорошо. Тетка, наверное, заждалась.

– И уеду!!! – заорал он неожиданно для самого себя, подскакивая со стула. – Знаешь, кто ты?!

– Кто? – с неожиданно проснувшимся интересом спросила Аля.

– Эгоистка!!! Ты – самая большая эгоистка!!! Тебе плевать на людей! Подумаешь, идиот-старикашка прыгает вокруг нее! Насрать, что Лялька-медсестра уже шприц в руках не может держать от усталости! Да и этот твой вестник, новоиспеченный сотрудник, тоже не сидит сложа руки...

– А что он делает?

– Носом землю роет, добывая для тебя информацию.

– А зачем она мне теперь? – изумленно подняла брови Аля. – Мне и без того все понятно: Лидка запустила в ход чудовищную машину мести и руками этих идиотов убрала с пути всех, кто ей мешал. Сначала придушили в больнице Ивана, затем убили Дениса. Теперь моя очередь.

– И ты стремишься облегчить им задачу, занимаясь умерщвлением плоти. Так, что ли?! – Валентин Иванович принялся кружить по комнате, поддевая ногой все, что попадалось на пути. – Ивана действительно придушили, Сергей узнал доподлинно, надавив на главврача...

– Ишь ты! Откуда столько смелости?

– Я помог! И перестань кривляться, черт бы тебя побрал! Ивана-то придушили, но ни черта не твои конкуренты! С Денисом... тут вроде их рук дело, но Иван – нет.

– Ну и что? – Аля все же привстала с постели и свесила ослабевшие ноги на пол. – Что это меняет? Он что, от твоего заключения из гроба поднимется? Нет. И Дениса не вернуть. Она своего добилась...

– Но это еще не все! – Воистину Скоропупов сегодня решился поставить крест на своей репутации человека уравновешенного и на редкость спокойного. – Вера, если помнишь такую, попала в больницу. Чудовищно нелепая авария, в результате которой погиб ее ребенок. Сенька пропал. Никто не знает, где он и что с ним.

– А кому это нужно? – почти весело фыркнула она.

– Мне!!! Мне нужно! Потому что он один видел того мерзавца! Не знаю, кто это, но только он один видел его. И Ивана он не трогал, он приходил к нему поговорить. И, как рассказывает сиделка, приходил не один раз. Видимо, хотел предупредить или что еще... Много вопросов накопилось, девочка, пока ты тут разыгрываешь из себя убиенную горем... – Сказано это было, конечно же, жестко, но Валентин Иванович не видел другого способа пробудить ее к жизни.

– Я не разыгрываю, – дернувшись всем телом как от удара, прошептала Аля. – Я не разыгрываю! Ты что говоришь?! Ты не веришь в то, что я раздавлена?! Ты думаешь, что я черствая и бездушная, потому что не хотела видеть его?! Я любила его!!! Мне больно, понимаешь?! Мне больно!!! Больно!!!

Голос ее все нарастал и нарастал, пока не сорвался на визг. Слезы брызнули из глаз. Она вскочила с постели и, слегка пошатываясь от слабости, принялась наступать на Скоропупова, судорожно сжимая кулаки. Он, прищурившись, смотрел на нее и исподволь... радовался. Именно этого ему было нужно: ее истерики, визга, слез, всего того, что должно вызывать горе. А не тупого равнодушия и безвольного, блуждающего взгляда. Пусть побеснуется, пусть выплеснет все из себя, а не зажимает где-то внутри, куда им всем закрыта дорога.

Алевтина подошла вплотную к Валентину Ивановичу и несколько раз ударила его кулаком в грудь.

– Вы все думаете, что я сильная, несгибаемая и черствая!!! А я не такая! Я слабая, трусливая и гадкая!!! – Слова ее прерывались судорожными всхлипами, но она продолжала кричать: – Я гадкая! Гадкая! Я не смогла, понимаешь, я не смогла! Он ждал меня! Он все время ждал!!! Что же мне делать теперь?! Как мне с этим жить?! Для чего?!

Скоропупов поймал ее руки и прижал голову к своей груди. Тело ее судорожно вздрагивало, из горла вырывался уже и не крик, а скорее сип, слов уже нельзя было разобрать. Но, невзирая на это, он все равно сделал протестующий знак медсестре, возникшей из-за двери с заготовленным шприцем.

– Поплачь, девочка моя. Поплачь. – Он принялся гладить ее растрепанные волосы. – Не держи в себе своего горя. Поделись им. Тебе будет легче...

– Не-е-ет. Мне никогда теперь не будет легко! Никогда! – Она вцепилась в его рубашку, безнадежно измяв и измочив ее слезами. – Как мне больно! Это жжение в груди, оно не проходит. Это никогда не пройдет! Мне жить с этим вечно!..

– Пройдет, девочка моя. Пройдет, – принялся он шептать ей на ухо, впервые в жизни осознав, как бывает жутко от чувства собственного бессилия перед чужой бедой. – Давай пойдем, умоешься и выпьешь сладкого крепкого чая. Хорошо?

– Ага, – она согласно кивнула головой, сделавшись вдруг мягкой и покладистой. – Хорошо. Идем.

С помощью все той же медсестры Ляли Алевтина приняла ванну и, закутавшись в теплый пушистый халат, прошла в кухню. Мужчины сидели с настороженными лицами по обе стороны обеденного стола и сосредоточенно что-то разглядывали у себя под ногтями. Впервые за все время ее коматозного, если можно так выразиться, состояния ей вдруг сделалось стыдно. Ну что в самом деле закопалась в своей беде? Не одной ей плохо. Какая-то беда с Верочкой случилась. Что-то говорил, кажется, Скоропупов о ней.