Неплохо для покойника! - Романова Галина Владимировна - Страница 32

– Анна! – Тимур приподнял голову с подушки. – С тобой все в порядке? Ты куда?

– Все хорошо, спи, – промямлила я, старательно отводя от него взгляд. – Я в ванную…

Но ни горячая вода, ни жесткая губка, которой я едва не до крови растирала тело, не были способны очистить меня от ощущения, будто меня вываляли в грязи.

«Порочная! Порочная! Порочная! – казнила я себя, стоя под обжигающими струями. – Что я натворила?»

В довершение ко всему в памяти вдруг всплыло улыбающееся лицо моего мужа, каким я видела его в день гибели перед отъездом из дома. Он, как всегда, поцеловал меня, щекотнув усами шею, пошутил и, махнув рукой на прощание, вышел за дверь. Больше я его не видела…

Не выдержав эмоционального напряжения, я заплакала. Усевшись на край ванны, я отчаянно пыталась найти оправдание своему безумству, но не находила его. Чувство вины перед погибшим Тимуром, перед самой собой душило меня, вызывая все новые и новые потоки слез.

За этим занятием и застал меня Алейников.

Распахнув дверь ванной, он встал на пороге, кутаясь в темный шелковый халат, и с едва заметной хрипотцой в голосе спросил:

– Я настолько противен тебе?

– Нет, – качнула я головой. – Я противна самой себе…

– Почему?

– Я предала память о нем… Я не должна была этого делать… – выдавила я сквозь рыдания. – Это безнравственно…

– А-а-а, – насмешливо протянул он, приближаясь. – Вот в чем дело! А я-то думал, что тебе что-то не понравилось. Может, думаю, я был чрезмерно агрессивен, груб…

– Нет! – против воли вырвалось у меня. – Это не так…

Это действительно было не так. Он не был груб. Как раз напротив… Его ласки едва не спалили меня дотла. Я выкрикивала что-то, подвигая его на все большее откровение со мной. Безрассудство, коим я раньше уж никак не обладала, затмило все остальные чувства. И случись в тот момент разуму наставить меня на путь истинный, вряд ли бы он сумел до меня достучаться.

– Анна, – мягко позвал меня Алейников. – Прекрати казнить себя. Что случилось, то случилось. Поверь, но это не было просто сексуальным голодом. Во всяком случае, с моей стороны…

Оставшись в белых спортивных трусах, он снял с себя халат и, завернув меня в него, осторожно взял на руки.

– Не скажу, что влюбился в тебя с первого взгляда, но… – тихо шептал он мне на ухо, медленно продвигаясь к спальне.

– Что «но»? – глухо спросила я, боясь поднять голову.

– Интерес, который ты, как личность, вызывала во мне, скажем так, становился день ото дня все сильнее. Уже много позже я рассмотрел, что ты поразительно красива…

Господи, как давно я не слышала таких слов! Внимая его тихому, нежному шепоту, я вновь ощутила себя просто женщиной, и состояние блаженного покоя и тепла снова тихим облаком опустилось на меня.

– Ты прекрасна… – выдыхал он вместе с поцелуями, высвобождая меня из своего халата. – Твое тело… Оно восхитительно…

И мое восхитительное тело млело под его руками, становясь мягким и податливым, словно пластилин. А когда спустя полчаса Тимур в изнеможении откинулся на подушку, я не сразу поняла, что он только что сказал.

– Я не расслышала, – пробормотала я срывающимся голосом. – Что ты сказал?

– Я сказал, что никогда и в мыслях не допускал, что когда-нибудь буду любить его жену…

Хотела я того или нет, но в его словах мне послышалась какая-то жесткость.

– Я не совсем понимаю… – начала я, – что ты хочешь этим сказать?

– Я?! – Голос его вдруг приобрел металлические нотки. – Я сказал, что никогда не думал, что буду трахать его жену!

С этими словами он резко вскочил с кровати и, подойдя к окну, рывком распахнул тяжелые портьеры. Яркое солнце раннего утра мгновенно затопило комнату, на какое-то время ослепив меня. Когда же глаза мои немного попривыкли, то первое, что я увидела, это уродливо изогнутый кверху хвост скорпиона…

– Ты?! – выдохнула я, поначалу до конца не осознав, что же произошло на самом деле. – Откуда это у тебя?

– Это?! – Тимур ткнул пальцем в татуировку на левом предплечье. – Это у меня с армии, милая Анна! Именно там мне ее сделал мой лучший друг Александр Минаков, после того, как я его едва живого, с разодранной до костей спиной вытащил из драки…

– Кто это? – машинально спросила я, не в силах оторвать взгляда от его плеча.

– О! Это был мой самый лучший друг! Единственный и последний! После него разве только твой муж…

– Замолчи! – завизжала я, вся сжавшись на кровати. – Я ничего не хочу слышать!

Кровь, мгновенно прилившая к голове, не позволила мне вскочить и вцепиться ему в горло. Все, что я могла, так это взирать на него с нескрываемой ненавистью. Это чувство, когда-то старательно мною захороненное, вновь хлынуло из глубин души наружу и затопило каждую клеточку моего тела.

– Ненавижу! – прошипела я. – Как я тебя ненавижу! Тебе мало было убить его! Так ты еще постарался уничтожить и меня! Мразь!

– Ты не так меня поняла, – устало произнес Алейников, обхватив голову руками. – То, что я сейчас наговорил, – это было очень грубо, но это ревность, поверь мне…

– Заткнись! – рявкнула я, лихорадочно натягивая на себя одежду. – Это ты убил их всех! Ты! Непонятно только, почему ты прятал лицо, фотографируясь? Почему, ответь мне?! Ты заранее знал, что придет время, когда тебе придется скрываться?

– Нет! Прошу тебя, успокойся!

– Почему? Почему ты все время отворачивался от объектива?

– Потому что, черт тебя побери, я не фотогеничен! Я ни разу с самого детства не вышел хорошо на фотографии! Тебе понятно?!

– Нет! Ты врешь! Я не верю тебе!

Я что-то еще кричала, вырывалась из его рук, пытающихся меня остановить, но до конца понять весь трагизм случившегося я смогла, лишь оказавшись у себя дома. Как это произошло, до сих пор помню смутно, но едва я переступила порог своей квартиры, как силы покинули меня и я со стоном рухнула на пол…

– Ань, – позвал кто-то от входной двери. – Ты дома? Что-то дверь у тебя приоткрыта?

Отвечать не было сил, поэтому я лежала и смотрела распухшими от слез глазами прямо перед собой. Через пару минут в поле зрения появились Лизкины красные тапочки с огромными помпонами лимонного цвета.

– Анна! – закричала соседка, бросившись передо мной на колени. – Что с тобой? Ты заболела?

– Нет, я здорова, – на удивление твердым голосом ответила я. – Чего тебе нужно?

– Тогда чего валяешься на полу? – недоверчиво поинтересовалась она. – Простудишься…

– На дворе конец июля, – равнодушно констатировала я. – Жара за тридцать по Цельсию…

– Все равно, ни к чему это, – не успокоилась Лизка и, подхватив меня под руки, поволокла к дивану.

Она подложила мне под голову подушку и метнулась на кухню. Через какое-то время вернулась, неся на крохотном подносике рюмку коньяка и пару долек апельсина.

– На вот, выпей. – Лизка подсунула под подушку руку, приподняв мою голову, и влила в меня содержимое рюмки. – Коньячок, он никогда не подведет…

Она оказалась права. Хмель мгновенно ударил в голову, тепло разлилось по телу, и мне немного стало легче дышать. А после второй и третьей рюмки все произошедшее уже не казалось мне столь трагическим.

– Ань, будем! – Лизка устроилась у меня в ногах и усиленно помогала докончить бутылку армянского коньяка.

Я посмотрела на нее мутным взглядом и впервые за все время соседства испытала к ней что-то вроде симпатии.

– Лизка, а ты неплохая баба, – выдала я ей через минуту. – Не была б еще столь любвеобильна, цены бы тебе не было.

– А что в этом плохого? – совершенно искренне удивилась она.

– Ну… Женщина… она должна блюсти себя… Не опускаться до уровня… – Тут я вспомнила, что не далее как несколько часов назад возлежала в объятиях своего лютого врага, и невольно заткнулась. – Н-да…

– А какой у меня уровень? – полуобиженно, полуснисходительно хмыкнула Лизка. – Если я люблю мужиков, так я этого и не скрываю. Не то что некоторые – строят из себя приличных дам, имея положение в обществе и супруга рядом, а на самом деле ведут себя, как мартовские кошки!..