Неплохо для покойника! - Романова Галина Владимировна - Страница 29

– Идиот! – против воли вырвалось у меня. – Ты что, завезти не мог?

– Я одной ногой на подножке вагона. Мне катастрофически не хватает времени, – принялся он оправдываться. – Я тебе все объясню, когда вернусь.

– И когда это должно случиться?

– Думаю, дня через два, жди меня к обеду. И еще, Анюта… – Мишка немного помялся. – Возможно, когда я вернусь, все станет ясно…

– Ты хочешь сказать… – ахнула я.

– Да! Я на пути к разгадке, – он протяжно вздохнул. – Ты прости меня, Ань, что все так сумбурно, но не хочу пока никого клеймить…

– Ну, намекнуть-то хотя бы можешь? – взмолилась я.

– Какая ты нетерпеливая, – хмыкнул Мишка. – Подожди до моего приезда. Все, мой поезд, я побежал…

Мишка дал отбой, а я дала волю праведному гневу. Нет, ну каков стервец! Нужные мне бумаги он, видите ли, отправил по почте! Это, дай бог, дня через два мне их получить. Я принялась ворчать, пиная попадающиеся мне под ноги предметы, но в глубине души не могла не согласиться, что, несмотря на запойную душу, Мишка имел светлую голову и достаточно деятельную натуру…

Отказавшись от бесполезного занятия – вымещать злобу на мебели, я уселась за письменный стол и пододвинула к себе свои записи. На манер Мишкиных, они были испещрены прямоугольниками, кружками и стрелками, поочередно соединяющими все вместе. Я долго вглядывалась в их беспорядочное на первый взгляд хитросплетение и, немного подумав, добавила еще один прямоугольник.

Расположила я его в самом верхнем углу, попутно вписав туда новое имя, которое до сих пор у меня нигде не фигурировало. Пару дней назад даже предположить подобное мне показалось бы безумством, но сейчас я думала иначе.

Почтовый ящик пустовал второй день.

Чертыхаясь себе под нос и на чем свет стоит ругая непутевого Мишку, я изо всех сил шарахнула дверью и поплелась к письменному столу. Заваленный исписанными вдоль и поперек бумагами, он поистине стал моим единственным пристанищем в эти тяжелые два дня ожиданий.

И до чего я только не додумалась в эти долгие сорок восемь часов! Говорю сорок восемь, потому что почти не сомкнула глаз за эти двое суток. И если поначалу у меня было всего две версии и два подозреваемых по этому делу, то сейчас их круг значительно расширился, обозначившись числом пальцев на одной руке.

– Так можно и себя начать подозревать, – кисло протянула я и отхлебнула из чашки давно остывший кофе. – Пора с этим заканчивать…

Пододвинув к себе телефон, я в который раз попыталась дозвониться до Семена Алексеевича, но вновь, как и прежде, его секретарь Нина пропела:

– Он еще не вернулся, Анна Михайловна, перезвоните, пожалуйста!

– Хорошо, – буркнула я, стараясь сохранять вежливость, и со злостью опустила трубку на рычаг.

Телефон жалобно звякнул и, словно вымещая на мне свои обиды, тут же пронзительно заверещал.

– Да?

– Анна, привет! – не совсем трезвым голосом пропела Лизка.

– Привет, чего тебе?

– Да так, – неопределенно ответила она. – Сижу дома, дай, думаю, позвоню. У тебя дверь за сегодняшнее утро раз сорок хлопнула. Что, гости?

– Любопытство тебя погубит, – хмуро предрекла я ей. – Ты мне лучше скажи, почта была вчера или сегодня?

– Нет и не будет, – протяжно зевнула она. – Верка-почтальонша в запое. Я за газетами сама вчера заходила. А что?

– Ничего… – Я немного помолчала и осторожно спросила: – А кто там сегодня работает?

– На почте-то? – Лизка ухмыльнулась и с пониманием в голосе произнесла: – Она, она там. Тебе туда рыпаться бесполезно, да и мне она не отдаст. Так что жди, пока Верка просохнет.

– Черт! – рявкнула я и швырнула многострадальную трубку на место.

Откуда Михаилу было знать, что контролером-кассиром в местном отделении связи работала бывшая теща моего Тимура – Люська.

Одному богу известно, сколько за эти два года мне пришлось выдержать заморочек с моей корреспонденцией! Я, конечно же, могла бы прекратить это безобразие. Однажды, не выдержав, я взяла под руку нашего участкового Виталика и пошла туда с намерением пресечь беззаконие, но дальше ступенек зайти не смогла: прямо против входа на деревянной скамеечке сидела маленькая девочка и с милой улыбкой смотрела на меня глазами моего мужа…

– Я не пойду! – уперлась я тогда. – Пусть делает что хочет!

– Но, Анна Михайловна! – удивился Виталик. – Вы же сами хотели!

– Не могу, – едва не плача пробормотала я и показала ему взглядом на ребенка. – Это его дочь…

С того памятного дня я перевела все свои подписные издания себе на работу. Письма от родителей со временем тоже стали приходить только туда.

Но Михаилу об этих моих проблемах было неведомо…

Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых размышлений, я вытащила из кладовки пылесос и принялась за уборку. Занятие было для меня не из приятных, но как и все, за что бралась, я и эту неблагодарную работу старалась делать на совесть.

Через пару часов результатом моих трудов была навощенная до блеска мебель и вычищенные от малейших признаков пыли ковры. Даже огромный фикус в кадке у окна, предмет моего постоянного недовольства, не был обойден вниманием и теперь глянцево поблескивал мясистыми зелеными листьями.

– Кажется, все… – рассеянно осматриваясь, пробормотала я. – Пора бы этому мерзавцу уже и объявиться. Скоро четыре…

И почти в ту же секунду в дверь раздался звонок.

– Ура! – вполголоса гикнула я и ринулась в прихожую.

Но на пороге, облокотившись обнаженной рукой о притолоку, стояла Елизавета.

– Тебе чего? – не совсем дружелюбно воззрилась я на нее.

– Поехали, – лаконично скомандовала она.

– Куда? Ты в своем уме? – опешила я от неожиданности.

– Нет, Анна, ты даешь! – фыркнула Лизка и прошмыгнула мимо меня в квартиру. – Тебе нужно на почту или мне? Вот я и говорю – поехали!

– Ты же сама сказала, что Люська тебе не отдаст мою корреспонденцию, а во-вторых, у меня машина опять на станции техобслуживания.

– Попытка не пытка: у меня перед сменой пара часов свободных есть. Пошли пешком, хочу уважить хорошего человека.

– Да? – с подозрением уставилась я на нее. – А что потребуешь взамен?

– Пару долларов, – фыркнула она оскорбленно. – Не волнуйся – ничего. Только если тебе так уж нужно, поторопись.

Но как бы мы с ней ни торопились, на одной из колдобин едва не поломав каблуки, почта уже закрылась.

– Кто же знал, что они сегодня до четырех, – подергала себя за мочку уха Лизка. – А что, такое важное письмо?

– Достаточно важное!..

Мы прошли с ней в ближайший сквер и, купив по мороженому, уселись в тени огромных лип. Легкий ветерок сыпал нам на голову желтую пыльцу, обдавая духмяным ароматом цветения. Детвора носилась по асфальтированным дорожкам, оглашая окрестности веселым гомоном.

– Хорошо-то как, – мечтательно выдохнула Лизка, вытянув ноги. – Вечно бы так сидела…

– Кто же тебе мешает? – рассеянно отозвалась я. – Сиди себе и сиди. Какие у тебя заботы?

– Да так… Крутишься, вертишься, а жизнь проходит как-то мимо… – Елизавета протяжно вздохнула. – Годы идут, а того единственного и неповторимого все нет.

– У тебя каждый второй неповторимый, – фыркнула я, припоминая ее многочисленных поклонников. – Пора бы уже и сделать свой выбор.

– Э-э-эх, Анна! Сколько тебе лет? Неужели ты до сих пор не поняла: не мы их выбираем, а они нас! – Она в сердцах швырнула обертку от мороженого в урну. – Вот и сейчас! Сидим с тобой рядом, никто не знает – кто из нас кто, а вон тот красавчик именно с тебя глаз не сводит, а не с меня! Ну скажи, чем я хуже? Моложе тебя лет на семь, одета стильнее раза в два…

– И глупее раза в четыре, – ехидно парировала я. – А это ох как в глаза бросается.

– Да ну тебя! – обиделась Лизка, потом, глядя вперед, мечтательно пробормотала: – Ань, а хорош черт! Я бы за ним и в огонь, и в воду! Да посмотри ты!..

Я проследила за ее взглядом и едва не задохнулась от неожиданности: прямо против нас, на противоположной стороне аллеи, стоял Алейников и не сводил с меня горящих глаз. Заметив мое внимание, он кивнул в знак приветствия и легкой походкой двинулся в нашу сторону.