Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна - Страница 27

– Машка, а мать-то твоя… того… – сипло пробормотала Нинка.

– Что того?!

Силы мгновенно ее оставили, их не хватило даже на то, чтобы оглянуться и вцепиться в Нинкину наглую физиономию, которая несла здесь всякий вздор битых полчаса, а самое главное оставила напоследок.

– Что с матерью? – Спазм страха тут как тут: сдавил сердце своими щупальцами, вцепился в горло и начал рвать из него застревающий крик. – Не молчи же!

– Пропала она! Без вести пропала, представляешь? А ты чего подумала-то? Не дыши ты так страшно! Не знаю я, жива ли она, нет ли. Просто пропала, и все! А ты чего это… Дура ты, Машка, сразу о плохом. – Поняв, что своими интригующими переходами сильно перегнула палку, Нинка затрещала без умолку. – Я ведь нашла в твоей комнате твои возвернувшиеся письма к ней с адресом и еще раз написала ей про тебя. Тебе-то было некогда. Оно и понятно: сначала чуть хором не трах… Ой, извини, чуть не изнасиловали. Потом сразу замуж непонятно за кого. Дай, думаю, напишу твоей матушке. Увезли, мол, дочку твою, Лидия Васильевна, непонятно куда непонятно кто. А попутно, вослед за этим письмецом, запросец сгондобила в местные органы, так сказать. И тоже с полным раскладом, так сказать…

– Какая же ты… какая же ты идиотка! Кто тебя о чем просил? Что ты постоянно лезешь не туда, куда надо?! – Маша повернулась и даже было потянулась к Нинкиному лицу, но та быстро среагировала и отскочила на безопасное расстояние, наблюдая уже оттуда, как ее бывшая напарница по обработке тушек палтуса с перекошенным лицом кричит ей: – Какой запрос?! Чего тебе вообще нужно?! Что ты вообще сюда приперлась? Мало мне проблем, так теперь еще с тобой разбирайся!

– Во как! – Нинка с совершенно обалдевшим видом плюхнулась на стул и обиженно замотала головой. – Это я ведь тебе написала, что тебе одиноко и тошно, да? Я просила у тебя совета? Я непрозрачно намекала, что неплохо бы увидеться и все такое?.. Нет, Машка, ты все-таки придурочная. Отсюда и все твои беды. Что такого, что я про мамашу твою поинтересовалась? Чего ты так вызверилась! Я просто через нее хотела тебя найти, и чего такого?..

Конечно же, Нинка врала. Маша догадывалась об этом по ее бегающим хитрющим глазам, которые она старательно не поднимала на нее. Пальцы судорожно цеплялись друг за друга. Пятки выбивали нервозную чечетку об пол. Врет. Конечно, врет. Но зачем? Зачем ей чужая мать? Послала запрос в милицию… Хм-м-м… Сама она до этого не додумалась бы. Вернее, подобная мысль мелькала в ее голове, но до дела так и не дошло. Раскрывать собственное местонахождение кому бы то ни было, а уж тем паче милиции, Маша не собиралась. А Нинка вот не побоялась…

– И чего тебе ответили из местных органов? – пропустив справедливые Нинкины упреки мимо ушей, спросила Маша.

– Да так, вода одна. – Нинка как-то судорожно дернула плечом, но глаз от стола так и не подняла. – Что данная особа по данному адресу не проживает и что настоящее ее местонахождение никому не известно.

– И что? – Маша не верила в то, что Нинка так вот запросто удовлетворится подобным ответом, наверняка пошла много дальше.

И она не ошиблась.

Гостья не очень убедительно беспечно рассмеялась и, еще менее убедительно смущаясь, пробормотала:

– А ничего. Там на бланке этой казенной ксивы номер телефонный имелся, я возьми да и позвони. Дурочку включила, типа я – это ты. Ну и…

– Ну что «ну и»? Чего мямлишь, сидишь, как я не знаю кто? – Маша не выдержала и снова сорвалась на крик. – Сказать не можешь прямо, что и как тебе ответили? Чего крутишь вокруг да около?

– Чего орешь-то? – возмутилась-таки Нинка и подняла все же на нее глаза. – Там вообще болото какое-то. Убийца твоего мужа так и не найден. Подозреваемый… Ну ты знаешь, наверняка, о ком я…

– Нет, но догадываюсь, – быстро оборвала ее Маша из простого нежелания позволить ей копаться в своем прошлом.

– Так вот, подозреваемый как в воду канул. Его фоторобот по всей России разослали, но все бесполезно. Кстати, твоему, то есть, пардонте, моему звонку этот малый очень обрадовался. Слава богу, говорит, что вы объявились. А то, говорит, хотели уже и вас в розыск объявлять. Думали, что вас, говорит, следом за мужем спровадили. А потом, значит, и мамашу. – Нинка обеспокоено завертелась на стуле. – Да не бледней ты так, Машка! С ней вообще ничего непонятно, с матерью твоей! Незадолго до того, как ей исчезнуть, у нее хахаль появился.

Во как! Ее, значит, спровадила, а сама устремилась личную жизнь налаживать! Лихо, ничего не скажешь. Машина, шмотки тут как раз кстати пришлись, наверное. Неспроста же она настаивала на том, чтобы Маша большую часть своего гардероба оставила дома. А он у нее был очень неслабый… Хоть ее покойный супруг – отъявленный мерзавец, но одевал ее, как супермодель, никогда не скупясь и не подсчитывая убытков. Другой вопрос, что самой ей никогда не хотелось выглядеть как надо, тем более для него.

Маша задумчиво смотрела в окно, пытаясь вспомнить последнюю свою встречу с матерью. Что тогда та ей говорила? Как выглядела? Блестели ли ее глаза при этом? Нет, вспомнить ничего невозможно. Слишком тогда Маша была поглощена своим горем. Слишком сильным было ее потрясение, чтобы задаваться еще такими вопросами, с кем и как давно спит ее мать. Она и раньше-то этим мало интересовалась. Угол ее зрения в этом направлении был смещен в сторону ее кобелиного супруга. А уж после того, как с ним произошла трагедия, она и вовсе перестала замечать все вокруг. Где уж тут вспомнить, как и о чем говорила с ней мать…

– Так что там с хахалем? – устало поинтересовалась Маша, заметив, что Нинка замолчала и выжидательно смотрит на нее.

– А кто знает-то? Молодой, говорят, не местный – это точно. Респектабельный, на дорогой машине. Марку не помнит. А может, врет…

«Или ты врешь, – машинально отметила Маша, не переставая следить за своей гостьей. – Как это милиционер может не запомнить марку машины? Он ее должен по меньшей мере записать в блокнот. А по большому счету – запротоколировать…»

– Отношения, говорит, особо не афишировали. Нырнут в подъезд, и будто их и не было. Зима, темнеет рано, особо не разглядишь. Их и так случайно подсекла соседка по площадке, да и то только со спины. А машину ее хахаль оставлял всегда за квартал от твоего дома…

– Почему от моего? – поразилась Маша.

– А я тебе разве не сказала, что после твоего отъезда твоя мать переехала в вашу квартиру? Так вот, она переехала. Говорила соседям, что ремонт там затевает, чтобы к твоему возвращению было все неузнаваемо.

– Так мой муж ремонт закончил недели за две до своей смерти! – опять поразилась Маша. – Зачем ей нужно было лгать?! Черт-те что творится! И зачем ей вдруг понадобилось переселяться?

– Так у тебя наверняка там хоромы! – Нинка хотела было добавить что-то еще, но вдруг словно споткнулась и ненадолго замолчала. Потом прокашливалась нарочито долго, протяжно и снова заговорила: – Так вот, твоя мать свои отношения со своим молодым человеком ото всех скрывала. И если бы не твой папочка, о них бы вообще никто не узнал. Это он выследил эту сладкую парочку и поднял в подъезде бучу, колотил ногами в дверь и орал на всею округу. И это только после его оперативного вмешательства соседка проявила бдительность, о чем потом в милиции и доложила. Вот…

Нинка рассказала не все. Самую основную и важную часть она наверняка оставила при себе. И, кажется, Маша начала догадываться, о чем та умолчала. Наследство… Ее покойный муж оставил после себя немалые средства, о которых она до сего момента даже и не вспоминала. Открытие ее и обрадовало, и испугало одновременно. Если она права и все ее догадки не лишены здравого смысла, то жить ей оставалось… Так, все правильно – месяц с небольшим. А может, и того меньше. Все будет зависеть от долготерпения людей, ее окружающих. И еще от того, как ловко они сумеют обыграть друг друга.

– Ну и что тебе еще рассказал этот разговорчивый милиционер? – спросила Маша, совершенно небезосновательно подозревающая Нинку в неискренности. – Каким образом было установлено, что мать моя пропала без вести? Она что, перестала ходить на работу или вовремя не внесла квартплату?