Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 30

На подходе к большому порогу мореходов остановили громкие крики с берега.

— Лес идет! — кричали сплавщики.

— Бережись, ребята! — вопили они на разные голоса. — Лес идет! Тащи лодку на берег!

— Лес идет! — гудело по берегам.

— Дело опасное, ежели молем лес плавят, — забеспокоился Петряй Малыгин. — Давай-ка, Степа, в сторону… переждем.

Мореходы вытащили лодку на берег, а сами уселись на ствол поваленного ветром дерева.

Полноводная река, ударяясь в каменную преграду, неистово шумела и пенилась. Могучие потоки яростно бились в стремнинах; перевалив лобастые скалы, с грохотом и ревом падали вниз.

Из-за песчаного мыса в речных струях показался могучий ствол вековой ели. Приближаясь к порогу, он двигался все быстрее и быстрее. Подпрыгнув на камнях, ствол переломился надвое и исчез в пенящемся потоке. Появилось еще несколько бревен. Запрыгав на камнях, они стремительно пронеслись через порог. Но вот бревна пошли лавиной, враз покрыв всю реку коричневым настилом.

По берегам бежали сплавщики. Крича и ругаясь, они баграми сталкивали в поток застрявшие стволы. Упершись в камни, бревна безудержно лезли одно на другое. С шумом и треском взгромоздился холм из могучих стволов… Образовался затор.

— Словно лед на мелях торосит, — вспомнил Степан.

— Верно говоришь, — поддержал Малыгин. — Я ведь, парень, тоже на промыслах бывал, знаю.

— А в ямщики как попал? — заинтересовался Степан.

— Марфутка все. Присох возле нее. А сказать правду — хороша девка, — воодушевился Петр.

— Слыхали, — недовольно отмахнулся Степан, — рассказывал, брат. Смотри, смотри!

С берега на бревенчатый холм, содрогавшийся от напора воды, бросились два заторщика.

С замиранием сердца следили мореходы за смельчаками. На берегах стихли крики и ругань. Только река шумно билась о камни.

Мужики осторожно двигались по скользким бревнам, ловко сталкивали баграми мокрые стволы. Одно за другим бревна скатывались вниз и уносились течением. Холм быстро таял. Умелые руки людей разламывали затор.

— Не приведи господи им ошибиться, — почему-то шепотом сказал Малыгин. — Рухнут ежели бревна — тогда аминь. В клочья людей раздерет.

Вдруг один из заторщиков поскользнулся. Шатаясь, балансируя, он пытался удержаться на скользком бревне. Словно ветер в дубраве, пронесся вздох толпившихся на берегу людей.

Но мужику пришел на помощь товарищ, протянув свой багор.

На пороге торчало всего несколько бревен. Наступал самый опасный момент. Люди на берегу с напряженным вниманием следили за каждым движением заторщиков.

И вот остались два бревна, на каждом стоял заторщик. Сильными движениями мужики воткнули багры в скользкие бревна.

Стволы зашевелились, сдвинулись с места. Стоя, держась за багры, заторщики стремительно пронеслись на бревнах через порог.

Тишину расколол радостный вопль, полетели вверх шапки. Люди на берегу неистовствовали, приветствуя отчаянных смельчаков.

— Эх! — вырвалось у Степана. — Молодцы, ничего не скажешь. А ведь со смертью рядом были. Пожалела, курносая…

В Каргополе мореходы не отдыхали. Сухопутьем до монастыря было недалеко, и, посоветовавшись с товарищами, Шарапов решил идти дальше пешком. Для удобства все лишнее оставили у земляка-мезенца, державшего в городке соляную торговлю, и с пищалями за плечами отправились в путь.

Дорога шла густым хвойным лесом. Дичи и зверя вокруг было много, а людей не встречали. Друзья били глухарей и тетеревов и, останавливаясь на ночлег, не ложились спать, не наевшись досыта вкусной дичинки.

Только однажды на пути друзьям встретилась небольшая деревенька.

Было раннее утро. Степан Шарапов, идущий впереди, остановился.

— Петряй, — позвал он Малыгина, — смотри-ка, что там: будто бабы в одном исподнем пляшут. — И он показал на пригорок, видневшийся между деревьями.

— По пригорку, освещенному первыми лучами солнца, двигалось странное шествие: впереди, запряженная в соху, шла совсем голая седая старуха. За ней несколько баб с распущенными волосами, в одних рубахах скакали на помельях, визжали, били в медные сковороды. Позади шли женщины, размахивая кочергами, косами и ухватами.

Малыгин сразу понял, в чем дело.

— Опахивают бабы, лихость коровью унимают. Видать, скот у них мрет. Стой, ребята, — обратился он к товарищам. — Не мешай колдовать.

Мореходы сбились в кучу возле Малыгина, с любопытством глазея на языческий обряд, не забытый в глухомани на Севере.

— А мужики все от мада до велика по дворам закрылись. Убьют бабы, ежели встретят, — объяснял Малыгин. — Смотри, ребята, старуха-то, что в сохе идет, — повещалка, заглавная у них; она и борозду проводит… Не дай бог, ежели бабам что живое на пути встретится, — вилами заколют, косами порежут… Три раза женки должны сохой вокруг села обойти — борозду провести. Борозда коровью смерть в село не пустит.

И вдруг чистый звонкий голос начал песню. Сотни голосов подхватили ее:

Шествие медленно спустилось с пригорка и скрылось с глаз. Но песня продолжала раздаваться:

— Заклинают смерть бабы песней, — задумчиво сказал Малыгин, — а как поют — заслушаешься.

Песня закончилась. Подождав, пока бабы разошлись по избам, друзья двинулись в путь. В деревеньке решили не останавливаться и снова углубились в лесную чащу. На третий день пути стали встречаться пожни с многочисленными стогами сена, обширные гари, засеянные ячменем и рожью. Изредка позванивали бубенцами пасущиеся в лесу лошади.

— Колокол! — остановившись, сказал Малыгин. — Слышь, гудет, словно бы на пожар.

Чем ближе подходили друзья к монастырю, тем явственней слышались частые тревожные удары колокола. Теперь сомнения не было — в монастыре били в набат. Степана и его товарищей охватило волнение.

— Поспешим, ребята, — с тревогой сказал Шарапов, — пожар, монастырь горит.

— Дыма не видать, — прибавив шагу, ответил Малыгин, — а без дыму огня не бывает. Сейчас на опушку выйдем, а там и монастырь близко, рукой подать. Места тут знакомые, не однажды бывать приходилось.

Шарапов обернулся.

— Что ж так разохотился, — с усмешкой сказал он, — али в привычку вошел по монастырям-то ходить?

— И в привычку вошел и усердие имею.

— Ну-к что ж. — Степан только крякнул и покачал головой.

— У хозяина моего, — продолжал Петр, — у купца Окладникова, жена в здешнем монастыре захоронена, так он сюда каждый год тройку гонял, а я кучером… Купец в монастыре с игуменом, а я в деревеньку к веселой вдовице на печку.

Друзья дружно захохотали.

— А вот и дом божий, — сказал Петр, показывая на строения, видневшиеся между стволами поредевшего леса.

На небольшом холме, густо поросшем кустарником, виднелись многочисленные постройки, опоясанные высокой каменной стеной. Монастырь был богатый: тысячи приписных крестьян трудились на обширных угодьях, набивая монастырскую казну.