Чужие в доме - Романов Виталий Евгеньевич - Страница 31

— Вот так гораздо лучше! — прошептал Митревски, его взгляд бесцеремонно раздевал замершую девушку. Глаза капитана вдруг стали совершенно безумными, он впился губами в ярко накрашенный рот Дженни.

— Рам! Рам! — отклонившись до предела, Багира сделала последнюю попытку привести его в чувство. — Спектакль, Рам!

— К черту спектакль! — прорычал Митревски, и его губы скользнули к уху девушки. — Ты совсем не этого хочешь! — прошептал он, кусая Дженни за мочку уха.

«А чего?» — хотела спросить девушка, но не успела. Губы капитана впились в ее грудь. Митревски выпустил из тисков ослабевшие руки Дженифер, прижал Багиру к себе за талию, лаская.

— О-о-ох! — простонала Дженни, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Капитан резко отстранил ее, развернул и тут же крепко прижал, но уже спиной к себе.

— Ты совсем другое хочешь… — прямо в ухо возлюбленной прошептал Рам, и Дженни закрыла глаза. Губы Митревски скользили по голым плечам, исследуя впадинки, и это заставляло тело девушки дрожать все сильнее.

А ладони капитана медленно ползли от грудей вниз, по животу. Бесцеремонные ладони, и у Дженифер не было сил или воли, чтобы остановить их. Когда одна из них задержалась, неторопливо изучая белье под тонким платьем девушки, Дженни окончательно лишилась рассудка. Ее ноги подогнулись, но капитан подхватил Багиру, и через несколько мгновений Дженни оказалась на широкой постели, среди разметавшихся во все стороны волос, которые она так и не смогла уложить в прическу.

Яркая люстра на потолке померкла — кажется, Митревски, нащупав пульт, дал команду приглушить освещение в номере. Но Дженифер уже не думала об этом. Ее руки нежно ласкали голову Рама, покрывавшего страстными поцелуями ноги, живот, бедра девушки.

«Да, да, да! — выгибаясь в руках любимого мужчины, мысленно шептала Дженни. — Я хочу именно этого. Да!»

— Здравствуйте, Тони! — медленно сказал человек, вошедший в помещение. Он замер посреди комнаты, не опускаясь на стул. — Я ваш адвокат Марк Шейдер.

Фонетти, до того момента сосредоточенно смотревший в пол, поднял глаза и тяжело взглянул на посетителя. Но тот не дрогнул, не отвернулся. «Раньше от этого взгляда люди начинали трястись, — подумал Антонио. — Раньше. Тогда было другое время».

— Чего нужно? — отворачиваясь, сквозь зубы процедил он. Фонетти совершенно не хотелось разговаривать с мальчишкой, который собирался делать громкое имя на защите всем известного преступника. Антонио прекрасно сознавал, что шансов выйти сухим из воды нет. Либо его казнят где-нибудь на заднем дворе звеновской тюрьмы, либо дадут пожизненное заключение, с особой изоляцией. И хорошо, если он сможет протянуть хотя бы несколько лет…

«Адвокат» не ответил. Он, нахмурив лоб, копался в своем дипломате. Потом вытащил на стол небольшой прибор в черном корпусе, нажал кнопку на боковой поверхности. Только затем взглянул на Фонетти и вдруг улыбнулся.

— Защита от прослушивания, что ли? — без особого интереса полюбопытствовал заключенный.

— Ты устал, Тони… — вдруг сказала Джулия Фонетти ласковым голосом. Антонио вздрогнул. Он давно отвык от голоса матери. Между «сегодня», в котором жил Фонетти, и тем днем, когда убили мать, Джессику, Марко, Алессандро, осталась бездна лет.

— Ты устал… — повторила Джулия. — Бедный мой мальчик…

— Мама! — Тони всхлипнул. Еще секунду назад его мозг лихорадочно пытался анализировать, куда исчез адвокат Марк Шейдер и откуда появилась Джулия Фонетти, а сейчас Антонио все глубже погружался в омут прошлого. Прошлого, которого не было, которое он вычеркнул из своей жизни, вырвал с корнем. После того как, вернувшись домой, нашел лишь заброшенную покосившуюся пустую постройку с выбитыми окнами, сгнившими полами. С пятнами засохшей крови на кухне, где наемные убийцы добивали кого-то из братьев… Или там умерла Джессика?

— Я шла к тебе столько лет, — ласково прошептала Джулия. — Я всегда знала, что тебе нелегко, ведь ты с самого детства был моим главным помощником. Выручал, следя за младшими. Приносил домой деньги, когда было трудно.

— Мама… — Маленький Тони искал глазами мать, чтобы прижаться к ней лбом и забыть обо всем. Но вокруг него было совсем темно. И из этого плотного сумрака вновь зазвучал голос Джулии:

— Ты очень устал, Тони. Тебе надо отдохнуть. Двадцать лет ты в пути, без нас. Тебе досталась трудная дорога, мальчик мой.

— Мама. — Антонио вдруг понял, что ему очень много нужно сказать матери. Огромный ком важных, очень нужных слов рос где-то внутри, готов был вырваться наружу. И Тони заговорил, лихорадочно, быстро, давясь и захлебываясь мыслями, которые ему обязательно нужно было сказать Джулии Фонетти.

— Мама! Все так глупо получилось… Тогда. Я ведь совсем не хотел убивать…

— Знаю, малыш! — Джулия ласково погладила его по голове.

— Они… на машине… издевались надо мной. Били. А девчонка… такая красивая… Я мечтал о ней всегда, с самого детства… танцевала и смеялась.

— Они были не правы, Тони.

— Да!!! Они… не правы. Я убил. Не выдержал, мама! Прости! Прости! Прости!

— За что, мой хороший? — удивилась Джулия, поправляя прядь волос, упавшую на, лицо сына.

— Если б тогда стерпел, не сломал ногу парню, ничего не было бы. Все получилось… само собой. Я перехватил… а потом крутанул. И тот упал. Закричал. А я понял, что теперь они в моей власти. Понимаешь? В полной моей власти. Оба…

— Понимаю, малыш, разумеется понимаю.

— И я убил, мама. Убил! А потом сбежал. Я позорно бежал, спрятался. Пять лет скрывался, а рассчитались с вами…

— Рассчитались с нами? — удивилась Джулия.

— Ну да! — еще более сбиваясь и тараторя, продолжил Тони. — Когда я вернулся… через пять лет, наш дом оказался пуст. Не было никого! Ни тебя, ни отца, ни Марко, ни Алессандро. Ни Джессики. Только засохшая кровь на кухне.

— Кровь? — переспросила мама.

— Да, темные пятна. Я их случайно заметил. А мой старый школьный приятель Тео рассказал, что убили всех. Отомстили за ту пару, что я… на пустыре.

— Это очень плохой сон, Тони, — строго сказала Джулия Фонетти. Впрочем, ее голос тут же смягчился. — Ты очень устал, мой мальчик. Тебе всегда было труднее, чем младшим. Я горячилась, кричала. На самом деле, Тони, ты помогал мне, как взрослый. Ты у меня настоящий мужчина.

— Правда? — шмыгнул носом мальчик и счастливо улыбнулся.

— Конечно! — заверила Джулия. — Хотя тебе и дальше будет нелегко. Потому что ты старший. Надо слушаться меня, слушаться во всем. Разве я когда-нибудь обманывала своих детей?

— Нет, мама.

— Вот и хорошо, что ты твердо помнишь это. Все, что я говорю, — к лучшему. Ты должен слушаться меня, Тони. Тебе снился дурной сон, долгий и скверный сон. Но сейчас ты проснешься. Мы будем жить хорошо, я обещаю. Ты, я, Марко, Алессандро, Джессика. Хочешь этого?

— Конечно, мама. — Тони плакал, размазывая по щекам слезы. Он так мечтал о том, что их семья выберется из грязной лачуги. Они вдвоем с матерью лезли из кожи вон, чтобы дать хоть какое-то образование младшим детям в семье, пытались сделать все, лишь бы Марко, Алессандро и Джессика не голодали. И вдруг перед Фонетти мелькнула длинная цепь событий, нереальных событий, про которые он теперь не мог сказать, было ли это на самом деле: наемные убийцы за спиной, брошенная лачуга, долгие годы в банде, Звездный Надзор и вереница смертей…

— А как же… — начал он.

— Это был сон, — прервала его мать, — глупый сон.

— Сон, — повторил Фонетти. Ему вдруг почудилось, что жизнь начата заново, словно поезд на стрелке свернул в другую сторону, все еще впереди. Да! Надо только слушаться маму. Они всегда будут вместе. Ему так хотелось увидеть, как вырастет Джессика. С ней матери было труднее всего — Джулия и так намучилась, рожая дочь. И все три брата торчали потом около люльки, глядя, как маленькая Джеська орет, требуя молока. Они строили планы, какой красавицей будет их сестренка. До хрипоты спорили, в каком возрасте отдадут ее замуж. И клялись, что не подпустят к ней ни одного голодранца или урода.