Парламент - Романов Сергей - Страница 6

Увидав кандидата в депутаты, обе группы тут же окружили Пантова. Одни радостно приветствовали появление своего кумира, другие стояли молча и выжидающе разглядывали его парадную наружность.

— Приветствую вас, господа рабочие, — громко произнес Пантов и расплылся в улыбке. Далее из его уст последовала штампованная фраза, — Вот приехал к вам, чтобы поинтересоваться, как идут дела?

— Ура! — закричали опухшие и раздетые до плавок и на дежурную фразу ответили дежурным лозунгом, — Вместе мы — сила, поодиночке — могила! Даешь зарплату! Даешь человеческие условия для рабочей жизни!

Пантов поднял руку вверх.

— Я понимаю ваш протест, друзья. В таких условиях, действительно, стало жить невыносимо. Но я приехал к вам не с пустыми руками…

— Тогда наливай скорее, — раздался смелый выкрик, который сразу же был поддержан одобрительным гудением толпы.

Пантов не обратил на запрос наглеца внимания и повторил:

— …Но я приехал к вам не с пустыми руками. Я привез вам зарплату. Деньги уже поступили на счета ваших предприятий.

— Ура! — в один голос обрадовались пикетчики и проскандировали новый лозунг, — Мы не просим чужое, мы просим свое!

— Правда, мне удалось выбить для вас деньги пока только за один месяц. Но могу вас заверить, что лед тронулся. Если вы окажете мне доверие и я буду избран на новый срок, то обещаю, что зарплату впредь вы будете получать регулярно.

— Разрешите задать вопрос? — вдруг услышал он голос из стана тех, кто был в робах.

— Конечно! — ответил он и постарался отыскать глазами посмевшего перебить его.

Перед ним стоял пожилой рабочий.

— Моя фамилия Теляшин. И я являюсь председателем профсоюзного комитета водников.

— Самозванец он! — в разнобой закричала толпа раздетых, — Никто его не выбирал. И нет у нас никакого комитета. Комитет здесь, среди тех, кто днюет и ночует на площади!

— Тихо! — постарался успокоить разбушевавшихся рабочих Пантов, — Дайте сказать товарищу.

— К сожалению, я вам не товарищ, — с вызовом ответил Теляшин, — Мы из другого стана. Так сказать, вражеского. Из тех, кто отказывается пить дармовую водку, которую так регулярно привозят вместо зарплаты. А спросить я вас хотел вот о чем. Даже если, как вы заявляете, мы начнем получать свои деньги, то много ли мы на них разживемся? В то время как по стране средний заработок составляет уже больше тысячи рублей, мы, водники, не получаем и трехсот. Скажите, разве это зарплата?

Пантов сдержал гнев и постарался быть как можно спокойнее.

— Зарплата несомненно увеличится. Я и фракция моих единомышленников по думе давно выносим на заседаниях проект о приватизации водообъектов. Как только он будет утвержден, вы даже не предполагаете, насколько увеличится ваши оклады.

— И кто же будет владельцем водообъектов? Не тот ли самый француз, который на днях посещал Марфино?

— Отчасти он. А отчасти — область. Никто не собирается продавать вас в рабство. Наоборот, наша фракция мечтает, чтобы все водные производства были модернизированы. Поднимется производительность, а значит увеличится и заработок.

— А нельзя ли сделать так, чтобы сами рабочие стали владельцами водообъектов?

Пантов небрежно махнул рукой в сторону Теляшина.

— Такое уже было. Кухарки становились командирами, руководили производствами, а коммунизм так и не построили и к светлому будущему народ не привели.

— Но и государство в одночасье не разворовали, — парировал Теляшин. — И зарплату нам не задерживали.

— Вы что же, выступаете против нынешней власти? Хотите третьей мировой войны?

— Напротив. Мы не призываем ни к каким силовым действиям. Мы люди православные, во всем с Богом советуемся. Но хотим, чтобы одна половина акций принадлежала рабочим водообъектов, а другая государству.

— А на какие шиши будете проводить реконструкцию? Насосные станции на ладан дышат!

— Дайте кредит и мы его отработаем. В любом случае будут ли командовать водообъектами французы или отечественные директора, администрация области заинтересована в стабильной их работе. А чем мы хуже иностранцев?

— В том, что те сразу готовы расплатиться валютой. А оправдает ли себя кредит — бабушка надвое сказала…

— Вот видите, — подвел итог дискуссии Теляшин, — Вы нам не верите. Так почему же мы должны за вас голосовать?

— Кончай базар! — закричали раздетые, — Мы вам верим, Михаил Петрович, и во всем на вас полагаемся. Подходите к нашему столу, посидим за чашкой чая.

Пантов поймал на себе насмешливый взгляд старого водника, который переиграл его и за которым осталось последнее слово. Он, Пантов, готов был бы ещё поспорить, но время его поджимало: сборщики подписей уже четверть часа ждали назначенной встречи. Да и Теляшин, как видно, не желал больше с ним разговаривать. Развернулся и пошел с площади, увлекая за собой товарищей.

Пантов оглянулся, выискивая за собой Вована. Тот стоял на подножке джипа и ожидал команды.

— Чаи, господа, будем с вами распивать после выборов. К сожалению, сегодня я с вами посидеть не смогу — ещё несколько встреч запланировано, — поклонился народу Пантов, — Но про угощение — не забыл.

Он демонстративно щелкнул пальцами и Вован вытащил из джипа ящик с водкой. Толпа заулюлюкала от радости. Пантов, не обнаружив возле себя начальника милиции, обрадовался и направился к машине.

Майор, понурив голову, вслед за группой Теляшина шел в сторону своего штаба — отделения милиции. Ему нужно было позаботиться об усилении вечерних нарядов. Наступающему вечеру предстояло стать незабываемым.

4

После вечернего заседания в думе, когда в очередной раз, невзирая ни на угрозы, ни на обещания губернатора открыть парламентариям дополнительное финансирование, большинство депутатов даже отказались выносить проект о приватизации водообъектов на голосование, Хоттабыч попросил Сердюкова задержаться и пройти с ним в кабинет.

Сердюков прекрасно понимал, на какую тему пойдет у него разговор со спикером. И когда вошел в апартаменты Хоттабыча и расположился в кресле, председатель думы кинул перед ним газету.

— Надеюсь уже ознакомился с репликой в свой адрес?

Сердюков отодвинул газету в сторону.

— Ну как же, читали. Всей семьей. Очень забавная заметка. И самое главное — очень правдивая. Ни убавить, ни прибавить.

Хоттабыч, недовольный ироничным тоном, насупился:

— Послушай, Виктор, я ведь тебя не в комнату смеха пригласил. Мы давно знаем друг друга, мне твоя судьба, как старого товарища, далеко небезразлична. Неужели у тебя с Пряхиной все так серьезно?

— Серьезней не бывает, Саша.

Хоттабыч забарабанил пальцами по столу.

— Ты сам-то из этой ситуации какой-нибудь выход видишь?

Сердюков пожал плечами:

— Какой здесь может быть выход? Сердцу, как говорят, не прикажешь…

— В наши-то с тобой годы, Витя, надо полагаться не на сердце, а на серое вещество в голове. Неужели сам не понимаешь, что выглядишь нелепым? Когда люди влюбляются в далеко не молодые годы они всегда выглядят смешными…

— Я так тоже раньше думал. А теперь совсем другого мнения. Некоторые люди, которые в глазах окружающих выглядят как старики, в действительности могут любить не меньше, а даже больше, чем молодые. А выглядят они нелепо со своей любовью только потому, что боятся показаться смешными в чьих-то глазах.

Сердюков хотел верить в свои слова, но неожиданно вспомнил, как совсем ещё недавно они вместе с Леночкой ехали в троллейбусе. Когда водитель неожиданно затормозил, Сердюков потерял равновесие и чуть было не упал на сидящую девушку. Она долго глядела в его лицо, а потом поднялась и вежливо предложила освободившееся место. Он был готов сгореть со стыда.

— А ты оказывается ещё и философ? — впервые за все время разговора грустно улыбнулся Хоттабыч, — Впрочем, мне, наверное, тебя не понять. Ты ведь почти на десять лет моложе. Скорее всего я превратился в старого брюзгу. Знаешь, что я понял? В пятьдесят ты начинаешь смертельно уставать от окружающего мира, а когда дело близится к пенсии, мир смертельно устает от тебя.