Парламент - Романов Сергей - Страница 19

— Миша, куда мы все время спешим? — поинтересовалась Эдита, когда они, измотанные и усталые, вернулись в гостиницу поздним вечером.

— В Ниццу, — ответил он и поцеловал её в шею. — Завтра утром берем в прокате машину и едем в Ниццу.

— Но мы и Париж толком-то не посмотрели! Здесь столько музеев, дворцов…

— В следующий раз. Кстати, Ницца — второй город после Парижа по количеству музеев. Конечно, музеи Матисса, Марка Шагала и изящных искусств Лувр не заменят, но, уверяю, ты останешься довольна.

— Боже мой, как я устала! Завтра с удовольствием целый день просидела бы на монмартрском холме, а придется ехать черт знает куда!

— Я тебя уверяю, что ты останешься довольна путешествием. А сейчас пойдем в ванну.

— Вместе?

— А что не поместимся? Это же не ванна, а целый бассейн!

Ей не хотелось в этот вечер заниматься любовью, но она все-таки подчинилась просьбе Пантова: сбросила с себя всю одежду в комнате и покорно отправилась в мини-бассейн. Но разве можно было от нее, так уставшей за день, требовать большего! Хватит и того, что она безропотно исполняла все желания своего любовника, но брать какую бы то ни было инициативу на себя отказывалась. А Пантов был неутомим. Откуда только силы брались для любовных утех у этого человека! Правда, после того, как все закончилась и она, закрыв глаза, отдыхала в горячей воде, ей показалось, что Пантов остался недоволен.

Раскинув руки по краям огромной джакузи, он молчал и дымил сигарой.

— Ты обижаешься на меня, милый? — она постаралась быть доброй и внимательной, — Но я, действительно, очень устала…

— Скажи, — не вынимая сигары изо рта, спросил Пантов, — Тебе приятнее было заниматься любовью с этим самым… Как его? Журналистом?

— Откуда такие выводы, Михаил?

— Я давно заметил, что ты можешь загораться только тогда, когда закрываешь глаза. Ты вместо меня представляешь его? Когда же ты лежишь с открытыми глазами — ты равнодушна ко всем моим ласкам…

Это было правда, и Эдита даже почувствовала, как слегка покраснела, хотя горячая вода, распарившая лицо и тело молодой женщины, помогла скрыть явную улику. Тем не менее она отвернулась от вопросительного взгляда Пантова и даже попробовала разыграть негодование по поводу нетактичных вопросов.

— Зачем ты меня оскорбляешь? Разве тебе мало того, что я согласилась с тобой поехать?

Пантов, казалось, не заметил её возмущения. Он лихо бросил окурок сигары в мусорную корзину, придвинулся ближе и обхватил руками её колени.

— Ты его любила?

Она всегда ожидала этого разговора. И давно решила, что когда он возникнет, она не станет лукавить и уходить от прямых вопросов в сторону.

— Мне кажется, что да.

— А сейчас?

— Я не знаю. — Ответила она и попыталась хоть немного оправдаться за свою откровенность, — Мы, как говорится, долго делили между собой радости и невзгоды. Иногда я бываю очень благодарна ему за то Разве тебе мало тогоРлллл Ррррр оооооооопп, что он вернул меня к жизни. Ведь мой первый брак закончился полной неудачей. Отец Фильки оказался проходимцем чистой воды и мне было стыдно даже нос высунуть из дома.

Пантова смутил чистосердечный ответ, и он не нашел ничего лучшего, как спросить:

— А разве журналист — не проходимец? Я слышал, что его турнули из органов за взяточничество…

— Это не правда! — глаза Эдиты загорелись возмущением. — Юрку просто подставили. Отец и я были в курсе всех этих дел.

— Кто подставил? — не скрывая злорадства, спросил Пантов.

— Торговцы фальсифицированной водкой. Агейко тогда возглавлял отдел по борьбе с экономическими преступлениями в области. Взяли с поличным одного подпольного дельца, у которого конфисковали несколько контейнеров с поддельной водкой. И ему решили отомстить. Кто-то вскрыл его машину, подбросил в ящик для перчаток сверток с довольно-таки внушительной суммой и сразу сообщили высокому начальству. Когда Юрка возвращался домой, его остановили, сделали досмотр автомобиля и обнаружили злополучный пакет. Расчет был тонкий. Но махинаторы просчитались, понадеявшись на то, что Агейко заглянет в бардачок, поинтересуется содержимым неизвестного свертка, и оставит на нем отпечатки пальцев. Тогда бы ему не миновать камеры.

— А Пинкертон не взял деньги в руки?

— По чистой случайности. Бог уберег. Но из милиции, к счастью врагов и недругов, ему пришлось уйти.

— А как же пострел в газету поспел? С такой-то репутацией?

— Не ерничай, Михаил. С первого дня работы в органах он вел в областной газете колонку о разоблачениях махинаторов. У него были прекрасные отношение с редактором, который, кстати, тоже нажил себе не мало неприятностей. Ему сразу же и предложили поменять погоны на перо. И Агейко согласился.

— Лучше бы он работал в милиции, — легко оттолкнув от себя колени Эдиты и размышляя о чем-то своем, сказал Пантов.

Он на мгновение забыл, что находится в ванне с привлекательной женщиной и подумал о том, что контролировать шаги Агейко-милиционера с помощью полковника Махини, ему было бы куда легче, чем держать в узде независимого журналиста. Он, Пантов, в последнее время как никто другой догадывался, что Агейко известен каждый его шаг и, возможно, он уже кое-что разнюхал о деятельности депутата вне парламентского зала. Конечно, писаке, вряд ли удастся прижать Пантова к ногтю. Во-первых, он, как народный избранник, пользовался депутатской неприкосновенностью и знал, что если какой-то неблаговидный поступок всплывет наружу, то коллеги не посмеют сдать его в руки правосудия. Во-вторых, депутатское звание давало ему право крутиться в самых высокопоставленных инстанциях, где за последнее время он не только обрел множество друзей и своих покровителей, которые по первому зову заступятся за него, но и сам для многих чиновников стал другом и покровителем.

И тем не менее постоянные укусы журналиста выводили Пантова из себя. Не было месяца, чтобы в газете не появилось о нем какой-нибудь гадостной заметки. А в последней статье бывший милиционер выплеснул на него такой ушат грязи, что депутатский рейтинг Пантова заметно пошатнулся. И это накануне новых выборов!

Но и Пантов не отказывался от драки и не собирался прятать кулаки в карман. Это ещё надо посмотреть, чья возьмет!

Он с гордостью победителя посмотрел на Эдиту — возлюбленную журналиста, которая, закрыв глаза и, казалось, ни о чем не думая, теперь нежилась в ванне с ним, Пантовым. Такая нагая и услужливая. Он нисколько не сомневался, что склонив дочь спикера на свою сторону и теперь выбрасывая на её прихоти и желания кучу денег, он не только нанес сокрушительный удар журналисту Агейко, но и вскоре сможет оказывать кое-какое влияние на действия председателя парламента. Ведь отец — не враг родной дочери. И если, Бог даст, и в результате новых выборов он, как и спикер, снова добьется признания своих избирателей, то Хоттабыч обязательно запляшет под его дудку и сам вынесет вопрос о приватизации водообъектов на заседание думы.

Он, Пантов, нисколько не сомневался в том, что даже сейчас, в ванне, если он предложит Эдите свою руку и сердце, она не откажется. Но он решил не поддаваться спешке. Всему свое время. Тем более, упрекая дочь спикера в том, что при занятии с ним любовью она вспоминает образ Агейко, и он обманывал сам себя и лукавил. Потому что обладал не ей, Эдитой, а черноглазой, совсем ещё юной, но полной энергии, Светкой Марутаевой.

Ранним утром темно-зеленая «Рено-Лагуна» несла их к среднеземноморскому побережью. Эдита, опустив спинку кресла, спала, а он, радуясь глади французского авторута, выжимал из машины все, на что она способна. В обед они уже были в Каннах, а ещё через полчаса въехали в Ниццу.

— Между прочим, — сказал Пантов, когда Эдита, проспав всю дорогу, подняла сиденье и вертела по сторонам головой, — этот город полностью построен на русские деньги.

— Ну уж! — не поверила женщина и с сарказмом заметила, — Не новых ли русских?

— Я не шучу. — Пантов хорошо помнил рассказ экскурсовода, когда несколько лет назад посетил Ниццу первый раз на экскурсионном автобусе, — Когда в середине прошлого века турки, англичане и французы общими усилиями разбомбили главный российский курорт Крым и перед нашими предками встал вопрос, куда им теперь ехать и где отдыхать, то они выбрали тихую прибрежную деревеньку под названием Ницца. Совершенно дикое место без каких бы то ни было следов цивилизации. Одни лишь развалины древнеримской крепости. Но солнце здесь, как и в Крыму светило триста десять дней в году, температура зимой и летом не поднималась и не опускалась ниже 15-25 градусов, природа была дивная, поэтому вскоре здесь было не протолкнуться от строящих свои дворцы русских графов и князей. Между прочим, тайный двоеженец император Александр Ш держал в Ницце вторую жену…