Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - Негри Антонио - Страница 75

Все, буду прощаться. Не забудь сообщить мне, в какую тюрьму вас отправят. Для того чтобы, когда мы доберемся до Испании...

Нет, не думай, что адрес тюрьмы мне нужен для того, чтобы освободить вас, наоборот, мы придем проверить, надежно ли вы заперты, потому что все вы — безумцы. Подумать только, открыть «Агуаска-льентес» в Мадриде... Не хватало только, чтобы вы додумались до создания в тюрьме автономного муниципалитета.

И еще — сигареты мы передать вам не сможем. Но лепешки и посоль — без проблем.

Ладно. Привет, и если речь о царствовании — пусть царит сопротивление.

Из гор юго-востока Мексики,

Субкоманданте Маркое Мексика, октябрь 2002 г.

P.S. Эва спрашивает, есть ли в Испанском Государстве (представь себе, так и сказала) видеомагнитофоны, потому что она хочет взять с собой свою коллекцию фильмов о Педро Инфанте. Я сказал ей, что есть, но там — другая система. Она удивлена: «А разве там не неолиберальное правительство?». Я не ответил ей, но спрашиваю себя: «Команданта Эва: как мне быть?»

P.P.S.

Не думай, что я не знаю, что в «Агуаскальентес» прибудут сопротивляющиеся из Италии, Франции, Греции, Швейцарии, Германии, Дании, Швеции, Англии, Ирландии, Португалии, Бельгии, Голландии и т.д. Передай им всем привет и скажи, что если они будут плохо себя вести, мы их тоже... тоже вторгнемся. Будем глобализировать цвелую лепешку и прогорклый посоль. И посмотрим, как в географической прогрессии начнет расти число глобалофобов.

Еще раз привет.

Супа, который тренируется перед плаванием, рвет цвелым ореховым шоколадом, брошенным Оливио

Тони Негри

НАСТУПАЕТ ЛИ КОНЧИНА ГОСУДАРСТВА-НАЦИИ. «ИМПЕРИЯ» КАК ВЫСШАЯ СТАДИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА

Перевод Монд Дипломатик

Две базовые идеи лежат в основании книги «Империя», которую я написал совместно с Майклом Хардом в промежуток времени между войнами в Персидском заливе и в Косово. Первая заключается в том, что не может быть глобального рынка (того, о котором говорят после падения Берлинской стены, то есть выступающего не только в качестве примера для подражания в области макроэкономики, но и в качестве политической категории) без соответствующей формы юридического правопорядка и что таковой правовой порядок не может существовать без власти, которая гарантировала бы его дееспособность, действенность, эффективность. Вторая мысль заключается в том, что правовой порядок глобального рынка (который мы называем «имперским») обозначает не просто новое лицо верховной власти, на построение которой он направлен: он отмечает также появление новых жизнеспособных сил неподчинения в производственной сфере и в области классовой борьбы.

Надо быть сумасшедшим, чтобы отрицать существование в настоящий момент глобального рынка. Достаточно пройтись по сайтам Интернета, чтобы убедиться в наличии глобального измерения рынка, каковое являет собою не только единичный опыт, порожденный экономическим сознанием, или же горизонт, открывшийся после долгих блужданий воображения (как поведал нам Фернанд Бродель по поводу окончания эпохи Возрождения), а вполне реально ныне существующую организацию. Более того, новый порядок.

С политической точки зрения всемирный рынок объединяется вокруг того, что во все времена представлялось в виде признаков суверенитета: полномочий в военной области, в сфере кредитно-финансовой, информационной, культурной и даже языковой политики. Полномочия в военной области обеспечиваются обладанием одной-единственной властью всего арсенала вооружений, вплоть до ядерного; полномочия в сфере кредитно-финансовой политики обеспечиваются существованием одной господствующей денежной единицы, которой подчинен весь мир финансов во всём его разнообразии; полномочия в информационно-культурной сфере выражаются через победное шествие единообразной модели культуры и даже, со временем, единого всеобщего языка. Эта конструкция наднациональна, всемирна, тотальна. Мы назвали её «Империей».

Здесь необходимо ещё установить различие между описываемой нами «имперской» формой правления и тем, что веками называлось «империализмом». Под этим термином мы понимаем экспансию того или иного государства-нации за пределами своих границ, создание колониальных отношений (зачастую скрываемых за ширмой модернизации) в ущерб народам, прежде чуждым евроцентристским процессам капиталистической цивилизации. Мы также понимаем под этим агрессивность, проявляемую сильными нациями в отношении наций бедных в государственной, военной, экономической, культурной и даже расовой областях.

На нынешней же фазе «имперского» развития мира империализма в выше описанном понимании больше нет. Если он ещё и сохраняется, то лишь в виде явления, в рамках которого его ценности и полномочия переходят на уровень «Империи». Точно так же нет более и государства-нации: от него ускользают три существеннейших характерных признака суверенитета — полномочия в области обороны, политики и культуры, каковые поглощаются и заменяются центральной властью «Империи». Почему мы называем «Империей» (настаивая на новизне юридической формулировки, которую предполагает этот термин) то, что можно было бы просто рассматривать как американский империализм в эпоху, последовавшую за падением Берлинской стены? На данный вопрос наш ответ ясен: вопреки утверждениям некоторых приверженцев национализма, «Империя» эта не американская. Кстати, за всю свою историю США были в значительно меньшей степени империалистами, нежели англичане, французы, русские или же голландцы. Нет, «Империя» эта просто капиталистическая: это порядок «коллективного капитала», то есть той силы, которая победила в гражданской войне XX века.

Бороться с «Империей» во имя государства-нации — значит проявлять полнейшее непонимание реалий наднационального управления, его имперского облика и классовой природы: такая борьба относится к области мистификации. В «Империи», созданной «коллективным капиталом», участвуют как представители американского капитала, так и их европейские коллеги, а также те, кто сколачивает своё состояние на коррупции в России, наряду с капиталистами арабского мира, Азии или Африки, которые могут позволить себе направить своих детей на учёбу в Гарвард и помещать деньги на Уолл-стрит.

Конечно же, руководство Соединенных Штатов не отказалось бы взять на себя ответственность за имперское правление. Тем не менее мы с Майклом Хардом полагаем, что такое суждение нуждается в уточнении. Отныне образование элиты американского общества само уже в широкой степени зависит от многонациональной структуры власти. «Монархическая» власть американского президентского строя подвержена влиянию «аристократической» власти крупных финансовых и производственных транснациональных корпораций. Одновременно она должна учитывать давление, оказываемое бедными нациями и организациями трудящихся с их ораторскими функциями, то есть считаться с «демократической» властью представителей эксплуатируемых слоев населения и лишенцев.

В результате снова становится актуальной определение имперской власти «по Полибию»[107], которое обеспечит экспансию конституции США, позволяющую ей развить во всемирном масштабе многообразие управленческих функций и вовлечь в свою собственную динамику процесс построения всемирного общественного пространства. Знаменитый «конец истории» как раз и состоит в достижении этого равновесия между королевскими, аристократическими и демократическими полномочиями, установленными в конституции США и имперски распространенными на всемирный рынок.

В действительности добрая доля претензий на господство со стороны «Империи» полностью иллюзорна. Тем не менее это не мешает ее правовому, политическому и суверенному порядку быть, возможно, куда более эффективным и, конечно же, более тоталитарным по сравнению со всеми предшествовавшими формами правления. Так как он постепенно укореняется во всех регионах мира, используя экономико-финансовую унификацию мира в качестве властного инструмента имперского строя. Более того: он усиливает свой контроль за всеми сторонами жизни. И поэтому мы настаиваем на новом, «биополитическом» качестве имперской власти, появившемся вместе с характеризующим его явлением, а именно с переходом от организации труда «по Форду» к постфордистской организации, переходом от промышленного способа производства к более обширным формам создания прибавочной стоимости (и эксплуатации): формам социальным и нематериальным, формам, охватывающим жизнь в ее интеллектуальных и эмоциональных проявлениях, во времени воспроизводства, миграционных потоках обездоленных, кочующих по континентам планеты... «Империя» строит биополитический порядок, так как сам процесс производства стал биополитическим.