Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - Негри Антонио - Страница 45

Радикалы, вообще отказывающиеся рассматривать вопрос о равенстве в отрыве от проблемы роста, лишний раз демонстрируют, что «социализм» для них — это не что иное, как продолжение капитализма несколько иными средствами: распространением ценностей среднего класса, его образом жизни и социальными представлениями (которые, кстати сказать, у лучших представителей этого класса уже начинают меняться под нажимом их же собственных дочерей и сыновей).

Сегодня недостаток реализма уже более не сводится к рассуждениям о всеобщем процветании путем изменения направления экономического развития и косметических изменений образа жизни. Недостаток реализма заключается в представлении о том, что будто экономический рост способен автоматически обеспечить человечеству всеобщее процветание, ибо на сегодняшний день это еще возможно.

Политическая экономия как самостоятельная дисциплина неприменима ни к семействам, ни к небольшим общинам, слишком малочисленным для того, чтобы в них могли возникнуть пресловутое разделение труда между их членами, обмен товарами (или их продажа) и предоставление взаимных услуг. Политическая экономия начинается только там, где прекращается свободный совместный труд и взаимный обмен. Она начинается с социально обусловленного производства, то есть производства, основанного на социальном разделении труда и регулируемого механизмами, внешними по отношению к воле и сознанию индивидуумов, то есть рыночными процессами или централизованным планированием (или, наконец, и тем и другим).

«Человек экономический» (homo economicus), то есть некий абстрактный человек, на действиях которого построены все расчеты экономистов, обладает уникальным качеством: он не потребляет ничего из того, что производит, и не производит ничего из того, что потребляет. Следовательно, перед таким человеком никогда не возникают проблемы качества, пользы, вреда, красоты, счастья, свободы и морали; он озабочен лишь процессами обмена ценностей и товаров, количественными показателями и балансами доходов.

Экономисты не дают себе труда принять во внимание мысли, чувства и желания обычных людей; их интересуют лишь те материальные процессы, которые, независимо от своей воли, влечет за собой деятельность человека в любых ее формах в (социально обусловленном) контексте сокращения природных ресурсов.

В экономическом моделировании невозможно выделить хоть какое-то подобие этической составляющей. Маркс был одним из первых, кто понял это. Выбор, сделанный им, с известной долей схематизма можно выразить так:

—либо индивидуумы сумеют объединиться и во имя радикальной перестройки экономического процесса согласно своей коллективной воле и заменить социально обусловленное разделение труда добровольным сотрудничеством производителей, связанных друг с другом (кооперация);

—либо они останутся разделенными и разобщенными, и в этом случае интересы экономического процесса будут преобладать над целями и интересами отдельных людей, и рано или поздно централизованное государство, руководствуясь интересами целесообразности, принудит их к совместному труду силой, когда люди будут вынуждены трудиться уже не на себя. Выбор очевиден: «социализм или варварство».

Экологи находятся в таком же отношении к экономистам, в каком сами экономисты к добровольной кооперации, регулирующей всю хозяйственную жизнь семьи или небольшой общины. Экология как самостоятельная дисциплина априорно неприменима к тем сообществам или общностям людей, способы производства и производственные отношения которых не оказывают продолжительного негативного влияния на окружающую среду. Природные ресурсы кажутся неисчерпаемыми, влияние человеческого фактора на природу — ничтожным. В идеальном случае охрана природы как одно из непременных условий здоровой жизни базируется на неписаных законах мудрости, законах, признаваемых всеми.

Экология не выделялась в особую научную дисциплину до тех пор, пока экономическое развитие не разрушило или во всяком случае не нанесло окружающей среде серьезного ущерба. На этом пути она стремится достичь разумного компромисса между потерями и направлением экономической деятельности или, по крайней мере, внести в нее существенные коррективы. Экология занимается в первую очередь вопросами внешних ограничений экономической деятельности — теми самыми, с которыми экономика должна считаться, чтобы избежать негативных эффектов, идущих вразрез с ее же собственными целями и интересами.

Подобно тому, как экономика учитывает внешние ограничения, создаваемые действиями отдельных индивидуумов, когда на основе их возникают некие нежелательные коллективные результаты, экология учитывает внешние ограничения, которые влечет за собой экономическая деятельность, вызывая негативные изменения окружающей среды, которые сводят на нет все рассуждения о прибыли и т.п.

Точно так же, как экономика относится к сфере деятельности, выходящей за рамки взаимного согласия и добровольного сотрудничества, так и экология обращается к сфере, лежащей за рамками экономической деятельности и расчетов, но исключая последние, однако это не дает оснований говорить, будто экология — дисциплина более рациональная, чем экономика, но относится к той же сфере. Рациональность экологии — явление иного порядка: она показывает нам, что эффективность экономической деятельности носит весьма ограниченный характер и что в основе ее лежат некие внеэкономические факторы. Она, в частности, позволяет нам понять, что стремление экономики преодолеть относительные сбои порождает — за некой определенной гранью — сбои абсолютные и непреодолимые. Доходы оборачиваются убытками, производство разрушает и губит больше ценностей, чем производит. Столь пагубные явления имеют место, когда экономическая деятельность нарушает хрупкий баланс основных экологических циклов и/или уничтожает природные ресурсы, не подлежащие восстановлению.

Сталкиваясь с ситуациями такого типа, экономическая система в прошлом неизменно реагировала на них дополнительным увеличением производства; таким наращиванием выпуска продукции она стремилась компенсировать временный перебой. При этом не учитывалось, что подобные действия неизбежно усугубляют ситуацию; что за некой гранью меры, направленные на увеличение потока автомобилей, повлекут за собой увеличение «пробок»; что увеличение приема лекарств ведет к росту заболеваемости, поскольку заменяет устранение причин болезни снятием ее симптомов; что повышение потребления энергии вызывает новые формы загрязнения среды, уже выходящие из-под контроля и влекущие за собой новый скачок потребления энергии, рост загрязнения и т.д., и т.п.

Чтобы осознать «непродуктивность» таких действий, необходимо поставить вопрос о рациональности самой экономики. Именно это и делает экология: она показывает нам, что средства преодоления всевозможных сбоев и болезней, кризисов и тупиков индустриальной цивилизации следует искать не в наращивании выпуска продукции, а наоборот, в ограничении и сокращении материального производства. Она наглядно демонстрирует, что куда эффективнее и «продуктивнее» сохранять природные ресурсы, чем варварски расходовать их, выгоднее подчиняться природным циклам, чем пытаться нарушить их.

И тем не менее у экологии тоже нет никакой этической составляющей. Одним из первых, кто понял это, был Иван Иллич. Альтернативы, которые он открыл для себя, с некоторым упрощением можно сформулировать следующим образом:

—либо мы согласимся наложить известные ограничения на развитие техники и индустриальное производство, чтобы сберечь природные ресурсы, сохранить экологический баланс, необходимый для жизни на нашей планете, и будем активнее содействовать развитию самостоятельности на уровне общин и отдельных индивидуумов (а это — главное условие выживания);

—либо все ограничения, необходимые для поддержания жизни, будут определены и спланированы на централизованном уровне инженерами-экологами, и оценка уровней производства, оптимальных с экологической точки зрения, будет поручена централизованным организациям и технологическим структурам (это — технофашистский вариант, путь, по которому мы уже почти начали двигаться).