После капитализма. Будущее западной цивилизации - Фрумкин Константин Григорьевич - Страница 1

Константин Фрумкин

После капитализма. Будущее западной цивилизации

Часть 1. Что значит быть «мировым лидером» и кто им станет

«Национальный проект» для России

Примерно с начала этого века российские публицисты и политологи ведут дискуссию о необходимости отыскания для России «национального проекта». Это понятие, по-видимому, должно играть роль модернизированного заменителя устаревшего и приевшегося понятия «национальная идея», но его функции должны быть примерно теми же. Вокруг «национального проекта» сплачивается нация, он ложится в основу государственной идеологии, он оказывается стержнем всех усилий власти, и, наконец, в качестве своеобразного «бренда» страны он подчеркивает ее специфическую роль в мире и отличие от других государств. Последняя функция имела для авторов массмедиа особенно большое значение хотя бы потому, что многие участники дискуссии являются специалистами по рекламе и пиару и «национальный проект» стоит в их сознании в одном ряду с такими понятиями, как «товарный знак», «логотип», «слоган», «рекламная концепция» и т. п. Свой национальный проект должен в качестве бренда выделить Россию, как марки известных фирм выделяют выложенные на прилавки товары.

Правда, в 2005 году российская власть испортила всю дискуссию, назвав «национальными проектами» несколько пошлых социальных программ вроде программы развития здравоохранения. Но, хотя понятие было испорчено, смысл дискуссии от этого не изменился.

В ходе газетно-журнально-интернетной полемики неоднократно с ностальгическими нотками вспоминалось наше «славное прошлое». Коммунизм – вот это был национальный проект! Или, скажем, фашизм– при всех недостатках и оговорках, но все же – национальный проект! Какие амбициозные задачи, какая оригинальная идеология, какая яркая символика, какая проявленная нацией энергия и, в конце концов, какой бренд!

Конечно, трудно принудить нацию к работе над проектом, сочиненным газетными витиями, но, с другой стороны, задача пишущей братии не столько давать «указания», сколько отыскивать имя для тех тенденций, которые и без того идут. Когда слово найдено, то процессы, шедшие подспудно, выходят наружу, как бы перетекают из сферы коллективного бессознательного в коллективное (и даже массовое) сознание и, будучи осознанными, могут даже ускориться, а на уровне правительственных решений – обрести некоторую целенаправленность.

Так что усилия политологов и пиарщиков нельзя назвать совсем уж бессмысленными – проблема лишь в том, что Проект (с большой буквы, а вовсе не «развитие здравоохранения») не ищется. Даже имя для происходящего вокруг нас – и то не отыскивается.

Конечно, на это можно заметить, что не вечно же государству находиться в состоянии исторического расцвета. Россия уже успела получить ту мировую славу, о какой многие другие страны не могли и мечтать. И русское искусство, и литература, и наши военные победы, и политическое влияние – все это в свое время получило мировое признание. На древних стенах многих восточных ханств были водружены русские стяги, и половина Европы контролировалась российскими сателлитами, и уже в XIX веке западные стратеги начали задумываться, не будет ли Европа захвачена Россией; затем, после революции, 70 лет весь мир смотрел на Россию то с восхищением, то с отвращением, причем из этих 70 последние 40 лет вся мировая политика сводилась к вопросу: «За Россию или против?».

Впрочем, даже вся эта бывшая у нас слава – разве это было нашим «национальным проектом»? Точнее говоря, разве этот проект был «национальным»? Разве одна только русская история породила события, которые мы теперь называем революцией и социализмом?

Тут кроется важное обстоятельство, во многом объясняющее, почему «ищут писатели, ищут политики, и политологи, и аналитики», почему все они с лупой и телескопом разглядывают все происходящее с Россией, а национального проекта найти не могут.

Проблема в том, что нашумевшие на весь мир «проекты» по большому счету не были национальными. Мировой резонанс может получить только событие, являющееся функцией от мировой истории. И революция, и социализм, которые часто поминаются как примеры закончившегося, но достойного подражания проекта, не были в полном смысле слова проектом национальным.

Революция 1917 года в России лишь продолжила серию революций, охватившую весь мир – социалистическая революция в России стала результатом обстоятельств отнюдь не одной только русской истории. В ней, кроме прочего, можно видеть еще и действие мирового социалистического движения, понимаемого не только как совокупность социалистических организаций, но и как всемирную моду на социализм. Нет никакого сомнения, что социалистическое движение зародилось не в России и развивалось силами не одной только России. Российская общественная мысль конца XIX– начала XX века подчинила себя социализму одновременно и вместе с общественной мыслью многих других стран. При этом российское социалистическое движение развивалось частично просто параллельно зарубежному, а частично будучи порождаемо и стимулируемо зарубежными влияниями. Российский социализм– движение, взявшее себе в кумиры немецких мыслителей, породившее Коминтерн и воспринимавшее себя как элемент мировой революции, – нельзя назвать в полном смысле слова «национальным проектом».

Впрочем, все размышления о мировом социализме, равно как и о классовых противоречиях внутри России или об эсхатологических корнях революции в народном мышлении, совершенно бессмысленны, если закрывать глаза на тот, казалось бы, совершенно очевидный, но удивительно часто игнорируемый факт, что вторая русская революция стала прямым следствием и непосредственным продолжением грандиозного события, определившего облик и Европы, и мира – мировой войны.

Русская революция произошла потому и только потому, что русская государственность, русская экономика и вообще народные силы, народное терпение были подорваны четырьмя годами войны. Брожение в армии, разруха в промышленности и на транспорте, всеобщее желание мира, подрыв авторитета власти как проигрывающей войну, отсутствие в столице надежных войск– каждый из этих факторов был порожден одной и той же причиной – войной.

Порождение войны

Движущей силой Октябрьской революции была солдатская масса; революция с самого начала имела мощную вооруженную организацию, легко преодолевающую начальное сопротивление власти именно потому, что многие миллионы граждан были мобилизованы, вооружены и превращены в солдат. Субстратом переворота были перешедшие на сторону революции воинские части, а также тысячи вооруженных солдат, дезертировавших с фронта. Ключевым моментом в крушении монархии стало поведение генералов Ставки Верховного Главнокомандующего, чего, разумеется, не могло бы быть, если бы не было войны и царь не находился бы на фронте, в заложниках у собственного генералитета. Большевики получали денежную помощь от немцев, а ключевым пунктом их предреволюционной программы было заключение мира, так что многие после этого говорили, что упорное желание Временного правительства продолжать войну стало главной и роковой причиной октябрьского переворота. Революцию произвели солдаты мировой войны, мобилизованные и вооруженные благодаря мировой войне, под влиянием бедствий, вызванных мировой войной, через заполнение вакуума власти, образовавшегося из-за мировой войны.

Но в России война не только породила революцию – она предопределила облик всей постреволюционной реальности. Гражданская война, которая последовала сразу после революции, велась в таких масштабах и с такой жестокостью прежде всего потому, что страна располагала военными структурами и запасами, созданными для ведения мировой войны, и, кроме того, потому, что имелись миллионы людей, которые предварительно несколько лет учились на фронтах мировой войны воевать, убивать и относиться к человеческой жизни с презрением.