Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Листая календарь летящих будней…

Губерман Игорь Миронович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Листая календарь летящих будней… - Губерман Игорь Миронович - Страница 38

Изменить размер шрифта:

* * *

Когда б достало мне отваги

сказать мораль на все века,

сказал бы я: продажа шпаги

немедля тупит сталь клинка.

* * *

Веря в расцвет человеческой участи,

мы себе искренне врали,

узкие просеки в нашей дремучести —

это круги и спирали.

* * *

Давно томят меня туманные

соображения о том,

что все иллюзии гуманные

смешными кажутся потом.

* * *

Звуков симфония, зарево красок,

тысячи жестов ласкательных —

у одиночества множество масок,

часто весьма привлекательных.

* * *

От жизни утробной до жизни загробной

обидно плестись по судьбе низкопробной.

* * *

Природы пышное убранство

свидетельствует непреложно,

что наше мелкое засранство

ей безразлично и ничтожно.

* * *

Страх бывает овечий и волчий:

овцы блеют и жмутся гуртом,

волчий страх переносится молча

и становится злобой потом.

* * *

Прекрасна образованная зрелость,

однако же по прихоти небес

невежество, фантазия и смелость

родили много более чудес.

* * *

Сценарист, режиссёр и диспетчер,

Бог жестокого полон азарта,

и лишь выдохшись жизни под вечер,

мы свободны, как битая карта.

* * *

При Творце с его замашками,

как бы милостив Он ни был,

мир однажды вверх тормашками

всё равно взлетит на небо.

* * *

Одни летят Венеру посмотреть,

другие завтра с истиной сольются…

На игры наши молча смотрит смерть

и прочие летающие блюдца.

* * *

Чувствую угрюмое томление,

глядя, как устроен белый свет:

ведь и мы – природное явление:

чуть помельтешили – и привет.

* * *

Мне любезен и близок порядок,

чередующий пламя и лёд:

у души за подъёмом – упадок,

за последним упадком – полёт.

* * *

Киснет вялое жизни течение —

смесь докуки, привычки и долга,

но и смерть – не ахти приключение,

ибо это всерьёз и надолго.

* * *

В череде огорчений и радостей

дни земные ничуть не постылы,

только вид человеческих слабостей

отнимает последние силы.

* * *

В духе есть соединённости,

неразрывные в их парности —

как весёлость одарённости

и уныние бездарности.

* * *

Крупного не жажду ничего,

я земное мелкое творение,

из явлений духа моего

мне всего милей пищеварение.

* * *

Так он мыслить умел глубоко,

что от мудрой его правоты

кисло в женской груди молоко

и бумажные вяли цветы.

* * *

Умом хотя совсем не Соломоны,

однако же нисколько не калеки,

балбесы, обормоты, охламоны —

отменные бывают человеки.

* * *

Шалопай, вертопрах и повеса,

когда в игры уже отыграли,

для утехи душевного беса

учат юных уму и морали.

* * *

Битвы и баталии мои

спутаны концами и началами,

самые жестокие бои

были у меня с однополчанами.

* * *

Клопы, тараканы и блохи —

да будет их роль не забыта —

свидетели нашей эпохи,

участники нашего быта.

* * *

Такой останется до смерти

натура дикая моя,

на симфоническом концерте —

и то, бывало, пукал я.

* * *

Рука фортуны загребает

из неизведанных глубин,

и в оголтелом разъебае

вдруг объявляется раввин.

* * *

Увы, но все учителя,

чуть оказавшись возле кассы,

выкидывают фортеля

и сотворяют выкрутасы.

* * *

Жар любви сменить морозами

норовит любой народ:

обосрёт, засыпет розами,

а потом – наоборот.

* * *

Усердия смешная добродетель

поскольку мне природой не дана,

то я весьма поверхностный свидетель

эпохи процветания говна.