Зомбированный город - Самаров Сергей Васильевич - Страница 5

— Вы сейчас спокойны. Вы расслаблены. Вы прекрасно себя чувствуете. Все ваше беспокойство куда-то ушло. И вы отчетливо помните, откуда оно взялось. Вы все хорошо помните. Вы помните, когда в первый раз оно пришло к вам. Когда?

— Когда я сделал это… Я совсем забыл, что сделал это, а беспокойство осталось. Я не знаю, зачем я это сделал. Мне кто-то приказал так, что я не мог отказаться. Мне приказали, и я убил ее. И совсем про это забыл…

Артист вдруг замолчал и сжал губы.

— Кого вы убили? — спросил профессор. — Кто приказал вам?..

— Что ты суешься не в свое дело… Еще один вопрос, и он умрет! — вдруг ответил хорошо знакомый профессору голос.

Уста артиста говорили чужим голосом. Может быть, он был хорошим артистом — этого Игорь Илларионович не знал. Но имитатором он точно был талантливым. И голос повторил так, что профессор узнал его без всякого труда. Голос этот характерный, густой и властный. С таким голосом хорошо бы диктором на радио работать. Любой Левитан позавидовал бы.

— Я сейчас досчитаю до пяти, и вы проснетесь… — резко пошел на попятную Игорь Илларионович. Он не хотел смерти постороннего человека в своем кабинете. И был уверен, что при следующем вопросе артист умрет, и потому предпочел прекратить сеанс.

— Один… Вы спокойны… У вас хорошая и крепкая нервная система. Два… Вы спокойны, и нет причин, которые мешали бы вам хорошо себя чувствовать… Три… Сейчас вы проснетесь. Мы будем пить чай. И вас ни разу за весь вечер не посетит беспокойство. Четыре… Просыпайтесь… Пять… Все хорошо. Садитесь…

Профессор вернулся на свое место и расстегнул полковничий китель. В последнее время он стал сильно и резко поправляться, и китель уже давил на живот, особенно когда сядешь — того и гляди, пуговицы «с мясом» оторвутся. Но и в расстегнутом кителе Игорю Илларионовичу было трудно дышать. Артист сидел по другую сторону стола и ждал, что скажет профессор. Но долгого молчания не выдержал.

— Я долго был это… «в отключке»?

— Нет. Не долго. Что же, молодой человек… Могу дать вам несколько советов, не объясняя сути. Возможно, мои советы покажутся вам странными, тем не менее это единственное, чем я могу вам помочь. Во-первых, не включайте телевизор. Никогда не сидите перед ним. А еще лучше… Да, это будет, думаю, лучше всего… Есть у вас возможность хотя бы месяц пожить где-то в другом месте? Скажем, за городом. Если есть такая возможность, сегодня же уезжайте. Сразу, как выйдете от меня. Зайдите домой только для того, чтобы забрать необходимые вещи, документы, деньги. И уезжайте. Хотя бы на месяц. У вас есть такая возможность?

— У меня домик в деревне. Не совсем под Москвой, но все же. Можно на электричке ездить. Только я не понимаю, чем это поможет. Мысли-то мои со мной…

— Вы многого не понимаете. Две минуты назад вы были на волосок от смерти. В деревне, на свежем воздухе… И, главное, без телевизора… Вы можете прийти в себя… Не гарантирую, но это может помочь. И не отвечайте на звонки, если они идут с незнакомого номера. И вообще все разговоры ведите предельно коротко. Просто сообщите собеседнику, если не имеете возможности не отвечать ему, что сейчас заняты и сами перезвоните позже. Но не перезванивайте. Минимум общения через сотовую связь. Попробуйте использовать стационарную, хотя сейчас большинство людей от стационарных телефонов отвыкли. Когда будете по необходимости в город приезжать… Вы же работаете… По улице идете, смотрите себе под ноги. Не глазейте по сторонам. Избегайте встречаться с кем-то взглядом, не рассматривайте рекламу. Просто погрузитесь в свои размышления. Если беспокойство не будет проходить, снова приезжайте ко мне. Через неделю… Примерно в это же время. Я буду свободен. Можете уже без Бориса. Мы вместе подумаем и что-нибудь придумаем. Адрес запомнили?

— Нетрудно запомнить. Дом Манукова[8]…

— Хорошо. Буду ждать. Если все будет нормально и встреча не понадобится, просто позвоните мне, — полковник протянул артисту свою визитную карточку с номером сотового телефона.

Игорь Владимирович встал.

— А вообще, Игорь Илларионович, можете сказать, что со мной случилось?

Профессор помедлил с ответом, но все же дал его.

— Я затрудняюсь назвать это правильно, по-научному. Если не по-научному, если по-народному, то вы просто «зомбированы», или, что сейчас тоже часто применяется, «закодированы». Я не берусь сразу определить, каким образом и с помощью чего это сделано. Может быть, через телевизор, может быть, через Интернет, может быть, через сотовый телефон, может, просто вам в квартиру «рамку» установили. Есть такие антенны-трансляторы, называются «рамками». Правильно ваш знакомый советовал вам съездить в Лавру на сеанс экзорцизма. Он был недалек от истины, хотя и не полностью прав. И я не уверен, что экзорцист сможет вам помочь. Я бы, если говорить грубо, сказал, что с вами произошел инфернальный случай. Только произошел он по вине не сатаны, а людей. И хорошо, что вы не все помните, что делали. Иначе вам бы жилось гораздо труднее. Поезжайте в деревню. Восстановитесь…

После сорокаминутного чаепития с тортом и после ухода гостей, которых пошла проводить до станции метро Алина, Игорь Илларионович сел за свой рабочий стол и обхватил руками голову. Ему было над чем подумать. Хотя началась головная боль, мешавшая думать. Во-первых, тот голос, которым неожиданно заговорил Игорь Владимирович. Связь просматривалась очевидная. Это голос Арсена Эмильевича Торсисяна, сослуживца профессора Страхова и тоже профессора, руководителя соседней лаборатории. Правда, лаборатория профессора Страхова называется научно-изыскательской, а лаборатория профессора Торсисяна — научно-практической. Разница понятна. Торсисян пользовался тем, что нарабатывал Страхов. Но соваться в дела Торсисяна Игорь Илларионович не собирался. У него не было намерения оставлять свою дочь сиротой.

Второй вопрос касался Бориса, друга Алины. Откуда этот полуграмотный, вертлявый и суетливый журналистишка что-то знает о работе Игоря Илларионовича? Во время чаепития он трижды пытался завести разговор о делах Страхова, и каждый раз делал акцент на том, что привел профессору клиента, которому никто другой помочь не сможет. И это было так. Борис говорил правду. В стране нет больше специалистов, обладающих необходимыми знаниями, которые способны были бы помочь человеку в большей степени, чем полковник Страхов. Более того, даже в мире таких специалистов можно было пересчитать по пальцам одной руки. Именно потому его книга была так хорошо воспринята в Китае, гораздо с большим интересом, чем в России, где вышла минимальным тиражом на очень плохой бумаге. А теперь с китайского на английский книгу переводят американцы, на французский с китайского переводят французы, на немецкий тоже с китайского — немцы. Правда, венесуэльцы переводят с русского на испанский. Но это скорее исключение из правил. И потому профессор Страхов специально для венесуэльского издания написал новое предисловие. А переводчики на другие языки часто звонят Игорю Илларионовичу, желая выяснить вопросы, которые не очень им понятны при изложении иероглифами. Иероглифы допускают много вольных трактовок, а переводчики желали точности. Приходилось отвечать, часто даже письменно через Интернет. При этом несколько раз переводчики, в том числе и дружественные венесуэльские, касались вопросов, которые в книге не отражены, тем не менее было ясно, что профессор Страхов занимался их проработкой. Но эти вопросы были закрытой тематикой, которую у него хотели выудить. И Игорь Илларионович отлично чувствовал, что можно сообщать, а что не должно выходить за стены лабораторий.

Но все же — выходит. Причем выходит не за стены лаборатории Страхова, а за стены лаборатории Торсисяна. И встретился Игорь Илларионович с этим явлением совершенно случайно и заработал себе этой встречей только головную боль…

Глава вторая

С утра у профессора Страхова было две пары лекций в университете. В отличие от друга дочери Игорь Илларионович никогда и никуда не опаздывал, как и не приходил раньше времени. Была у профессора такая хорошая черта — он умел точно рассчитывать время, чтобы попасть туда, куда ему следовало попасть, строго к назначенному моменту. И обычно попадал минута в минуту. Общих затяжных разговоров в преподавательских комнатах Игорь Илларионович не любил, с коллегами по преподавательскому корпусу общался мало и вообще часто, если не было необходимости, даже не отметившись в преподавательской, сразу проходил в аудиторию, чтобы проводить лекции. Коллеги относили это к странностям его характера, но профессору можно иметь определенные странности.