Отягощенные счастьем - Романецкий Николай Михайлович - Страница 15

- Никуда меня не отправят! Ты плохо знаешь Дину. У Дины теперь действительно много денег. - Рэд усмехнулся. - Ей было ради чего рисковать.

- Зато ты Дину, похоже, хорошо… - Гута замолчала, не договорив. До нее вдруг дошло, что связывало мужа и дочку Барбриджа на самом деле. - Боже всемогущий! - воскликнула она. - Бо-же все-мо-гущий!!!

- Да-да, - сказал Рэд. - Все совсем не так, как ты себе представляла.

- О Рэд… - Гута снова заплакала.

Еще утром она поклялась, что сегодня Рэда к себе не подпустит, но теперь все изменилось. Потому что желание отомстить она очень хорошо понимала, потому что сама не раз испытывала подобное чувство.

А когда все закончилось, Рэд сказал:

- Неужели ты подумала, что я способен променять тебя на эту смазливую куклу?!

Она без слов потерлась носом о его щеку. Но тут же мысли ее вернулись к случившемуся. А потом убежали в завтра. И тогда она сказала:

- Если капитан Квотерблад спросит меня, где ты был вчера ночью, я не смогу соврать.

- А раньше могла, - со вздохом заметил Рэд.

- Раньше была совсем другая жизнь. Раньше я сидела в окопе и отстреливалась от всего мира. В последние дни мне показалось, что я наконец из окопа вылезла.

- Как хочешь, - сказал Рэд. - Только имей ввиду… Я не жалею о сделанном. Ни капли.

И было непонятно, что именно он имел в виду.

Полиция явилась в дом назавтра. Рада не было: он ушел на биржу труда. Гута только-только отвела Мартышку в школу, выслушав по дороге массу восторженных вскриков.

Впрочем, капитан Квотерблад семью бывшего сталкера Шухарта на этот раз своим персональным вниманием не почтил, прислал какого-то плюгавого, весьма смахивающего на серого мышонка сержантика.

Мышонок не стал ходить вокруг да около, спросил напрямик:

- Миссис Шухарт, где ваш муж был прошлой ночью?

- Веточки корявые, а вам что за дело? - сказала Гута.

Мышонок и глазом не моргнул:

- У нас есть в отношении вашего мужа кое-какие подозрения. Потому я и задал вам такой, вопрос.

- Мой муж спал! - Гута тона не смягчила. - Сладко-пресладко! Под моим теплым боком!

- Я имею в виду не сегодняшнюю ночь, - напомнил мышонок.

- Если вы полагаете, что ночи у нас отличаются друг от друга, то ошибаетесь, - сказала Гута, поражаясь вновь вернувшейся к ней решимости. - Муж был дома. А что случилось?

- Умер старый Барбридж.

- Ах вот в чем дело! - Гута тщательно разыграла возмущение. - И вы, разумеется, решили, что его убил Рэд Шухарт по прозвищу Бешеный?!

- Не имеет никакого значения, что мы решили! - В голосе мышонка тоже зазвучали стальные нотки. - Я вас спрашиваю, где был ваш муж прошлой ночью!

Гута не сбавила тон:

- Вы меня простите, но причины убить Барбриджа имелись у доброй половины города Хармонта! И добрая половина города Хармонта не слишком расстроится, узнав, что эта мразь наконец отдала Богу душу… Что же касается моего мужа, то он всю прошлую ночь трахался. Естественно, в своей собственной постели со своей собственной женой.

9. Мария Шухарт, 15 лет, абитуриентка

Едва ушел дядя Дик, приперлась старуха Норман.

Папка, ясен перец, на звонок не откликнулся, продолжал себе торчать в гостиной. К соседке вышла мать, пригласила на кухню.

День открытых дверей какой-то, подумала Мария, но ПРИСЛУШАЛАСЬ: частенько разговоры мамы со старухой Норман были достаточно прикольными. Однако на сей раз беседа поначалу как бы ничего особенного из себя не представляла. Принялись пережевывать кухонные рецепты, нестираное белье и прочую лажу. Мария вернулась к учебникам. Однако полностью разговор не погасила, цеплялась краешком внимания. И потому услышала вопрос соседки:

- Скажи мне, Гута, старик ваш требует за собой какого-нибудь ухода?

Мать удивилась такому вопросу, но ответила честно:

- Нет, Эллин. Он же не ест, не пьет и в туалет не ходит. Я, конечно, делаю для него кое-что, кровать, скажем, разбираю на ночь. А утром застилаю снова, несмятую… В общем, скорее это даже не для него, а для себя… Чтобы по-человечески было, понимаете?

- Понимаю, - сказала старуха Норман. - А вот у меня Стефи изменился… Словно хочет чего-то…

- Не может быть, - сказала мать. - Мумики никогда ничего не хотят, потому что…

- Я тоже раньше так считала, - оборвала ее старуха Норман. - Но вот в последнее время… - Она помедлила. - Когда я ухожу из дома, там что-то происходит. Передвигаются стулья, пачкается посуда, разбрасывается спальное белье. Приду, уберу, наведу порядок. А потом опять все повторяется. Причем пока я с ним, тишь и гладь. Стоит же выйти, все сначала. Как в детстве, бывало, когда он был ребенком…

Мария улыбнулась. Наконец-то старуха Норман заметила, что и в ее доме что-то творится…

- Веточки корявые, не может быть! - повторила мать. - Они же еле движутся. Папаня пока руку поднимет, четверть часа пройдет.

- Стало быть, по-вашему, я сошла с ума? - В голосе старухи Норман послышалось нескрываемое раздражение.

- Да нет, конечно, - отозвалась мать. - То есть я хочу сказать… Ну я просто не знаю. У нас ничего такого никогда не случалось.

Так уж и не случалось, подумала Мария. Очень даже случалось. И не такое еще!

- Вот я и думаю, - продолжала старуха Норман, - что Стефан делает все это для того, чтобы за повседневными заботами я забывала о его смерти. Такой чуткий мальчик…

Марии очень хотелось посмотреть сейчас на мать. Наверное, та в изрядно обалделом виде. И не удивительно! Судя по всему, у старухи Норман после того, как к ней тоже явился мумик, совсем башня рухнулась.

- Мария! Маменька у вас?

В отличие от деда Шухарта. Стефан Норман всегда начинал разговор первым.

- Да, у нас.

- Языком молотит, как всегда?

- Беседует с мамой, - дипломатично ответила Мария. Тебя, тормоз, мне еще не хватало, подумала она.

- О чем?

Мария пересказала содержание разговора матери со старухой Норман.

- Так-так, - сказал Стефан. - Старая стерва сделала выводы из происходящего с точностью до наоборот… Послушай, Мария, у меня к тебе есть просьба. Объясни ей суть. О том, что в нашем доме бардачишь ты, можешь не рассказывать. Пусть виновником буду один я. Все равно ведь ты делаешь все это по моей просьбе.

Мария подумала и ответила:

- Я не могу объяснить ей суть. Такая новость будет для нее слишком крутой.

- Тогда грохни старуху. - Слова сыпались, как песок в песочных часах, - равнодушно и размеренно. - Ведь ты можешь и это.

Да, подумала Мария, это я могу и могу очень чулково. Но неужели мама родила меня только для того, чтобы я помогала давно умершим и убивала живых!

- Прикончи ее сам.

- Но ты же знаешь, какое у меня тело. Пока я воткну в нее перо, она тысячу раз проснется и когти рванет.

- А может, после твоей попытки ничего больше и не потребуется. Она или просто испугается, или сшурупит, в чем прикол. И в том и в другом случае она тебя отпустит.

- Как бы не так!… Она и раньше-то не шибко шурупила, а уж теперь от радости и вовсе что-либо соображать перестала. Впрочем, главное совсем не в этом. Как я ей в глаза посмотрю, когда она умрет?! Пусть я и не люблю мать, но убивать собственными руками не стану.

- Я убивать твою мать тоже не стану, - сказала Мария.

- Как же ей объяснить, что мне мое возвращение домой не нравится?

- Уйди на подзарядку и больше не появляйся.

- Если бы… - Голос Стефана стал печальным. - Мы же над собой не властны. Пока она этого желает, я снова и снова буду к ней возвращаться. Окажись я стариком, как твой дед, мне бы, может, и улыбалось, что я кому-то нужен. Даже в таком виде… - В голос вернулось ожесточение. - Но меня она и при жизни своими заботами достала!

- Тогда напиши ей письмо, - сказала Мария. - И отвали от меня! Я не стану грохать твою мать. И разбрасывать вещи у вас в доме больше не буду. Потому что это совсем не детские шалости, как кажется твоей матери.